Александр Панцов - Дэн Сяопин

• Название: Дэн Сяопин
• Автор: Александр Панцов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03602-4

Александр Панцов, известный китаевед, доктор исторических наук, профессор, автор нашумевшей биографии Мао Цзэдуна, представляет свою новую книгу — о преемнике «великого кормчего» — выдающемся реформаторе Китая Дэн Сяопине (1904–1997). На сегодняшний день это наиболее полное жизнеописание одного из крупнейших мировых лидеров второй половины XX века. Загадочная фигура творца «китайского экономического чуда», на практике доказавшего жизнеспособность «социализма с китайской спецификой», вот уже несколько десятилетий волнует умы на всех континентах; интригует общественность и сам феномен китайского коммунизма. Книга, основанная на ранее недоступных материалах из архивов России, Китая, США, в том числе хранилищ ЦК КПК и ЦК КПСС, написанная в живой и образной повествовательной манере, с экскурсами в историю и мифологию Поднебесной, несомненно, заинтересует как политиков, экономистов, историков, так и самый широкий круг читателей.

---

Во время речи Дэна все советские делегаты шумно выражали негодование, а «усатик» Пономарев (так за небольшие усы китайцы называли его между собой) несколько раз нервно стучал карандашом по столу. К чести Суслова, правда, надо сказать, что он в конце концов предложил прекратить полемику «без всяких условий», на что Дэн, не имевший на то указаний Мао, ответил: «Это можно. Прекратить несомненно можно, но есть одно условие: вы сначала должны признать, что ошибались. Ведь вы нас и так и сяк поносили, а мы вам ничего не отвечали, так разве это справедливо?»48

В общем, взаимопонимания достигнуто не было. Однако после завершения переговоров руководство советской компартии устроило прием по высшему разряду — в Екатерининском зале Кремля. Один из переводчиков Лю Юэжань рассказывает: «Помню… были Хрущев и остальные члены Президиума. Хрущев сел рядом с Дэн Сяопином. Прием начался после того, как журналисты сделали фотографии. Хотя Хрущев и изображал на лице обычную улыбку, выражение глаз у него было суровое. И действительно, во время перерыва, начав с албанских дел, он хотя и не напрямую, но атаковал КПК. Дэн Сяопин был человеком прямодушным, а потому, посмотрев в упор на Хрущева, сказал:

— Албанская партия труда — маленькая партия, но она может сохранять независимость и самостоятельность. Вы же должны побольше уважать других, не надо ни на кого оказывать давление.

— Это не только вопрос разногласий между КПСС и КПК, — повысил голос Хрущев, лицо которого стало наливаться краской. — Они взяли у нас золото и зерно, а в ответ обругали нас.

— Оказание помощи — это пролетарский интернациональный долг. Помощь оказывается не для того, чтобы контролировать и вмешиваться во внутренние дела. Вы помогаете, и вам помогают! — твердо ответил Дэн Сяопин»49.

Но Хрущев не успокоился и продолжал злобно нападать на Дэна. То и дело опрокидывая рюмку, он говорил, что китайцы непоследовательны в вопросе о Сталине: сначала поддерживали борьбу с культом личности, а теперь — нет, заводил разговор о Гао Гане: «Гао Ган был нашим другом, а вы его уничтожили, это недружественный акт по отношению к нам, но он [Гао Ган] все равно остается нашим другом!» — после чего переходил к Молотову: «Разве вам не нравится Молотов? Ну так и забирайте его себе, мы отдадим его вам».

В конце концов, поведя мутными глазами, он набросился на Кан Шэна:

— Статья «Да здравствует ленинизм!», опубликованная в Китае, с нашей точки зрения, ультралевацкая. Эти штучки вышли из-под твоего пера! Это ты проводишь левацкий догматизм!

Сухой и желчный Кан Шэн презрительно ухмыльнулся:

— Вы мне приклеили ярлык левого догматика. Я вам дарю ярлык правого оппортуниста.

Хрущев опешил, но потом поднял рюмку:

— Ну и ладно! Давайте тогда выпьем за наше обоюдное здоровье. До дна!50

Двадцать третьего сентября китайская делегация вернулась на родину, и Дэн доложил Мао и другим членам Постоянного комитета о ходе переговоров. Он считал, что «вопрос отношений КНР с СССР — не большой и не маленький. Не большой потому, что из-за него небо вряд ли обрушится, а не маленький потому, что действительно касается ряда принципиальных моментов… Если они сделают шаг [навстречу], то и мы сделаем, но если они сделают только один шаг, мы ни в коем случае первыми не сделаем следующий шаг»51.

Тридцатого сентября во главе новой делегации он вновь улетел в Москву — на этот раз для участия в редакционной комиссии представителей двадцати шести коммунистических и рабочих партий, разрабатывавшей итоговый документ для намечавшегося в ноябре в Москве совещания восьмидесяти одной «братской» партии. Но неспособность Дэна и Суслова (а по сути Мао и Хрущева) преодолеть разногласия сказалась и на работе редакционной комиссии. Представители двадцати шести партий, и прежде всего Компартии Советского Союза и Компартии Китая, согласовывали чуть ли не каждое слово. Но Дэн не унывал. Действуя в полном соответствии с инструкциями своего вождя, он был абсолютно спокоен52. И даже острил, веселя членов делегации.

— Эй, Чжан И, — обратился он как-то к жене посла Лю Сяо, — ты знаешь историю о том, как «кролик съел курицу»?

— Что? — удивилась Чжан. — Кролик?

— Да, — сказал Дэн. — Эта история произошла в тридцатые годы с Лу Диньи[70].

— В Яньани? — спросил кто-то.

— Мы в Яньани не выращивали кроликов, в Яньани мы делали доклады. Так вот Лу как-то выступал о Троцком [Толоцыцзи]: такой он, сякой. А говорил он на диалекте уроженцев города Уси [провинция Цзянсу], вот беда! И все время у него выходило «Туцзы чи цзи» [ «Кролик съел курицу»]. После доклада мы, несколько товарищей, никак не могли поверить, что кролик съел курицу, ну прямо как сейчас Чжан И, и, выйдя из зала заседаний, спрашивали друг друга: «Как такое может быть? Как кролик съел курицу?»53

Слушая эту и подобные истории, все хохотали и после таких разговоров готовы были к новой борьбе со скучным Сусловым.

В конце концов ценой невероятных усилий комиссия двадцати шести смогла более или менее согласовать «Заявление Московского совещания», которое должны были подписать в ноябре представители восьмидесяти одной партии. 23 октября Дэн отправился в Пекин, чтобы доложить обстановку, а уже 5 ноября вместе с Лю Шаоци, назначенным Мао главой делегации на Московском совещании, вновь улетел в столицу СССР. Теперь уже — заместителем Лю. Остановились они все на той же даче на Ленинских горах. Лю Шаоци плохо себя чувствовал и к изматывающей полемике с Хрущевым был явно не готов. Стремительное ухудшение советско-китайских отношений крайне угнетало Лю: оно задевало его лично. Дело в том, что его старший сын Лю Юньбинь (от бывшей жены, казненной гоминьдановцами в 1934 году[71]) с пятилетнего возраста (с 1930 года) жил, учился и работал в Советском Союзе, где после окончания МГУ женился на русской девушке. У Лю в Москве росла внучка, и ее судьба не могла не волновать Председателя КНР: Лю был человеком чадолюбивым. Вот почему в тот приезд он подолгу бродил один в лесу около дачи и беспрерывно курил одну сигарету за другой. Он и так-то был человеком замкнутым, а тут совсем стал угрюмым.

А Дэн по-прежнему был ясен и энергичен. Казалось, от обтрой полемики со «старшими братьями» он получает изрядную долю адреналина и дискуссия чрезвычайно его увлекает. Он опять сражался с Сусловым и Хрущевым, в то время как Лю Шаоци лишь изредка вставлял фразы. Но в итоге совещание закончилось подписанием компромиссного документа благодаря совместным усилиям делегатов всех стран. Советская сторона приняла отстаивавшиеся китайцами тезисы о неизменной природе империализма и о равноправии всех компартий, а китайцы согласились вставить в «Заявление» тезисы о значении XX съезда КПСС и о «мирном переходе». Лю Шаоци поставил свою подпись, после чего Дэн и другие члены делегации китайской компартии 2 декабря со спокойной совестью выехали на родину. (Лю же как глава КНР остался с официальным визитом по приглашению Верховного Совета СССР; в Пекин он вернется только 9 декабря54.)

Мао расценил результаты совещания и работу Дэна как «успех», заметив, что комиссия 26-ти «работала плодотворно; это хорошо, что были споры и дискуссии»55. А Дэн, вернувшись из Москвы, с головой ушел в экономические проблемы.

Еще летом 1960 года ситуация в Китае обострилась до крайности. В июне Чжоу вынужден был сообщить Мао, что сельское хозяйство разрушено56, после чего в июле глава Госплана, старый друг Дэна Ли Фучунь, предложил принять новый экономический курс — на «урегулирование, укрепление и повышение». А Чжоу добавил: «И на пополнение»57. По словам премьера, цель нового курса заключалась в том, чтобы «ликвидировать определенные диспропорции, которые возникли из-за „большого скачка“»58. Даже Мао стало ясно: ситуация вопиющая, хотя никакой личной вины за провал «большого скачка» он не чувствовал, чем, собственно, отличался от благородного мужа древности, о котором Конфуций как-то сказал: «Благородный муж испытывает стыд, если сказанное им претворить невозможно»59.

В сентябре 1960 года Мао потребовал от членов Постоянного комитета Политбюро сделать основной хозрасчетной единицей на селе «бригады», или, по-другому, «производственные звенья», состоявшие из двухсот или чуть более человек. Горячо же любимые им «народные коммуны» должны были остаться только основными административными объединениями, а также одним из важнейших составных элементов трехступенчатой системы собственности в деревне. (По решению расширенного заседания Политбюро, состоявшегося в феврале — марте 1959 года, «народные коммуны», объединявшие по 40–50 тысяч человек, делились соответственно на «крупные производственные бригады» по шесть тысяч человек в каждой и на находившиеся на нижнем уровне «производственные бригады» или «звенья». Каждой ступени собственности соответствовал свой уровень обобществления.) Дальше в вопросах хозрасчета он отступать не собирался и лишь в самом начале ноября 1960 года утвердил выдвинутую по инициативе премьера директиву ЦК, разрешавшую «коммунарам» иметь небольшие приусадебные участки и заниматься подсобными промыслами в ограниченных масштабах60.