Джон Шерилл - Брат Андрей, Божий контрабандист

• Название: Брат Андрей, Божий контрабандист
• Автор: Джон Шерилл
• Жанр: Научная Фантастика

---

Пока мы пили и дымили сигарами, Тиле сидела спиной к окну, и яркое полуденное солнце делало ее волосы еще более синими, чем всегда. Она почти ничего не говорила, но я уже знал, что эта молодая девушка будет писать мне и, может быть, станет не только моей корреспонденткой.

22 ноября 1946 г. - последний день на родине. Я уже попрощался с Тиле и другими семьями в Горкуме. Теперь нужно было повидаться со своей семьей.

Если бы я знал, что вижу маму в последний раз, я бы не вел себя как рвущийся на фронт бравый солдат. Но я не знал и потому принял объятия матери как нечто должное. Я думал о том, как замечательно выгляжу: на мне хорошо подогнанное обмундирование, я в отличной физической форме, волосы по-армейски коротко подстрижены.

Я уже собирался уходить, когда мама достала из-под фартука маленькую книгу. Я сразу понял, что это Библия.

"Андрей, возьмешь ее с собой?"

Конечно, я сказал "да".

"Ты будешь читать ее, Андрей?"

Вы когда-нибудь говорили своей маме "нет"? Вы можете чего-то не сделать, но не можете сказать "нет". Я положил Библию в рюкзак, на самое дно, и забыл про нее.

Наше транспортное судно "Sibajak" достигло берегов Индонезии как раз перед Рождеством 1946 г. Мое сердце забилось в волнении от нахлынувших на меня тяжелых тропических ароматов. Полуобнаженные грузчики торопливо сновали вверх и вниз по трапам. Я вдыхал эти новые запахи, вслушивался в голоса торговцев, которые пытались привлечь наше внимание. Закинув рюкзак на плечи, под палящим солнцем я с трудом сошел вниз по трапу. Тогда я не подозревал, что через несколько недель буду убивать детей и невооруженных взрослых, таких же, как те люди, что сейчас толпились вокруг меня. Некоторые торговцы продавали обезшянок. На шее у зверьков были цепочки, и многие из них умели делать разные трюки. Меня страшно заинтересовали эти маленькие животные со своими серьезными, старческими мордочками, и я наклонился, чтобы получше рассмотреть их.

"Не трогай их!"

Я выпрямился и увидел, что ко мне обращается один из наших офицеров.

"Они кусаются, солдат". Офицер улыбался, но был в то же время очень серьезен. "И половина из них больна бешенством".

Он прошел дальше, а я убрал руку. Мальчишка побежал за офицером, громко обвиняя его в том, что тот помешал ему совершить сделку. Я вернулся в строй выгружавшихся солдат, но твердо решил, что обязательно заведу себе обезшянку.

Те из нас, кто были назначены в диверсионно-десантные отряды, были отправлены на ближайший остров для тренировки. Мне нравилось бегать и преодолевать препятствия: перелезать через стены, переправляться через реки и потоки, повиснув на лианах, ползком пролезать в трубы и тоннели, низко согнувшись под беспрерывным пулеметным огнем. Еще больше мне нравились рукопашные бои, где мы работали штыками, ножами и голыми руками. "Хай-хо!" Выпад, удар, опять стремительный выпад против врага с раскрытым ножом. Но почему-то мне никогда и в голову не приходило, что я учусь убивать людей.

В подготовку десантника входило развитие чувства уверенности в себе. Но здесь мне не требовалось большой тренировки. С самого детства у меня была ничем не обоснованная уверенность в том, что я сделаю все, что захочу.

Так было, например, с вождением тяжелой транспортной машины на гусеничном ходу, которая называлась Брен. Даже те, кто умел водить машину, с трудом справлялись с этой махиной. Я же вообще не умел водить. Но каждый раз, когда мы отправлялись на маневры, я наблюдал за водителем до тех пор, пока наконец не решил, что понял все, что требуется.

И вдруг однажды у меня появился шанс выяснить это на практике. Выйдя из штаба, я наткнулся на офицера.

"Ты умеешь водить транспортер, солдат?"

Я быстро отдал честь и еще быстрее ответил: "Да, сэр".

"Нужно поставить вон тот Брен в гараж. Пойдем".

Прямо перед нами на повороте стояла транспортная машина. Гараж находился в трехстах ярдах от нее. Там были припаркованы еще семь транспортеров один за другим. Я шлепнулся на сиденье водителя, а офицер уселся рядом. Я посмотрел на приборный щиток. Передо мной был ключ зажигания, и я помнил, что водитель прежде всего поворачивал этот ключ. Естественно, мотор чихнул и заработал. Так, а на какую педаль нужно теперь нажать? Я надавил на одну из них, и она легко подалась вниз, а я понял, что мне опять повезло. Я включил скорость, отпустил сцепление, и сильным рывком мы двинулись вперед.

Офицер взглянул на меня, но ничего не сказал: никто из водителей Бренов не ездит гладко и ровно. Но когда я на полном ходу пустился по улице лагеря, я заметил, что офицер обеими руками вцепился в поручни и крепко уперся ногами в пол. Мы промчались эти триста ярдов с одним маленьким недоразумением, в результате которого проходивший по улице сержант показал рекордную скорость реакции, буквально вылетев из-под колес нашей машины. И вот мы приблизились к другим транспортерам.

Но я уже понял, что попал в беду.

Я не знал, где находятся тормоза. Дрожащими руками и ногами я пробовал нажимать на все кнопки и рычаги, какие мог найти в машине. Среди всего прочего я включил акселератор, и последним рывком мы врезались в выстроившиеся транспортные машины. Все семь Бренов двинулись вперед, и каждый врезался в зад впереди стоявшего, пока мы наконец не остановились в дыму и гари и мотор нашей машины не заглох окончательно.

Я покосился на офицера. Он смотрел прямо перед собой широко раскрытыми глазами, по лицу градом катился пот. Он вылез из машины, перекрестился и ушел, даже не взглянув на меня. К транспортеру подбежал сержант и выдернул меня с водительского сиденья.

"В чем дело, солдат? Что ты натворил?"

"Он спросил меня, умею ли я водить машину. Но он не спросил, умею ли я останавливаться!"

Вероятно, мне повезло, что на следующее утро мы уезжали на первое боевое задание. Говорили, что нас посылают на выручку коммандос, которые в боях потеряли три четверти своего состава.

На рассвете мы вылетели на фронт.

И я сразу понял, что ошибался насчет этого приключения. Это была не просто опасность - опасность я любил - это было убийство. Теперь нашими мишенями стали не бумажные фигуры, а такие же отцы и братья, каких я оставил дома. Часто мы стреляли по простым мирным жителям.

Что же я делаю? Как попал сюда? Я был себе отвратителен.

Затем однажды произошел случай, воспоминание о котором преследует меня всю жизнь. Мы шли через деревню, которая еще не совсем опустела. Мы чувствовали себя уверенно, потому что были убеждены, что коммунисты не станут минировать деревню, в которой оставались их люди. Больше всего на свете мы боялись мин. Мы боялись их всегда. Эти омерзительные устройства могли выпрыгнуть у вас из-под ног, взорваться и оставить вас на всю жизнь пресмыкающимся калекой. В течение трех недель мы постоянно участвовали в боях и нервы у всех были на пределе. Вдруг где-то посреди деревни мы наткнулись на гнездо мин. Отряд пришел в бешенство. Без приказа, без причины мы открыли огонь по всему, что двигалось. Мы стреляли во все, что попадалось нам на глаза. Когда мы пришли в себя, в деревне не осталось ни

души. Мы обошли заминированный участок и прошли через уничтоженную нами деревню. На окраине я увидел зрелище, которое чуть не свело меня с ума. На земле в луже собственной крови лежала молодая индонезийская женщина с младенцем на груди. Оба были убиты одной пулей.

После этого я готов был застрелиться. Но знаете, в течение следующих двух лет я стал знаменитостью в наших войсках за свою смелость и отвагу. Я купил ярко-желтую соломенную шляпу и всегда брал ее с собой в бой. Это был вызов и приглашение. "Вот я! - кричала моя шляпа. - Стреляйте в меня!" Постепенно вокруг меня собрались ребята, такие же бесшабашные, как я, и вместе мы придумали лозунг, который был известен во всем лагере: "Будь мудрым - будь безумным!"

Все, что мы делали в течение тех двух лет, будь то на поле боя или на отдыхе в лагере, было крайностью. Если мы дрались, то дрались как безумные. Если пили, то пили до бесчувствия. Мы вместе таскались из бара в бар и били витрины местных магазинов пустыми бутылками.

Когда я очнулся от этих оргий, я никак не мог понять, зачем я это делал. Однажды мне пришло в голову, что, может быть, армейский капеллан в состоянии помочь мне. Я слышал, что его можно застать в офицерском баре, но, когда я нашел его, он был таким же пьяным и болтливым, как все остальные. Он вышел ко мне, но, узнав, с какой целью я пришел, засмеялся и сказал, что я сам справлюсь. "Но если хочешь, приходи на службу перед тем, как идти в бой, сказал капеллан, - тогда будешь убивать людей, удостоенный благодати". Он подумал, что отпустил очень смешную шутку, и вернулся в бар, чтобы рассказать ее остальным.

Тогда я обратился к своим корреспондентам. Я переписывался со всеми людьми, которым обещал писать, и теперь поделился своими сомнениями с некоторыми из них. Они же все написали мне в ответ фактически одно и то же: "Ты воюешь за свою страну, Андрей. Поэтому остальное не имеет значения".