Хокан Нессер - Карамболь

• Название: Карамболь
• Автор: Хокан Нессер
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-386-03930-1

Пустынное шоссе. Полночь. Дождь. Мокрый асфальт. Красная «ауди». Внезапный удар. Парень в спортивной куртке в придорожной канаве…

Человек мертв, и это дело его рук. Но убитого не вернешь, а от его признания никому лучше не станет. И тогда он принимает роковое решение: нужно просто исчезнуть и попытаться жить, как будто ничего не случилось…

Кто-то сбил совсем юного парнишку и скрылся с места преступления. Комиссар Рейнхарт начинает расследование. Но ни он, ни тот, кого он разыскивает, еще не догадываются, что эта смерть будет не последней.

Хокана Нессера по праву называют самым известным, самым читаемым и самым титулованным шведским автором детективов. Его романы считаются классикой жанра. Они имеют целую армию почитателей по всему миру. Их ценят как за лихо закрученные сюжеты, мастерски отработанные и досконально продуманные интриги, так и за тонкий психологизм.

---

Отметил, что, вероятно, чисто рефлекторно заглушил мотор, но фары оставались включенными. Отметил, что дождь льет так, будто разверзлись хляби небесные. Отметил, что мерзнет.

Он сел за руль и захлопнул дверцу. Пристегнул ремень безопасности и поехал. Видимость стала получше, словно стекла с внутренней стороны тоже промыло дождем.

«Ничего не случилось, — подумал он. — Ровным счетом ничего».

Почувствовались первые признаки приближения головной боли, но тут вновь возникли прохладные руки матери, и у него вдруг появилась полная уверенность в том, что в эвкалиптовой бутылочке все-таки чуть-чуть осталось.

2

Проснувшись, он сперва испытал невероятное облегчение.

Оно продолжалось три секунды, потом он понял, что это был не страшный сон.

А реальность.

Льющий дождь, внезапно дрогнувший руль, скользкая канава — все было реальностью. Тяжесть мальчика у него на руках и капающая в капюшон кровь.

Двадцать минут он лежал в постели, словно парализованный. То и дело его охватывала дрожь. Она начиналась в ногах, распространялась по телу, чтобы затем горящей белой молнией ударить в голову, и каждый раз казалось, что у него отстреливается какая-то жизненно важная часть мозга и сознания. Отмерзает или сгорает, чтобы больше никогда уже не восстановиться.

«Лоботомия, — подумал он. — Меня подвергают лоботомии».

Когда настырно красные цифры электронных часов показали 07.45, он поднял трубку и позвонил к себе на работу. Объяснил ставшим всего за одну ночь ледяным голосом, что подцепил грипп и вынужден провести несколько дней дома.

Ах, грипп.

К несчастью, да, но ничего не поделаешь.

Ну, звоните, если что-нибудь понадобится.

Нет, он полежит в постели. Будет принимать порошки и постарается много пить.

Ну да, конечно. До свидания.

Через полчаса он встал с постели. Подошел к кухонному окну и посмотрел на унылую улицу пригорода, где дождь временно уступил место тяжелому серому утреннему туману. Постепенно стала возвращаться мысль, которая, как ему помнилось, не отпускала его весь вчерашний вечер — и позже, в часы полной отчаяния бессонницы, пока ему наконец не удалось уснуть.

Ничего не случилось. Ровным счетом ничего.

Он прошелся по кухне. В чулане имелась непочатая бутылка виски «Гленалмонд», привезенная из летней поездки. Он открутил крышку и отпил два больших глотка. Вряд ли он когда-либо раньше вытворял подобное — пил виски прямо из горла; нет, такого никогда не случалось.

Он уселся за кухонный стол и стал, обхватив руками голову, ждать, пока алкоголь распространится по телу.

«Ничего не случилось», — думал он.

Затем поставил кофе и принялся обдумывать ситуацию.

В утренних газетах не было ни строчки. Ни в «Телеграаф», которую он выписывал, ни в «Ниуэ Блат», купленной им в киоске. На несколько мгновений ему почти удалось убедить себя, что все это кошмарный сон, но стоило вспомнить дождь, канаву и кровь, как стало ясно: тщетно. Это было на самом деле. Как виски на столе. Как крошки вокруг тостера. Как его собственные руки, бессильно и машинально перелистывавшие газеты, сбросившие их на пол и вернувшиеся к бутылке.

Он убил какого-то парня.

Сел за руль пьяным и убил подростка пятнадцати — шестнадцати лет. Постоял в канаве с мертвым телом на руках, а потом оставил его и уехал домой.

Так уж получилось. Ничего не поделаешь. Обратного хода нет.

Радио он включил только без нескольких минут десять, и в десятичасовых новостях получил подтверждение.

Подросток. Видимо, возвращался домой в Бооркхейм. Пока без имени.

Но точное описание места.

Погиб этой ночью. Предположительно, между одиннадцатью и часом. Тело обнаружили только рано утром.

Смерть, по всей вероятности, наступила мгновенно.

Никаких свидетелей.

Сбит машиной — тоже по всей вероятности. Водитель не мог не заметить случившегося. Призыв ко всем, кто этой ночью проезжал мимо места происшествия, и к тем, кто располагает какими-либо сведениями. Полиция заинтересована выйти на связь со всеми, кто…

Место огорожено, прошедший дождь осложнил работу, некоторые наметки имеются… Розыск водителя, скрывшегося с места… Новый призыв ко всем, кто…

Он выключил радио. Влив в себя еще два глотка виски, вернулся в постель. Довольно долго лежал, путаясь в мыслях, а когда во второй раз поднялся этим серым туманным утром, три из них выделялись отчетливо.

Три весомые мысли. Тщательно продуманные выводы, от которых он не собирался отступаться. Надо держаться за них — и будь что будет. Просто решил, и всё.

Первое: парень в канаве был мертв, и вина за эту смерть лежит на нем.

Второе: как он ни поступи, парня к жизни не вернуть.

Третье: сдайся он полиции, ничего в лучшую сторону не изменится. Ничего.

«Напротив, — мысленно добавил он. — Зачем компенсировать потерянную жизнь другой?» Его собственной.

Рассуждая таким образом, он сознавал, что находится на верном пути. Стал приходить в себя. Наконец. Главное — держать себя в руках. Не позволять себе дрогнуть.

Только и всего.

Днем он действовал методично.

Помыл в гараже машину, изнутри и снаружи. Сколько он ни осматривал правую часть капота и крыло, ему не удалось обнаружить ни намека на повреждения или отметины; он предположил, что зацепил парня довольно низко — наверное, слегка толкнул бампером на уровне коленей; ему представлялось — когда он вновь попытался воспроизвести сцену в мокрой канаве, — будто фатальный исход несчастного случая был вызван скорее столкновением мальчика с бетонной трубой, а не самим толчком на шоссе. От этого нести бремя собственной вины становилось — каким-то странным, извращенным образом — немного легче. По крайней мере, создавалось такое ощущение. И оно его устраивало.

Внутри машины, на водительском сиденье, имелась единственная неприятность: темное овальное пятно, размером с яйцо, на правом краю бежевой обивки. Предположив с полным основанием, что это, должно быть, кровь, он в течение получаса пытался ее отчистить. Тщетно; пятно осталось на месте — очевидно, глубоко въелось в ткань, и он решил в ближайшее время обзавестись махровым чехлом. Не сразу… лучше через недельку, когда история немного подзабудется.

Кое-какие следы крови мальчика имелись также на руле и рычаге коробки передач, но отделаться от них не составило труда. Бывшую на нем накануне одежду он тщательно собрал и сжег в камине гостиной, напустив немного дыма. Когда он покончил с этим, его на мгновение охватила паника при мысли о том, что его могут спросить об этих вещах. Однако он довольно быстро успокоился: представлялось маловероятным, чтобы на его след вышли или стали требовать от него отчета в столь тривиальных вещах. Обычные вельветовые брюки? Старый пиджак и серо-голубая рубашка? Он ведь мог отделаться от них как угодно: выбросить, пожертвовать при каком-нибудь сборе одежды.

Но главное: никто не выйдет на его след.

Ближе к вечеру, когда опустились сумерки и заморосил дождь, он отправился в церковь. В старую базилику Вроон, находившуюся в двадцати минутах ходьбы от его дома. Просидел полчаса в боковом приделе, сцепив руки и пытаясь открыться внутренним голосам — или голосам свыше, — но ничто не заявило о себе, не возникло ничего такого, что вызвало бы у него беспокойство.

Покидая безлюдную церковь, он осознал, насколько важным было для него это посещение — возможность вот так посидеть в церкви, без какого-либо умысла или надежд. Без ложных обещаний и мотивов.

Понял, что это явилось своего рода испытанием, и он его выдержал.

Удивительно, но, когда он вышел из-под темного свода, это ощущение стало сильным и недвусмысленным, сродни катарсису. По пути домой он купил две вечерние газеты; в обеих на первой странице была фотография мальчика. Кстати, одна и та же, хотя и в разной степени увеличенная: чуть раскосые глаза и зачесанные вперед темные волосы. Никакого капюшона, никакой крови. Он его не узнал.

Придя домой, он выяснил, что парня звали Вим Фелдере, что ему всего несколько дней назад исполнилось шестнадцать лет и он учился в школе Вегерс.

Обе газеты пестрели деталями, фактами и рассуждениями, а общую точку зрения на случившееся выражал заголовок на третьей странице «Пост»:

ПОМОГИТЕ ПОЛИЦИИ ПОЙМАТЬ СКРЫВШЕГОСЯ ВОДИТЕЛЯ!

Писали также кое-что о возможных последствиях в случае, если полиции удастся отыскать виновника. Судя по всему, ему грозило от двух до трех лет тюремного заключения.

Он прибавил употребление спиртного — что наверняка смогут установить с помощью услужливого ресторанного персонала — и увеличил срок до пяти-шести. По меньшей мере. Вождение автомобиля в нетрезвом состоянии. Неосторожная езда, повлекшая смерть другого человека. Бегство.