Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

• Название: История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции
• Автор: Сергей Нефедов
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91129-064-1

Монография посвящена анализу российского исторического процесса в свете современных историко-социологических теорий. Конечная цель исследования – дать ответ на вопрос: можем ли мы на сегодняшнем уровне знаний объяснить российскую историю?

Книга адресована специалистам-историкам, аспирантам и студентам вузов, а также всем любителям истории.

---

Характерно, что правительство пассивно отнеслось к этому бедствию и в отличие от времен Петра I и Анны Иоанновны не пыталось конфисковать хлебные излишки и раздавать их голодающим. Монархия уже не имела сил для энергичного вмешательства в частную хлебную торговлю. «Ныне, когда большая часть государства с голоду помирает, – писал М. М. Щербатов, – кажется, на сие правительство наихолоднейшим духом смотрит».[717]

По существу, кризис 1787–1788 годов был подобен кризису 1723–1726 годов, только теперь хлеб у народа отнимала элита, а не государство. Новая трансформация структуры, как и все предыдущие, привела к отнятию ресурсов у народа и к голоду. Свидетельством нового усиления Сжатия было падение естественного прироста населения. Естественный прирост в Центральном регионе уменьшился с 0,73 % в 1763–1782 годах до 0,26 % в 1783–1795 годах (см. рисунок 2.2). Другим свидетельством уменьшения потребления было существенное уменьшение роста рекрутов, родившихся в 1780-х годах (см. рисунок 3.8).

Кризис 1787–1788 годов стал одной из причин последовавшего затем уменьшения ренты: в период после голода помещики уже не могли повышать оброки. Между тем чрезмерная эмиссия ассигнаций в конце правления Екатерины II вызвала инфляцию. Помещики не могли угнаться за быстрым ростом цен: в Тульском имении Юсуповых оброк в переводе на хлеб уменьшился с 11 пудов в 1778–1782 годах до 6 пудов в 1890-х годах.[718] А. Б. Куракин не стал состязаться с ценами и перевел своих крестьян на барщину. А. М. и Д. М. Голицыны увеличили в 1793 году оброк до 4 рублей с души мужского пола, но в хлебном исчислении душевой оброк уменьшился до 6 пудов. Правда, рента в имениях Голицыных, по-видимому, была меньше, чем у их соседей: А. М. Голицын писал, что другие помещики берут по 6 рублей (то есть по 9 пудов).[719] Мы не имеем массовых данных по Тульской губернии, но данные по Тамбовской и Рязанской губерниям говорят, что в 1788–1793 годах средний оброк составлял 9 – 10 пудов. Благодаря уменьшению ренты потребление оброчных крестьян несколько возросло.[720]

Таким образом, помещики временно отступили, потребление крестьян увеличилось, голод прекратился, и естественный прирост населения снова вырос (см. рисунок 2.2). Страна вышла из кризиса, и Сжатие на время ослабло. Это улучшение ситуации, по-видимому, было связано также и с новой политикой монархии, с возвратом к этатизму и ограничением барщины императором Павлом I.

3.8. Павел I: вторая попытка трансформации по прусскому образцу

Сын Екатерины II и Петра III, Павел был воспитан по учебной программе французских дофинов, он знал французский, немецкий, итальянский языки, изучал историю, географию, естественные науки. Особое внимание уделялось изучению французской литературы: наследник престола штудировал Корнеля, Вольтера, Руссо. Он почитал Руссо до такой степени, что во время путешествия по Европе в 1781 году специально посетил Эрменонвиль, чтобы возложить цветы на могилу философа. Идеалом Павла был Фридрих Великий, во время пребывания в Берлине прусский король произвел на великого князя такое впечатление, что Павел стал подражать ему даже в мелочах – в одежде, в походке, в манере ездить на лошади, в режиме дня, в грубоватом солдатском обхождении. Речь шла не только о подражании королю: идеалом Павла было прусское «регулярное государство» – четкая бюрократическая организация, регламенты, дисциплина, военная выучка – то, чем Пруссия славилась во всей Европе. Вернувшись в Россию, Павел создал в Гатчине «маленькую Пруссию»: чистый городок с аккуратными домиками, больницей, школой, четырьмя церквями разных исповеданий и караульными будками, окрашенными в прусские государственные цвета. В Гатчине было несколько устроенных по прусскому образцу мануфактур и обученная по-прусски маленькая армия. Армия была одета в прусские мундиры, ее возглавлял прусский полковник, а офицеры – хоть и русские – придумывали себе вторые немецкие фамилии.[721]

О приверженности Павла теории «регулярного государства» и «общего блага» говорит его «Наказ», написанный по случаю отправления на войну со Швецией в 1788 году. «Предмет каждого общества – блаженство каждого и всех… – писал Павел. – Крестьянство содержит собою все прочие части и своими трудами, следственно, особого уважения достойно…»[722] К. Валишевский утверждает, что цель Павла «заключалась в том, чтобы подражать Фридриху II, следовать по стопам Петра Великого, продолжать работу Петра III…»[723] Петр Великий начал построение российского «регулярного государства», Петр III попытался его продолжить, а правление Павла было уже третьей попыткой такого рода. Однако еще в 1776 году хорошо знавший Павла и симпатизировавший ему Фридрих II предрек этой попытке печальной будущее. Прусский король выказал опасение, что Павлу с его гордым характером будет трудно удержаться на троне и управлять народом, распущенным слабым правлением императриц, что он должен страшиться участи, подобной участи его несчастного отца.[724]

Реформы Павла I, прежде всего, преследовали цель наведения порядка в государственных учреждениях, восстановления дисциплины в гвардии и в армии. Полторы тысячи малолетних офицеров были исключены из списков; примерно таким же было число отставленных за хищения; два десятка генералов и более ста старших офицеров были сосланы в Сибирь.[725] Особенно суровой была чистка в Конной гвардии, где из 139 офицеров были отставлены только двое.[726] «Начиная с Павла, – свидетельствует А. Ф. Ланжерон, – довольствие всегда выдавалось точно и даже до срока. Полковники не могли более присваивать то, что принадлежало солдатам».[727] Повышения теперь производились строго по старшинству, отпуск офицеров был ограничен 28 дня ми. Отягчение условий службы привело к увольнению многих офицеров-дворян; высвободившиеся вакансии заполнялись в значительной степени прибалтийскими немцами; это вновь привело к «опруссачиванию» русской армии. Во время войн с Францией 9 – 11 % офицеров имели нерусские фамилии; особенно много немцев было среди генералов.[728] Известна история, что когда собравшиеся в ожидании царя генералы обсуждали перипетии Кульмской битвы на немецком языке, вошедший А. П. Ермолов недоуменно вопросил: «Господа! Здесь кто-нибудь говорит по-русски?»

Условия службы офицеров при Павле стали намного более тяжелыми, но в армии возобновилась боевая подготовка, император сам принимал вахтпарады, заставляя гвардейцев маршировать «прусским шагом». Была введена прусская форма, в войсках появились «прусские» флигельманы, гренадерские полки были снова упразднены, количество кирасирских полков было увеличено с 6 до 16.[729] Многие современники, в том числе генерал Л. Л. Беннигсен, полковник Н. А Саблуков, писатель А. Коцебу подчеркивают заботливое отношение Павла I к солдатам: их жалование и довольствие были существенно увеличены, и – между прочим – солдаты впервые получили удобные и теплые шинели.[730]

Павел пытался отучить гвардию от роскошной и праздной жизни, превратить ее из скопища придворных в воинскую часть. Офицерам было запрещено ездить в каретах, носить шубы и муфты; мундиры отныне должны были шить из простого сукна, так что они были в 5 раз дешевле прежних. Был запрещен импорт европейских тканей, хрусталя, фарфора, зеркал и прочих предметов роскоши. Офицерам было запрещено брать в долг деньги и товары, за большие долги их сажали под арест, а их жалование шло кредиторам.[731] Император пытался личным примером противостоять тому стремлению к роскоши и моральному разложению, которое охватило русское дворянство при Екатерине II. Павел был скромен в быту и одежде, постоянно ходил в одном и том же простом мундире, экономил на дворцовых расходах. Многие наблюдатели отмечали стремление царя бороться с пьянством, развратом, карточной игрой.[732]

Павел считал, что (как и в Пруссии) военная служба должна быть для дворян делом рыцарской чести – отсюда его постоянные разговоры о «рыцарстве». В начале 1797 года император предложил всем дворянам выбрать себе службу, а также велел «наблюдать, чтобы все сословные преимущества соответствовали служебным заслугам, чтобы не было дворян-тунеядцев».[733] Это была не формальная отмена «вольности дворянства», а скорее форма морального давления, тем не менее это давление не могло быть приятным привыкшим к «вольности» помещикам. Были уничтожены губернские дворянские собрания и ограничено местное дворянское самоуправление. Таким образом, Павел I пытался более жестко регламентировать положение дворянства, не позволяя ему злоупотреблять «вольностью» и диктовать свои требования государству. Павел восстановил принципы неограниченной абсолютной монархии, независимой от воли сословий, но это не значило, что он был «противодворянским царем». Наоборот, в соответствии с идеалом Фридриха Великого, Павел относился к дворянству как к «благородному рыцарству» и отводил ему почетное положение – но в рамках регулярной абсолютной монархии. Как и Фридрих, Павел раздал своим «рыцарям» тысячи удельных крестьян – он искренне надеялся на «отеческое» отношение дворян к крепостным. По примеру Фридриха Павел утвердил монополию потомственных дворян на офицерские должности и отправил в отставку всех офицеров-недворян. Как и в Пруссии, для дворян был образован Вспомогательный дворянский банк, предоставлявший льготные ссуды под залог имений.[734]