Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

• Название: Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
• Автор: Сирило Вильяверде
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Сирило Вильяверде — один из основоположников кубинской прозы. Его роман «Сесилия Вальдес, или Холм Ангела» — панорама кубинской жизни 30-х годов XIX столетия. Острый романтический сюжет разворачивается на историко-этнографическом фоне Гаваны.

---

Хосефа заметила это и, обретая источник силы и самой слабости, заговорила:

— Не плачь, голубка моя, твои слезы для меня горше всего. Не надо горевать. Ты еще молодая, у тебя вся жизнь впереди — счастливая жизнь. И если ты даже не выйдешь замуж, все равно ты всегда будешь жить в достатке. Всегда найдется у тебя защитник и покровитель. А если и не найдется, господь милостив, он тебя не оставит… Вот мне и легче стало. Может, болезнь еще и отпустит меня… Кто знает? Ну же, девочка, успокойся, не надо унывать. Поди отдохни. Коли ты сейчас, ляжешь, то до рассвета сможешь еще поспать часа два и восстановить свои силы… Девушки твоих лет — как цветы в сказке: вот увяли, а вот и опять расцвели. Поди сюда, поцелуй меня и… расстанемся до утра. Да осенит тебя своим благостным крылом твой ангел-хранитель.

Но могла ли уснуть, могла ли думать об отдыхе Сесилия? Едва только отворились городские ворота и звуки дребезжащих колокольцев возвестили о том, что на улицах появились первые повозки угольщиков, девушка осторожно поднялась с постели и побежала к своей верной подруге Немесии, прося ее присмотреть за больной, сама же поспешила на улицу Милосердия, к доктору. Еще несколько дней тому назад, в предчувствии болезни, бабушка подробно объяснила Сесилии, где он живет. «Дом стоит на южной стороне улицы, — говорила бабушка, — как раз на полпути от одного угла до другого. Крыша у него плоска и, окошко — одно, забрано железной решеткой, дверь парадной — красная». По этому описанию Сесилия быстро отыскала то, что ей было нужно, но в доме не слышалось никакого движения и дверь оказалась запертой. Что было делать? Обстоятельства вынуждали Сесилию торопиться, и она решилась постучать. Взявшись за молоток, она ударила им один раз и стала с нетерпением ожидать, что из этого получится.

В доме по-прежнему царствовала мертвая тишина, но через несколько минут одна створка окна приоткрылась, и в нем показалось женское личико, такое красивое и румяное, что Сесилия остолбенела от неожиданности. Вообразите себе, читатель, огромные черные глаза, осененные дугами высоких бровей, маленький рот с ярко-алыми губками, выразительно очерченный орлиный нос, роскошные иссиня-черные волосы — одним словом, восхитительную головку, прелесть которой еще оттенялась очаровательной рамкой белоснежного батистового чепчика, кокетливо отделанного плоеным рюшем из вышитых кружев. Именно таково было впечатление, которое производил внешний облик доньи Агеды Вальдес, юной супруги знаменитого врача дона Томаса Монтеса де Ока.

Мы набросали словесный портрет этой дамы в полном соответствии с тем, как она была изображена на портрете кисти Эскобара, писанном масляными красками и являвшемся для нас в годы нашей юности предметом восторженного созерцания, ибо мы неоднократно имели возможность любоваться им в доме доньи Агеды на улице Милосердия, где он украшал одну из обшарпанных стен гостиной. Что же касается внутреннего, духовного облика доньи Агеды, то главенствующей его чертою, о которой нам придется здесь говорить, была ревность. Донья Агеда ревновала своего супруга к собственной тени, хотя дон Томас далеко не обладал теми внешними данными, которые делают мужчину привлекательным в глазах женщин. Но он был знаменитым врачом и богатым человеком, а донья Агеда придерживалась весьма низкого мнения о представительницах прекрасного пола и любила повторять, что для женщин легко увлекающихся или честолюбивых не существует уродливых мужчин.

Подстрекаемая своей злополучной ревностью, донья Агеда держала под неусыпным наблюдением не только своего мужа, но и всех пациентов, которых ему приходилось навещать, и всех тех, кто, уповая на его искусство хирурга и глубокие врачебные познания, являлся к нему на дом, в особенности же если эти страждущие носили юбку. Вот почему донья Агеда подымалась с постели ни свет ни заря, вот почему в тех случаях, когда по какой-нибудь причине сама не могла получить интересовавших ее сведений, опускалась в этой своей слабости до того, что учиняла допрос кучеру, собственному рабу, простоватому лукавцу, который хотя и сообщал ей изредка о событиях, действительно имевших место, однако по большей части морочил ей голову всевозможными россказнями и небылицами.

Поэтому читатель без особого труда представит себе, какова была тайная радость доньи Агеды, когда она, отворив окно, увидала перед собой молодую девушку, несомненно смешанной крови, да к тому же еще укутанную в богатую и, должно быть, очень дорогую шерстяную мантилью с цветной вышивкой, — ведь все эти обстоятельства неопровержимо свидетельствовали о том, что ранняя посетительница была не кто иная, как одна из приятельниц дона Монтеса де Ока, явившаяся к нему под видом пациентки.

— Что тебе нужно? — быстро и не без резкости спросила ревнивая дама, боявшаяся, как бы девушка не взялась снова за дверной молоток.

— Я пришла за сеньором доктором, — робко отвечала Сесилия, подходя к окну; при этом она подняла голову и устремила глаза на незнакомую сеньору.

«Эге! — подумала про себя донья Агеда, увидев, что девушка очень хороша собой. — Тут дело нечисто». — У доктора, — добавила она громко, — была сегодня беспокойная ночь, и теперь он спит…

— Вот несчастье! — воскликнула Сесилия в отчаянии, сопровождая свое восклицание горестным вздохом.

— А как зовут того доктора, которого ты ищешь? — спросили дама, и по губам ее скользнула коварная улыбка. — Ведь ты… может быть, совсем не туда попала, куда тебе надо?

— Мне надо сеньора доктора Томаса де Монтеса де Ока, — дрожащим голосом, но громко отвечала Сесилия. — Разве он не здесь живет?

— Верно, доктор Монтес де Ока живет здесь. А ты его знаешь, девушка?

— Я видела его всего несколько раз.

— Где ты живешь?

— На улице Агуакате, рядом с монастырем святой Екатерины.

— Это ты заболела?

— Нет, сеньора, заболела моя бабушка.

— А что, Монтес де Ока всегда ее лечит?

— Нет, сеньора.

— Тогда почему же ты пришла звать именно его, а не обратилась к кому-нибудь еще, кто живет с вами по соседству?

— Потому что бабушка хорошо знает сеньора дона Томаса, и сеньор дон Томас тоже ее знает.

— А где же они встречались?

— У нас дома и здесь, у вас.

— А ты живешь вместе с бабушкой?

— Да, сеньора.

— Твоя бабушка замужем?

— Нет, она вдова. Она овдовела задолго до моего рождения.

— И часто приходил Монтес де Ока к твоей бабушке?

— Несколько раз, я не считала.

— Добьешься от нее толку! А тебя Монтес де Ока знает?

— Не думаю. То есть я хочу сказать, что он едва ли когда-нибудь видел меня в лицо.

— А где же ты находилась, когда он навещал твою бабушку?

— Дома. Но бабушка принимала его одна. Я ему никогда на глаза не показывалась.

— Странно. А какая причина была у тебя от него прятаться?

— Никакой причины, сеньора. Просто случалось так, что, когда он приходил к бабушке, и бывала плохо одета.

— Так, так! Ты что же — боялась не поправиться ему? Разве ты не знаешь, что для тебя он слишком стар и некрасив?

— А я и не думала, понравлюсь я доктору или нет!

— Какие же такие дела связывают Монтеса де Ока с твоей бабушкой?

— Не знаю, сеньора. Но ничего худого в этих делах нет.

— Ты замужем?

— Нет, сеньора.

— Но у тебя, верно, есть жених, и ты скоро выйдешь замуж, не так ли?

— У меня нет жениха, и замуж я пока не собираюсь. Так как же, сеньора, можете вы мне сказать, будет ли доктор?..

— Но я же объяснила тебе, — прервала ее донья Агеда, — что у Монтеса де Ока была сегодня беспокойная ночь, и он не велел будить себя раньше десяти.

— Что же мне делать? — сокрушенно воскликнула Сесилия. — Вот беда, вот беда!

Восклицание это нашло живейший отзвук в ревнивом сердце доньи Агеды, и с тайным умыслом она спросила:

— А тебя как звать?

— Сесилия Вальдес, — сквозь слезы промолвила девушка.

— Сесилия Вальдес?! — изумленно и вместе с тем немного недоверчиво переспросила донья Агеда, но тотчас поспешно добавила: — Так что же ты стоишь? Войди в дом!

И донья Агеда, не дожидаясь ответа и возражения, самолично отодвинула тяжелый дверной засов, напоминавший формою букву Т, отперла дверь и с чистосердечной любезностью ввела девушку к себе в дом.

Как Сесилия ни была расстроена, однако от ее внимания не ускользнуло, что в этой красивой сеньоре было что-то странное, делавшее ее похожей на безумную. И все же девушка не испытывала страха: напротив, какая-то непреодолимая симпатия привлекала ее к этой женщине, и не только потому, что та обращалась с ней запросто, но также и потому, что странная сеньора была необычайно красива, а голос ее звучал чарующе нежно и мелодично. Словно подчиняясь обаянию некоей магнетической силы, Сесилия покорно и молча следовала за доньей Агедой, которая привела ее в столовую, выходившую окнами в патио, откуда в помещение проникал бледный свет занимающегося дня. Здесь донья Агеда уселась на стул спиной к большому столу полированного красного дерева, поставила Сесилию прямо перед собой, у своих колен, и, взяв ее за руки, принялась пристально всматриваться в ее лицо и оглядывать ее всю с ног до головы; так продолжалось довольно долго, причем, судя по возбужденным восклицаниям, то и дело вырывавшимся у доньи Агеды, она совсем позабыла, что перед нею не статуя, а живая девушка, отлично понимающая испанский язык.