Владимир Кузнечевский - Сталин: как это было? Феномен XX века

• Название: Сталин: как это было? Феномен XX века
• Автор: Владимир Кузнечевский
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1631-0

Это был выдающийся государственный и политический деятель национального и мирового масштаба, и многие его деяния, совершенные им в первой половине XX столетия, оказывают существенное влияние на мир и в XXI веке. Тем не менее многие его действия следует оценивать как преступные по отношению к обществу и к людям. Практически единолично управляя в течение тридцати лет крупнейшим на планете государством, он последовательно завел Россию и её народ в исторический тупик, выход из которого оплачен и ещё долго будет оплачиваться не поддающимися исчислению человеческими жертвами. Но не менее верно и то, что во многих случаях противоречивое его поведение было вызвано тем, что исторические обстоятельства постоянно ставили его в такие условия, в каких нормальный человек не смог бы выжить ни в политическом, ни в физическом плане. Так как же следует оценивать этот, пожалуй, самый главный феномен XX века — Иосифа Виссарионовича Сталина?

---

Я хочу радикального изменения национальной политики, прекращения репрессий против грузинских противников Сталина, прекращения административного зажима партии, более твердого курса на индустриализацию и честного сотрудничества наверху. Сталинская резолюция по национальному вопросу никуда не годится. Грубый и наглый великодержавный зажим ставится в ней на один уровень с протестом и отпором малых, слабых и отсталых народностей. Я придал своей резолюции форму поправок к резолюции Сталина, чтоб облегчить ему необходимую перемену курса. Но нужен крутой поворот. Кроме того, необходимо, чтоб Сталин сейчас же написал Крупской письмо с извинениями за грубости и чтоб он на деле переменил свое поведение. Пусть не зарывается. Не нужно интриг. Нужно честное сотрудничество. Вы же, — обратился я к Каменеву, — должны на конференции в Тифлисе добиться полной перемены курса по отношению к грузинским сторонникам ленинской национальной политики“.

Каменев вздохнул с облегчением. Он принял все мои предложения. Он опасался только, что Сталин заупрямится: “груб и капризен“. “Не думаю, — отвечал я, — вряд ли у Сталина есть сейчас другой выход“.

Глубокой ночью Каменев сообщил мне, что был у Сталина в деревне и что тот принял все условия. Крупская уже получила от него письмо с извинениями. Но она не могла показать письмо Ленину, так как ему хуже.

Мне показалось, однако, что тон Каменева звучит иначе, чем при расставании со мною несколько часов тому назад. Только позже мне стало ясно, что эту перемену внесло ухудшение в состоянии Ленина. По дороге, или сейчас же по прибытии в Тифлис Каменев получил шифрованную телеграмму Сталина о том, что Ленин снова в параличе: не говорит и не пишет. На грузинской конференции Каменев проводил политику Сталина против Ленина. Скрепленная личным вероломством “тройка” стала фактом».

Гляссер Мария Игнатьевна (1890-1951). В 1918-1924 гг. — личный секретарь Ленина по Политбюро. Ярая сторонница Троцкого. По этой причине в 1923 году Сталин, по согласованию с Зиновьевым и Каменевым, добивается ее отставки от участия в заседаниях Политбюро. До смерти Ленина она остается его личным секретарем. После смерти Ленина — научный сотрудник Института Маркса—Энгельса—Ленина. В политической жизни больше не участвовала.

С Троцким можно не соглашаться в его личных оценках политической ситуации. Но в том, что касается его описаний реальных событий, он ни разу не был замечен в их фальсификации. Позднейшие исторические исследования профессионалов ни разу ни в чем Троцкого не поправили. Похоже, что все в этот момент именно так и происходило. Ленин действительно шел к политическому разрыву с политикой Сталина (замечание Крупской здесь игнорировать невозможно). Но вот в оценке этих событий Троцкий либо ошибается, либо не захотел говорить правду.

А правда, как представляется, заключалась в том, что не бюрократизм волновал Ленина, как пишет Троцкий. Совсем иное волновало вождя: какая политическая система останется после его смерти в Советской России-СССР — сильная Россия, вокруг которой на унитарной основе будут объединены национальные республики (позиция Сталина) или же вождь оставит после себя прообраз Соединенных Штатов Европы (ленинское выражение) как платформу для грядущей европейской революции. Сильная Россия Ленину была не нужна, против ее возрождения он боролся всю свою сознательную жизнь. Троцкий здесь был ему действительно союзником. Грузия же была всего лишь поводом для столкновения двух этих противоположных позиций.

Троцкий не раз отмечал наличие у Ленина «безошибочного политического инстинкта» («Моя жизнь», с. 453). Этим инстинктом Ленин действительно обладал, и он видел, КУДА Сталин, если он станет преемником вождя, поведет страну.

Совершенно не понимала этого расклада тяготеющая к Троцкому Надежда Константиновна. Через месяц после похорон вождя она написала Троцкому в Сухум письмо, которое тот обнародовал в 1929 году в эмиграции в своих мемуарах, нимало не заботясь о том, как эта публикация может повлиять на ее судьбу.

«Дорогой Лев Давыдович, — писала Крупская. — Я пишу, чтобы рассказать вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще раз просматривал сам.

И вот еще что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у В. И. к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти.

Я желаю вам, Лев Давыдович, сил, здоровья и крепко обнимаю. Н. Крупская».

Вот на фоне такого развития ситуации начался XIII съезд РКП(б). За неделю до его открытия, 18 мая 1924 года, вдова вождя предприняла неожиданный шаг. По-видимому, решив для себя, что со Сталиным как с генеральным секретарем ЦК еще не поздно покончить и поставить на это место кого-то другого, Крупская внезапно решается и несет последние письма Ленина в ЦК, называет их «Завещанием Ленина» (позднее они получат название «Письма к съезду») и настойчиво требует немедленной их огласки, ссылаясь на последнюю волю Ленина.

В ЦК в этот же день создается Комиссия по приему документов Ленина в составе Зиновьева, А. Смирнова, Калинина, Бухарина, Каменева, которая постановляет огласить их на ближайшем Пленуме ЦК и довести до сведения съезда.

Зиновьев в этой Комиссии играет первую скрипку. Он понимает, что получил в руки непобиваемые козыри для отстранения от партийной власти Троцкого и в то же время — средство для приструнивания Сталина.

И действительно, на этом съезде Г. Зиновьев и Л. Каменев сумели выключить из борьбы за наследие Ленина Л. Троцкого, заставив его «посыпать голову пеплом» и произнести фразу: «Никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии». Партия к этому времени уже перестала быть «своей» для Троцкого, хотя он этого еще не понял. Но предложение об исключении его, на котором настаивали Зиновьев и Каменев, не прошло. Против его исключения выступил Сталин, сумевший под флером борьбы Зиновьева и Каменева с Троцким за наследие вождя решить две своих задачи — сохранить за собой пост генерального секретаря ЦК и фактически дезавуировать Троцкого как мощную политическую фигуру.

Как пишет Рыбас, «Зиновьев и Каменев не увидели в его (Сталина) фигуре угрозы, полностью поглощенные застарелыми страхами. Легко представить, Зиновьев и Каменев, люди образованные и бывшие долгое время в эмиграции рядом с Лениным, сравнивали свой авторитет, свой интеллектуальный уровень с авторитетом и уровнем Сталина и считали, что этот упорный грузин создан только для того, чтобы готовить их победу и оставаться трюмным машинистом, не имеющим никаких шансов подняться на капитанский мостик»{68}.

Эта в целом верная, на мой взгляд, оценка нуждается только в одной коррекции. Речь должна идти не о Каменеве и Зиновьеве, а о Григории Зиновьеве. Это он долгие годы провел с Лениным в эмиграции, кормил с ним комаров в июле 1917-го в Разливе, это он с подачи вождя стоял во главе партийной организации Петрограда — колыбели революции. Кому же, как не ему наследовать Ленина? Поэтому и рванулся Григорий Евсеевич на первые роли в партии — выбил себе право сделать главный доклад на съезде.

Сталин был, конечно, потрясен шагом Крупской. Похоже, что в первый момент он вообще решил, что с высшей политической карьерой ему, быть может, придется распрощаться, и потому уже в ходе чтения ленинского «Завещания» по делегациям партийных организаций, прибывших на съезд, он заявил, что подает в отставку с должности генерального секретаря.

Отставка зависела, конечно, не от мнения делегаций, а от того, как поведут себя в этой ситуации Зиновьев и Каменев, пребывавшие на этот момент в ореоле единственных высших руководителей партии, авторитет которых никто не оспаривал. А они решили, что главную (и единственную) для них опасность представляет Троцкий. «Трюмного же машиниста» можно не опасаться и потому Сталина следует сохранить на должности генсека. Тем более что заниматься рутинной работой по восстановлению страны они оба даже в мыслях не держали, оставив такую тягомотную обязанность Сталину. Это была тяжелая работа, но Сталин за нее взялся.

А работы было невпроворот. Председатель ВСНХ СССР и заместитель председателя Совнаркома и Совета Труда и Обороны Алексей Рыков в 1923 году в докладе «Хозяйственное положение страны и выводы о дальнейшей работе» сообщил, что урожай в 1922 году «дал примерно 2,8—3,5 млрд. пудов валового сбора хлеба, то есть около 60—70% хлебной продукции довоенного времени, а промышленность сократила свое производство по сравнению с довоенным уровнем до 20—25%»{69}.

В течение 1922-го, 1923-го и половины 1924 года Сталин фактически один стягивал политические обручи вокруг рассыпающейся на части бочки советской государственности. По свидетельству технического секретаря Оргбюро и Политбюро Б. Бажанова о том, как проходили заседания высших органов партии (а других свидетельств на тот период мы не имеем), видно, что и председательствующий на заседаниях Политбюро Каменев, и Зиновьев, и Троцкий и другие до настоящей работы по управлению страной не «опускались». Их интересы вращались в высших сферах политики. Генсек же в это время, что называется, «пахал» внизу, в трюмном отделении.