Мартин Гринберг - Дорога Короля

• Название: Дорога Короля
• Автор: Мартин Гринберг
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08067-8

Конечно же, жанр «фэнтези» возник задолго до Толкина. Но именно он, Король, создатель удивительного мира Среднеземья, стал тем краеугольным камнем, той отправной точкой, с которых началось триумфальное шествие Маленького Народа — эльфов, хоббитов, гномов, орков, гоблинов и множества других жителей мира, существующего параллельно с нашим, — по бескрайним землям фантазии. Памяти Короля и посвящен этот уникальный сборник, собравший под одной обложкой имена, составившие золотой фонд современной фантастики.

---

Скэтваль наблюдал за ними с опушки леса, окаймлявшего пастбище. Он назвал Квелдальфа женщиной, поскольку тот сказал, что у него всего одно имя. И теперь, словно в отместку за это оскорбление, именно женщины собрались стайкой на поле, чтобы послушать этого халога, непостижимым образом превратившегося в вайдесского жреца.

Когда Скэтваль думал, что этот тип привлекает только женщин, он не чувствовал особой досады: в конце концов, он не мог отрицать, что даже в своем дурацком синем одеянии этот презренный Квелдальф выглядит вполне привлекательно, если не считать бритого черепа. Но даже и мерзкая привычка вайдесских жрецов брить голову вполне могла быть воспринята женщинами как некое экзотическое новшество в облике красивого мужчины, можно сказать идеального северянина. И, судя по страстным вздохам, вырывавшимся порой из груди той или иной женщины, «эти чертовы бабы» именно так и считали!

И Скэтваль злился; но особенно его раздражало то, что там была и его собственная дочь, Скьялдвор! Он видел ее светлую золотистую гриву во втором ряду женщин, собравшихся вокруг Квелдальфа. Где-то в глубине его глотки зародилось недовольное звериное ворчание. А что, если Скьялдвор воспринимает всю эту чепуху серьезно? Как ему тогда избавиться от этого Квелдальфа и остальных южан, когда придет время?

Скэтваль глухо зарычал от бессильной ярости. Нет, дочь, паршивку, следовало бы обручить с кем-нибудь еще года два назад, а может, даже три или четыре! А он, польщенный ее искренним желанием остаться с ним в Большом доме, позволил ей до сих пор гулять на воле. Интересно, какую цену ему придется теперь заплатить за собственное попустительство?

Он прямо-таки слышал, как жестокие, кровожадные боги халогов смеются над ним. Они-то отлично знали, что человеку всегда приходится платить за собственное мягкосердечие. Скэтваль взвыл, как раненый зверь. Неужели боги позволят потеснить себя только ради того, чтобы дать урок ему, Скэтвалю? Да он уже и так выучил этот урок наизусть!

С другой стороны, боги способны на все. Да и сами халоги, желая кому-то отомстить, мстят порой уже ради самой мести, не считая денег и не желая убедиться, что цель действительно оправдывает средства.

Летний ветерок, настолько легкий и приятный, что ему ничего не стоило обмануть человека и заставить его думать, будто такие дивные деньки будут продолжаться вечно, дохнув в сторону Скэтваля, донес до его ушей слова Квелдальфа.

Голос у жреца был красивый, звучный — голос настоящего мужчины. Хотя, с точки зрения прямолинейных северян, Квелдальф, пожалуй, зря воспринял столь изощренную вайдвескую манеру речи: казалось, он каждую мысль берет в руки, подносит к лицу и внимательно рассматривает со всех сторон.

Внезапно жрец умолк. Слушавшие его халоги, которым надлежало бы вовсю использовать слишком короткое здешнее лето, а не стоять возле иноземного сладкоречивого болтуна, дружно захлопали в ладоши. Скэтваль видел, как благодарно аплодирует жрецу Скьялдвор, как сияют ее ясные глаза, как она смотрит на Квелдальфа, приоткрыв губы в ласковой улыбке.

И тогда его охватило настоящее беспокойство.

Настоящее беспокойство охватило и Квелдальфа после нескольких дней богослужений в полях. Халоги, его родной народ — да, по-прежнему его родной народ, если голос крови значит не меньше, чем жизнь, почти целиком прожитая в чужой стране, — теперь собирались целыми толпами, чтобы его послушать. И они слушали его куда внимательнее и серьезнее, чем вайдессы там, на юге! Дело в том, что каждый житель Империи воображал себя великим теологом и стремился оспорить любую, с его точки зрения, неточность в изложении священного учения Фаоса. Халоги же всегда слушали с огромным почтением; они с серьезным видом кивали, словно подтверждая слова жреца, но ни в какие пререкания с ним вступать не решались.

И совсем не потому, что у них не было вопросов; вопросов у них было множество. Однако они проистекали не из содержания священного учения. Мало того, халоги и мысли не допускали о том, что учение это истинно и имеет смысл спорить как о его предпосылках, так и о содержании. Для халогов вообще все, что имело отношение к Фаосу, было вопросом открытым. Сомнению подвергалось даже само существование бога. Квелдальфа предупреждали об этом, но только прибыв на родину, он начал понимать, что это значит в действительности.

Например, никто из вайдессов никогда не спросил бы его, как это сделал один пастух в грубых сапогах, перепачканных овечьим навозом:

— А откуда тебе известно, что этот ваш Фаос именно таков, как ты говоришь?

— Что-то в нашем мире делается во имя добра, а что-то — во имя зла, — довольно туманно начал свой ответ Квелдальф. — Так вот, Фаос творит только добро, а Скотос трудится во имя тех бед, которые и обрушивает на людей. — И он сплюнул на землю между ступнями в знак презрения к темному богу Скотосу.

Пастух тоже сплюнул и недоверчиво пробормотал:

— Ну, это ты так говоришь… А тебе-то кто это сказал?

— Так говорится в священном учении доброго бога. Когда-то очень давно оно было записано со слов Фаоса его верными слугами.

И Квелдальф мотнул головой в сторону Тзумаса, который держал в руках копию священного учения. Но слова в этой книге для халогов не значили ровным счетом ничего; у них не было собственной письменности, а вайдесской письменности халоги и подавно не знали.

Однако сверкающая обложка из полированной бронзы, украшенная драгоценными самоцветами и эмалью — изображением телесной сущности Фаоса, — заставляла задуматься: не следует ли поразмыслить над тем, что скрывается под такой прекрасной обложкой? Как говорится в одной вайдесской пословице: «Стоит увидеть краешек подола, и уже догадываешься, каково само платье».

Но упрямый пастух не унимался:

— А что, этот бог прямо тебе свои священные слова говорил?

Квелдальф, не зная, как быть, растерянно покачал головой.

А вредный пастух продолжал:

— Ну, раз у тебя с ним самим разговора не было, так с какой стати мне твоим словам верить? Когда я, к примеру, гром слышу, или вижу, как из земли проклевывается зеленый росток, или со своей женщиной в постели кувыркаюсь, так все это — вещи, которые я знаю сам. И мне не стыдно поклоняться богам, которые все это создали. А поклоняться какому-то богу, который что-то там когда-то сказал? Если он вообще говорить умел!.. Ха!

И пастух снова сплюнул.

Квелдальф услышал, как у него за спиной один из вайдессов — похоже, Нифон — тихо промолвил:

— Да это же богохульство!

И Квелдальф тоже почувствовал, как по всему его телу пробежала жаркая волна — такого жара не способно вызвать водянистое солнце севера. Сбривая волосы на голове, вайдесские жрецы одновременно давали и обет безбрачия в знак глубочайшей приверженности доброму богу. Квелдальф уже давно принял обет безбрачия, и это редко причиняло ему беспокойство.

С другой стороны, в Империи не было принято столь открыто, как бы между прочим, говорить о любовных утехах, а этот пастух упомянул об этом вскользь как о чем-то, само собой разумеющемся. И столь внезапно обнаженная истина заставила Квелдальфа остро почувствовать то, от чего он отказался.

— Если святые слова Фаоса, переданные мною, ничего не пробуждают в твоей душе, — обратился он к пастуху, — то вспомни о подвигах последователей его веры. Их очень много, и это они владеют землями от границ Макурана, что далеко на юго-западе, и вдоль берегов Вайдесского и Судоходного морей; а также их влияние распространяется по побережью Северного моря вплоть до границ с землями халогов. И вся эта огромная территория находится под эгидой одного человека, великого автократора Ставракиоса! Тогда как относительно небольшая страна халогов вся раздроблена и поделена между бесчисленными вождями. Разве этот пример не свидетельствует о могуществе Фаоса?

— Этот аргумент противоречит духу священного учения, — прошипел у Квелдальфа за спиной Нифон. — Варвары должны прийти к вере в доброго бога благодаря величию самого Фаоса, а не тех, кто лишь следует его учению.

— Не называй их варварами, — тихо шепнул ему Антилас. — Он ведь и сам один из них, вспомни-ка?

Нифон что-то проворчал. А Тзумас негромко возразил им обоим:

— Если уж для последователей учения Фаоса оно порой значит недостаточно ясно, то эти люди лишь впоследствии смогут понять его истинное величие. Пусть Квелдальф продолжает так, как хочет.

Подобное было вполне в духе вайдессов. Халоги, к которым взывал в своей проповеди Квелдальф, этих пререканий даже не заметили. А он, впервые с тех пор как прибыл в страну халогов, чувствовал, что у него по-настоящему серьезные слушатели.

«Интересно, отчего это так происходит, — думал он. — Ведь Нифон, в сущности, прав: аргумент, основанный на результатах учения, слабее, чем аргумент, почерпнутый из самой доктрины. Впрочем, северяне уважают силу, и, похоже, напоминание о могуществе вайдессов ничуть его проповеди не повредило».