Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

• Название: Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
• Автор: Сирило Вильяверде
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Сирило Вильяверде — один из основоположников кубинской прозы. Его роман «Сесилия Вальдес, или Холм Ангела» — панорама кубинской жизни 30-х годов XIX столетия. Острый романтический сюжет разворачивается на историко-этнографическом фоне Гаваны.

---

Но тут слезы побежали из глаз Сесилии, и рыдания заставили ее прервать свой рассказ. Однако, уязвленная тоном Леонардо и тем, как пренебрежительно он отозвался о Хосе Долорес, она быстро овладела собой и продолжала:

— Бывают неоплатные благодеяния, и человек, способный забыть их, не смеет смотреть людям в глаза. Хосе Долорес всегда оказывал мне знаки особенного внимания и уважения, а на этом балу он вступился за меня, рискуя собственной жизнью.

— Почему же пришлось ему за тебя вступаться?

— Потому что один негр оскорбил меня.

— То есть как оскорбил?

— А так — я отказалась с ним танцевать.

— Ты надерзила ему?

— Вовсе нет. Я даже не знала, кто он. Какой-то никому не известный негр. С какой стати было мне с ним танцевать? Кроме того, я уже обещала менуэт Бриндису. Да и вообще я не хотела танцевать с неграми. Я протанцевала с ними всего каких-нибудь два-три танца, и то приличия ради.

— И все это только из-за того, что ты пошла на бал для цветных…

— Я это и сама знаю. Теперь я всю жизнь буду раскаиваться, что была там. Мне кажется, это ускорило мамочкину смерть.

И Сесилия снова разрыдалась, а Леонардо, желая отвлечь ее от печальных мыслей или, быть может, выведать у нее о том, что происходило на балу и после него, спросил:

— А что это за негр оскорбил тебя?

— Не знаю. Я его никогда прежде не видела. Да и он меня не знал, а лишь догадывался, кто я. Вероятно, он и танцевать пригласил меня только для того, чтобы иметь возможность оскорбить. Этим он думал отомстить мне за какую-то обиду, которую, как он считает, ему нанесли из-за меня.

— Кто же его обидел?

— Он не сказал. Он только кричал, что по моей вине его разлучили с женой.

— Так это, наверно, был пьяный или сумасшедший.

— Нет, на пьяного он не был похож, скорей на сумасшедшего. Мне даже страшно сделалось. И еще он сказал, что знает меня с колыбели, что ему известно, кто моя мать, а с отцом моим он знаком очень близко, знает его как самого себя.

— Он не может знать твоих родителей, — назидательным тоном изрек Леонардо, — ведь ты подкидыш. Это просто нелепо!

— Да, вот что, — добавила Сесилия, припоминая. — Он сказал, что меня вскормила его жена, что будто бы я — мулатка, а моя мать жива, и она — сумасшедшая.

— И никто не узнал, как его зовут, этого мерзавца?

— Нет, потом все открылось. Один портной — он работает в мастерской Урибе — узнал его. Он назвал его Дионисио Гамбоа, но тот сказал, что его зовут совсем не так, что его имя — Дионисио Харуко.

— У, паршивый пес! — воскликнул Леонардо, сжимая кулаки и скрипнув от ярости зубами. — Ну, погоди, всыплют ему горячих, когда поймают! Как бог свят! Да еще и как всыплют! Тонда, верно, напал уже на его след. И какой он там к черту Дионисио Харуко! Зовут его, положим, Дионисио, это так, но никакой он не Харуко, — он Гамбоа, потому что принадлежит моей маме. Знаешь ли ты, что этот грязный, подлый, неблагодарный негр украл у папы старинный костюм, и мало того — он еще сбежал и оставил маму без повара! Никогда ни одному негру у нас в доме не позволяли того, что позволяли ему. И вот как он отплатил нам на добро! Ну ничего, он за это ответит! Мы сыщем его, где бы он ни скрывался, хоть на дне морском! Слово чести, его проучат, как он этого заслужил. Шкуру с него мало спустить за то, что он сделал! А ко всему прочему он еще и тебя оскорбил! Негодяй!..

В пылу негодования Леонардо не тотчас заметил, как напугали Сесилию его неуместные угрозы, не говоря уже о том, что он выставил себя перед нею в смешном виде, ибо девушка без особого труда сообразила, что ярость ее возлюбленного вызвана не столько оскорблением, нанесенным ее особе, сколько тем, что по милости какого-то негра семья сеньоров Гамбоа осталась без повара. Спохватившись. Леонардо добавил, с некоторым, правда, опозданием:

— Однако довольно об этом. Я другого не пойму: какая может существовать связь между тобою и тем, что Дионисио разлучили с его женой? Никакой, решительно никакой связи! Тебя, наверное, еще и на свете не было, когда мама отправила Марию-де-Регла, жену Дионисио, в Ла-Тинаху. Мария своим злонравием и строптивостью вывела маму из терпения. Но если ты тогда еще не родилась, то как же она могла стать твоей кормилицей? Вот кого она действительно выкормила — так это сестру Аделу. Полно, что за вздор! Дионисио просто ошибся или выдумал эту нелепицу только для того, чтобы сорвать на тебе свою злость. Вероятно, он думал, что может оскорблять тебя безнаказанно.

— Ну, если так, то это дорого ему обошлось, — с удовлетворением проговорила Сесилия. — Когда мы после бала возвращались домой, он подстерег нас на углу Широкой улицы и затеял ссору с Хосе Долорес. Они дрались на ножах, и этот негр почти сразу же упал…

— Он был убит?! — воскликнул Леонардо, никак не ожидавший подобной развязки.

— Кажется, нет. Он остался лежать на земле и громко стонал. Вам жалко, что кара настигла его так скоро?

— Нет, нет, — поспешил исправить свою оплошность Леонардо, ибо, проявив сочувствие к раненому рабу, он тем самим выказал неучтивость по отношению к возлюбленной. — Стану я жалеть о каком-то негре! Негром больше, негром меньше — не все ли равно. У нас этого добра хватает. Но меня огорчает то, что ты оказалась замешанной в какой-то грязный скандал, в историю с убийством! Не хочется и говорить об этом. Скажи мне лучше — какой врач лечил бабушку во время болезни?

— Монтес де Ока.

— Ого! Каким образом тебе удалось этого добиться?

— Я пошла к нему и пригласила его.

— Ты была с ним знакома?

— Нет, но я знала его в лицо.

— Может быть, с ним была знакома бабушка?

— Да, мамочка ходила к нему домой, и он тоже каждый месяц навещал ее.

— Он ее лечил?

— Нет, мамочка почти никогда не болела настолько серьезно, чтобы надо было обращаться к доктору.

— Так какие же могли быть между ними дела?

— Мамочка получала у Монтеса де Ока ежемесячный пенсион.

— Ежемесячный пенсион?! А, теперь я припоминаю: я слышал, что Монтес де Ока когда-то, очень давно, нанял у папы в кормилицы эту самую Марию-де-Регла, жену нашего повара. Надо было вскормить какого-то незаконнорожденного младенца, дочь одного из приятелей доктора. Теперь мне понятно, что именно ввело Дионисио в заблуждение. Он, вероятно, вообразил, что та девочка — это ты. Само собой разумеется, это была не ты. Но, конечно, разве такого наглеца разубедишь! Тебя тогда еще и на свете не было. Посуди сама — ведь после той девочки Мария-де-Регла почти целых два года кормила нашу Аделу. И одно я знаю совершенно точно: негритянка эта испортила маме немало крови. А Монтес де Ока обещался платить папе за наем Марии по две золотые унции в месяц, но я подозреваю, что он так и не отдал отцу этих денег — Монтес де Она не любитель платить долги. Поэтому меня и удивляет, что вы ежемесячно получали от него какие-то деньги. Ты не знаешь, каково происхождение этого пенсиона?

— Происхождение? — недоуменно спросила Сесилия.

— Я хочу сказать, — уточнил свою мысль Леонардо, — может быть, ты знаешь, на каком основании или по какой причине выплачивался бабушке этот пенсион? Словом — откуда он взялся?

— Не знаю. Вернее, я никогда не пыталась это выяснить.

— Нет, ты знаешь, но только не хочешь сказать. Я по твоим глазам вижу.

— Значит, у вас испортилось зрение.

— Голову готов прозакладывать, что Монтес де Ока выплачивал этот пенсион по от себя лично.

— Я тоже так думаю.

— А! Вот видишь. Стало быть, ты все знаешь, а говоришь, что тебе ничего не известно!

— Но ведь вы совсем не о том меня спрашивали. Вы меня спросили, знаю ли я происхождение пенсиона или причину, почему его выплачивали. А об этом я и понятия не имею. Мне известно только, что Монтес де Ока выплачивал бабушке какие-то деньги от имени одного своего друга…

— Ты знаешь, кто этот друг? — перебил ее Леонардо.

— Я знаю его в лицо, — замявшись, отвечала Сесилия.

— Как его зовут?

— Ах, об этом, как говорится, пусть любопытный читатель догадывается сам.

— Нет, ты мне скажи! Скажи! — настаивал молодой человек, беря ее за руку. — Я хочу это знать не из любопытства, а совсем по другой причине. Я тебе потом объясню почему.

— Этот человек очень хорошо вам известен.

— Кто же он?

— Ваш отец.

— Мой отец! — вскричал Леонардо, пораженный столь неожиданным признанием. — Неужели мой отец мог забрать себе в голову… — Леонардо не договорил и, сдержавшись, добавил: — Ты в этом уверена?

— Совершенно уверена.

— И давно ты знаешь моего отца?

— О! С тех пор как помню себя.

— Где же ты с ним встречалась?

— Я постоянно сталкивалась с ним то на одной улице, то на другой. Куда, бывало, ни пойду, непременно наткнусь на него. Иной раз и думать про него забудешь, а уж он тут как тут. И вечно он на меня сердился, не знаю почему, и бранил меня — как только не честил: и непутевая, мол, я, и пропащая, и бесстыдница невоспитанная. И все пугал, что скажет солдатам, и они меня заберут.