Хокан Нессер - Карамболь

• Название: Карамболь
• Автор: Хокан Нессер
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-386-03930-1

Пустынное шоссе. Полночь. Дождь. Мокрый асфальт. Красная «ауди». Внезапный удар. Парень в спортивной куртке в придорожной канаве…

Человек мертв, и это дело его рук. Но убитого не вернешь, а от его признания никому лучше не станет. И тогда он принимает роковое решение: нужно просто исчезнуть и попытаться жить, как будто ничего не случилось…

Кто-то сбил совсем юного парнишку и скрылся с места преступления. Комиссар Рейнхарт начинает расследование. Но ни он, ни тот, кого он разыскивает, еще не догадываются, что эта смерть будет не последней.

Хокана Нессера по праву называют самым известным, самым читаемым и самым титулованным шведским автором детективов. Его романы считаются классикой жанра. Они имеют целую армию почитателей по всему миру. Их ценят как за лихо закрученные сюжеты, мастерски отработанные и досконально продуманные интриги, так и за тонкий психологизм.

---

Пять-шесть лет в заключении. Какой в этом смысл? — подумал он. Кому от этого станет хорошо?

Он бросил газеты в пакет с мусором и достал бутылку виски.

3

Парень снился ему три ночи подряд, затем исчез.

По большому счету, так же обстояло дело и с газетами. О Биме Фелдерсе писали в пятницу, субботу и воскресенье, а когда в понедельник началась рабочая неделя, репортаж свелся к заметке о том, что у полиции по-прежнему нет никаких версий. Не объявилось никаких свидетелей, и нет надежных доказательств — что, собственно, может означать подобная формулировка? Юношу задавил неизвестный автомобилист, который затем, под покровом дождя и темноты, скрылся с места происшествия; это было известно с самого начала и оставалось известным четыре дня спустя.

В понедельник он вышел на работу. Воспринял это как облегчение и вместе с тем как своего рода «ослиный мост»[1] к нормальному образу жизни. Жизнь вновь покатилась по старой, избитой колее, привычной и в то же время какой-то чужой; по нескольку раз на дню он ловил себя на удивленных мыслях о том, как же на самом деле тонка пленка между рутиной и кошмаром.

Как она тонка и как невероятно легко рвется. Эта пленка.

После работы он поехал в супермаркет, в Лер, и купил новые чехлы. Сразу нашел цвет, почти не отличавшийся от цвета сидений, и когда позднее, изрядно потрудившись, сумел натянуть на них в гараже чехлы из эластичной ткани, почувствовал, что все наконец в порядке. Скобки закрыты. «Ничего» взято в скобки. Нанесен завершающий штрих в выработанной после трезвого размышления стратегии безопасности. Все меры приняты, все следы стерты, и он с некоторым удивлением осознал, что с момента трагедии прошла всего неделя.

Нет никаких признаков. Не появилось и намека на то, что ему придется отвечать за произошедшее в те роковые секунды в четверг вечером. В те жуткие и все более нереальные секунды, которые быстро удалялись в темноту прошлого.

Он справится. Он глубоко вздохнул, сознавая, что справится.

Правда, утверждалось — в паре газет и телепередач, за которыми он по мере возможности следил, — что у полиции есть кое-какие зацепки для расследования, но он понимал, что это лишь пустые слова. Неуклюжая попытка создать видимость большей осведомленности и компетентности, чем на самом деле. Как обычно.

Нигде ни словом не упоминалось о красной машине «ауди», стоявшей на обочине поблизости от места происшествия с включенными фарами. Этого он как раз опасался больше всего; возможно, не того, что кто-то обратил внимание на цвет или модель машины — еще меньше на регистрационный номер, — а того, что вообще заметили присутствие там какого-то автомобиля. Ведь мимо все-таки проехало две машины — пока он находился в канаве… или это было, пока он еще стоял на дороге? Уже успело забыться. В любом случае, две машины и мотороллер — это он помнил отчетливо. Водитель машины, ехавшей с противоположной стороны — из Бооркхейма или Линсхёйзена, — мог, в принципе, принять его «ауди» за встречный транспорт, прикидывал он, но двое остальных, должно быть, обратили внимание на стоявший на обочине автомобиль с включенными фарами.

Или это из разряда того, что выпадает из памяти? Из тех мелочей, что задерживаются там на несколько секунд или на полминуты, а затем исчезают навсегда? Трудно сказать, трудно узнать, однако, несомненно, именно этот вопрос не давал ему спать по ночам. Потенциальные, не проявляющиеся свидетели.

В четверг — после нескольких дней молчания в СМИ и через неделю после трагедии — появилась мольба семьи мальчика: матери, отца и младшей сестры. Они выступали по телевидению и радио, их фотографии напечатало несколько газет — с одной-единственной целью: заставить преступника прислушаться к собственной совести и объявиться.

Сознаться в содеянном и понести наказание.

Этот призыв, совершенно очевидно, был лишним доказательством того, что полиция пребывает в растерянности, не имея никаких улик. Никаких зацепок, никаких следов. Когда он увидел мать — темноволосую, неожиданно собранную женщину лет сорока пяти, сидевшую на диване в студии и обращавшуюся, получается, непосредственно к нему, — его поначалу охватил страх, но стоило ей исчезнуть с экрана, как он незамедлительно вновь обрел душевное равновесие. Он чувствовал и понимал, что, конечно, будет периодически подвергаться подобным приступам, но у него всегда найдется достаточно сил, чтобы собраться. Преодолеть слабость. Надо только не терять самообладания.

Приятно сознавать, что оно у него есть, что он обладает главным — волей.

Все же ему хотелось бы с ней поговорить.

Хотелось спросить: зачем?

Что бы это дало, если бы меня на пять лет засадили в тюрьму?

Я убил вашего сына, искренне сожалею, но произошел несчастный случай, и кто выиграет от того, что я сознаюсь?

Его интересовало, что бы она ответила. Неужели у нее действительно нашлось бы в чем его упрекнуть? Ведь всему виной несчастный случай, при несчастных случаях преступников не бывает. Нет вообще никаких действующих лиц, только неконтролируемые факторы и объекты.

Позже, вечером, он стал прикидывать, не послать ли семье анонимное сообщение. Или просто позвонить и изложить свою точку зрения, но понял, что это было бы слишком рискованно, и отбросил все подобные мысли.

Отбросил он и идею послать венок на похороны Вима Фелдерса, которые состоялись в переполненной церкви Кеймер в субботу, через десять дней после трагедии.

По той же причине. Риск.

Помимо родственников и друзей на церемонии присутствовало большинство учащихся и учителей школы Вегерс, а также представители различных организаций, занимающихся жертвами дорожно-транспортных происшествий. Подробную информацию о похоронах он прочел в воскресном номере «Ниуэ Блат», но это оказалось последним бурным всплеском публикаций, посвященных данному делу.

К своему удивлению, в понедельник он заметил, что ему чего-то не хватает.

Будто он чего-то лишился.

«Как в тот раз, когда я потерял Марианну», — подумал он несколько позже с тем же удивлением; сравнение показалось странным, но соотнести хоть с чем-то явно требовалось. С чем-то важным из собственной жизни. В течение десяти дней это кошмарное происшествие владело всем его существом. Проникало в каждую пору, в каждый уголок сознания. Хоть ему и удалось относительно быстро взять панику под контроль, она все же никак не отпускала. Таилась где-то внутри, готовая вырваться наружу. В последнее время его мысли вращались вокруг этой адской поездки чуть ли не каждую секунду — легкий удар и дернувшийся руль, дождь, безжизненное тело парня и скользкая канава… днем и ночью, и когда начали возникать периоды, свободные от этих размышлений, стало почему-то казаться, будто ему чего-то не хватает.

Образовалась некая пустота.

Как после одиннадцатилетнего бездетного брака… да, кое-какое сходство есть.

Видимо, я очень одинокий человек, сообразил он вдруг в те дни. С тех пор как Марианна покинула меня, не осталось никого, кто бы для меня, по большому счету, что-то значил. Ни единой души. Со мной происходят какие-то события, но я не действую. Существую, но не живу.

Почему я не завел себе новую женщину? Почему даже не попробовал? А теперь я вдруг стал кем-то другим.

Кем? Кто же я?

То, что подобные мысли возникли из-за того, что он задавил паренька, разумеется, казалось странным, но он не хотел копаться в этом глубже. Он решил, что не было счастья, да несчастье помогло, и следует что-либо предпринять, попытаться все-таки изменить жизнь, и внезапно — не дав себе времени все взвесить и передумать — он взял и пригласил на ужин женщину. Познакомились они случайно — в столовой; мест, как всегда, не хватало, и эта женщина села за его столик. Он не помнил, видел ли ее когда-нибудь прежде. Вероятно, нет.

Но она приняла приглашение.

Звали ее Вера Миллер. Она была рыжеволосой и жизнерадостной, и в ночь с субботы на воскресенье — через три с лишним недели после того, как он впервые в жизни убил человека, — он в первый раз за последние четыре года занимался любовью.

Следующим утром они вновь предались любовным утехам, после чего она рассказала, что замужем. Они немного поговорили о ее браке и об их романе, и он увидел, что для нее это куда серьезнее, чем для него самого.

А в понедельник пришло письмо.

Некоторое время назад Вы убили мальчика. Я ждал, что у Вас проснется совесть, но теперь понимаю, что Вы слабый человек, не отваживающийся отвечать за содеянное.

У меня имеются неопровержимые доказательства, которые отправят Вас в тюрьму, как только я передам их полиции. Мое молчание будет стоить десять тысяч гульденов — пустяковая сумма для человека Вашего положения, но я все-таки даю Вам неделю (ровно семь дней) на то, чтобы ее раздобыть. Подготовьтесь.