Георгий Котлов - Несколько мертвецов и молоко для Роберта

• Название: Несколько мертвецов и молоко для Роберта
• Автор: Георгий Котлов
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Эротика
• Год: 2002
• ISBN: 5-8370-0179-4

Полупустынные улицы жалкого провинциального города. Праздно разъезжающий катафалк. Дезертир, ночующий в свежевырытой могиле или пытающийся повеситься, облачившись в нижнее белье своей возлюбленной…

Роман молодого прозаика Георгия Котлова — это одновременно и психологический триллер, описывающий реалии провинциальной России, и нежная, грустная история о странной и порочной любви.

---

Подошла Эля с девчонками и, беря меня за руку, сказала Свете:

— Вот иди и перди на пару со своим Вовкой?

Девчонки засмеялись. Света, у которой жениха-пердуна звали Вовкой, громче всех. Деревянный пол веранды был весь заплеван и усыпан окурками. В воздухе растворялся выпущенный задницей Светы углекислый газ. День был солнечный.

4

Дальнейшие поиски претенденток немного затянулись, потому что оставленный возле дома третьей претендентки катафалк был заставлен со всех сторон легковыми автомобилями и автобусами, на боках которых было написано: «Ритуальные услуги». Толпился народ, у женщин на головах были черные платки, у мужчин — белые повязки на руках, из подъезда четверо мужиков вытащили красный гроб и поставили его на две табуретки. У мертвеца, мужчины с желтым лицом, на лбу лежала бумажка с молитвой: «Господи, спаси. Господи, сохрани и научи меня оправданиям Твоим». Какая-то облезлая кошка залезла под гроб и стала умываться. Две женщины в черных платках тихо плакали, и было ясно, что делают они это из приличия, а сами только рады, что этот человек лежит в гробу, потому что, скорее всего, он был алкаш и, напившись, гонял по дому этих тихо плачущих женщин — жену и взрослую дочь. В душе все только радовались, что избавились от него.

Женщина с полиэтиленовым мешком на голове торчала в форточке на втором этаже, видимо, не зная, что смотреть в окно на покойника — плохая примета. Мы с Элей стояли в стороне, возле ее катафалка, и смотрели, как две женщины в черных платках тихо плачут из приличия.

Потом к гробу пробралась какая-то шебутная старуха в резиновых сапогах и стала громко кричать:

— Все мясо с мертвеца съели, один скелет остался! Одни кости остались! Сожрали, как звери. Не стыдно хоронить его так-то? Вас бы на его место!

— Эта старуха сумасшедшая, — сказала мне Эля. — И сын у нее сумасшедший, и муж сумасшедший. Вся семейка сумасшедшая. Все они по очереди в психушке лежат. Сейчас она дома, а сын и муж — на лечении.

Старуху почему-то никто не догадался прогнать. Похоронной музыки не было, прощальных речей — тоже. Все это заменяли громкие выкрикивания сумасшедшей старухи.

— Нажрались, да? Сытые морды! Полезайте в гроб, говорю вам! Нет у вас стыда, нет! Деньги у вас есть и больше вам ничего не надо! А ему? Что ему теперь надо? Все мясо сожрали!

Старуха, распаленная собственными выкриками, принялась тыкать пальцем в желтое лицо мертвеца, и лишь после этого какие-то мужчины увели ее. Уходить она не хотела и крепко ухватилась двумя руками за гроб, который пошатнулся и чуть было не свалился с табуреток. Старуху оторвали от гроба, и когда потащили прочь, она лягала мужчин, осыпая проклятьями, и один резиновый сапог слетел у нее с ноги и угодил прямо в облезлую кошку, которая умывалась под гробом. Кошка распушила хвост и бросилась в кусты перед домом, а сапог подняли и унесли за старухой.

Потом гроб запихали в один из автобусов и процессия отправилась на кладбище. Мы сели в свой катафалк и отправились к следующей претендентке.

5

Претендентке номер пять я не понравился, потому что она тут же принялась презрительно фыркать и в мою сторону даже смотреть не желала. Мне она тоже не понравилась. Возле носа у нее росла огромная бородавка, а большие, выпученные глаза делали ее похожей на полудохлую рыбу.

Претендентка номер шесть была беременной, с огромным животом, и выяснилось, что Эля не видела ее около года и она успела за это время выйти замуж, развестись, как Ирина, и теперь собиралась стать матерью-одиночкой.

— У меня будет девочка, — радостно сообщила она нам. — Ультразвуковое обследование это показало. Я назову ее Ниной. Скоро у меня будет Ниночка, моя дочурка, — саму беременную претендентку звали Олей.

Да, забыл сказать, претендентка номер четыре лежала в больнице с сифилисом, и об этом нам по секрету сообщила ее подружка, которая встретилась нам возле подъезда претендентки.

Претендентка номер семь отказалась знакомиться самым категорическим образом, заявив, что у нее начались месячные и мать к тому же не отпустит ее сегодня с ночевой. Мы ретировались, хотя у меня и в мыслях не было приглашать ее куда-то с ночевкой, а ее месячные мне вообще были до лампочки.

Претендентки номер восемь и номер девять уехали отдыхать в какой-то подмосковный санаторий и должны были вернуться приблизительно через недельку. Претендентка номер десять, бывшая Элина одноклассница, прихорашивалась перед зеркалом, давила прыщи, дожидаясь своего нового парня, с которым познакомилась несколько дней назад, и тогда Эля попросила ее показать школьные фотографии, чтобы я мог кого-нибудь выбрать. И на одной фотографии мне очень понравилась одна девочка, на левой щеке у нее была родинка, а сама она мило улыбалась застенчивой улыбкой, но когда я сказал подружкам, чтобы они познакомили меня с ней, они переглянулись, а Эля сказала:

— Она умерла, еще в девятом классе. У нее было белокровие, и незадолго до ее смерти мы всем классом навещали ее в онкологическом диспансере, и она лежача в палате очень грустная, а потом спустилась с нами на улицу, чтобы проводить. Мы принесли ей целый пакет фруктов, а через несколько дней она умерла. Очень симпатичная девочка была, все парни в нашем классе по ней сохли. Парень, который с ней дружил, был старше ее на четыре года, наглотался таблеток, жить не хотел, когда она умерла, но его откачали. Потом он уехал с родителями в другой город…

— Противно и глупо умереть от таблеток, — почему-то сказал я.

— А как не глупо и приятно? — спросила претендентка номер десять.

— Выстрелить себе в рот из револьвера. Чтобы мозги повисли на кафеле…

Когда Эля собралась отвезти меня к претендентке номер одиннадцать, я сказал ей:

— Слушай, может, хватит? Уже вечер.

— Хватит? — изумилась Эля. — Тебе сейчас позарез нужна женщина, с которой ты забудешь свою кикимору.

— Давай отложим это, — предложил я. — Или лучше знаешь что… У тебя есть друг?

— Нет, — сказала Эля. — Если я правильно поняла, ты имеешь в виду близкого друга? Нет, сейчас у меня нет парня.

— Ну вот. Может быть, я лучше попытаюсь забыть ее с тобой? Если ты, конечно, не возражаешь.

Эля не возражала, и я был рад, что оказался избавлен от дальнейшей канители с поиском претенденток. К тому же Эля понравилась мне больше других. По крайней мере, она не пукала в моем присутствии и не пыталась вытряхнуть скелет из моего шкафа при помощи дурацких тестов.

Мы поехали в дежурную больницу на Ботевградской улице разыскивать Михаила, моего приятеля.

6

В справочном бюро нам сказали, что никакой Михаил в последние три дня к ним не поступал, и посоветовали обратиться в приемный покой, где сперва с нами вообще не захотели разговаривать, потому что фамилию Михаила мы не знали, но потом сжалились и, полистав журнал, сообщили, что да, вчера ночью привезли какого-то порезанного парня, Михаила Копылова, ему сделали переливание, перебинтовали, и он, забрав окровавленную одежду, еще утром ушел домой. Потом приходил следователь, а потерпевшего уже и след простыл.

Я отказывался верить собственным ушам. Как мог уйти домой человек, чья окровавленная оболочка валялась вчера под фонарем? Может быть, Михаил воскрес и теперь бродит по улицам без пульса и дыхания, с одной эрекцией?..

Мне представился мертвец в истлевшей одежде, онанирующий ночью возле разрушенного женского туалета в парке. Луна освещает оскал черепа, голые, ослепительно белые задницы и разбивающиеся о кирпичи упругие струи мочи. Еще луна освещает девиз Михаила, мертвеца, вытатуированный у него на ребре ладони: «За Вас!»

Мы ушли из больницы, и я даже не стал спрашивать адрес этого зомби. Правда, перед уходом поинтересовался у медсестры в приемном покое:

— А не может ли быть какой-нибудь ошибки?

— Нет, — сказала она, устав от моей дотошности. — Ночью привозили одного порезанного, как раз Михаила, Копылова, крови было много, но ранения — непроникающие, неопасные для жизни. Еще он все кричал тут, что был на войне. Губастый такой парень…

Это он, подумал я, хотя, когда мы сюда шли, был уверен, что Михаила уже нет в живых. Я ждал, что медсестра, полистав свой журнал, равнодушно ответит, что парень, которого ночью привезли с порезами, скончался и отправлен в морг, но вместо этого она говорит, что он жив-здоров и уже ушел. Где он сейчас? Отлеживается дома? Скорее всего, торчит опять возле разрушенного женского туалета в парке и онанирует, глядя на белые задницы. В своем жалком воображении он, наверное, покрывает их бесконечными поцелуями, а потом упругая золотистая струя бьет ему прямо в рот, а не в ладонь, как вчера.

Думаю, я запросто мог бы отыскать Михаила, если бы только захотел. Но я не хотел видеть его, перебинтованного, онанирующего и, скорее всего, опять пьяного. Что мне хотелось, так это покрывать бесконечными поцелуями ягодицы моей возлюбленной, нежно вылизывать через зад складочки ее влагалища и наполнять свой рот ее золотистой мочой. Словами сказать нельзя, до чего же мне хотелось всего этого.