Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы

• Название: Повседневная жизнь средневековой Москвы
• Автор: Сергей Шокарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03540-9

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.

Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

---

В избе простого горожанина

Большинство москвичей жили гораздо скромнее. Согласно данным археологии, в XIII—XV веках большинство домов в Москве состояло из одной рубленой клети (от 3,5x3,5 до 6 x 6 метров). Ее могла разделять пополам деревянная стена, в результате чего образовывались два помещения: «истобка» с печью и «светлица» (по отношению к избе, топившейся по-черному, она была светлой). С крыльца входили в светлицу, а через нее — в теплую избу.

В XVI—XVII веках такие одно- и двукамерные посадские дома продолжали существовать, однако были широко распространены трехкамерные, состоявшие из избы, сеней и клети. В это время на московском посаде встречаются жилища, сочетавшие избу, сени и чулан или избу, сени и «повалушу». Вот одно из описаний такого «трехкаморного» дома XVII столетия: «…горница белая на глухом подклете да горница черная на глухом же подклете, меж ними сени… да под сенями погреб»{532}.

Такая планировка предполагала проживание всей семьи зимой в одном помещении — черной избе. Летом для жилья и сна могли использоваться холодные клети, чуланы и «повалуши». Сени в данном случае являлись коридором и местом хранения различных предметов. Если в хоромах богача существовали отдельные помещения для приема гостей, молитвы, работы, проживания хозяина и хозяйки, то в доме рядового москвича были соответствующие зоны, расположение которых и внутреннюю планировку жилища определяла печь. Она ставилась слева или справа от входа, устьем к противоположной стене, и занимала целый угол. По диагонали от нее находился «красный угол», где располагались иконы. У рядового москвича их было немного, однако их также украшали окладами, занавешивали, зажигали перед ними лампады. Под иконами сажали почетных гостей — здесь была парадная часть дома.

Напротив печного устья находился «бабий кут» (угол) — место для стряпни и женских работ; здесь стояла деревянная и глиняная (реже — металлическая) посуда, находились прялка и другие инструменты женского рукоделия. Четвертый угол избы, по диагонали от «бабьего», предназначался для мужских работ. Здесь же, на лавке-конике (койнике, койке), под которым в «задвижной залавке» хранились различные ценности, спал сам хозяин дома.

Мебель в избе была простая: лавки, крепившиеся к стенам, переносные стол и скамьи. Последние, как и лавки или полати с боковой стороны печки, могли использоваться для сна. На стены набивались полки, именовавшиеся «грядками». Освещалась изба лучиной, пучки которой вставлялись в металлические кованые светцы, ввинченные или вбитые в деревянные стены. Использовались также масляные светильники — плошки, в которые опускался фитиль. В избе было темно из-за дыма курной печи, однако древние обитатели таких жилищ говорили: «Горечи дымные не претерпев, тепла не видати»{533}.

«Домострой» предписывал блюсти чистоту в доме: «Стол и блюда и ставцы и лошки и всякие суды и ковши и братены, воды согрев, из утра перемыти и вытерьти и высушить, а после обеда такоже и вечере, а ведра и ночвы (лотки. — С. Ш.) и квашни и корыта и сита и решета и горшки и кукшины и корчаги також всегды вымыта и выскресть и вытерть и высушить и положить в чистом месте, где будет пригоже». В случае, если в посуде осталась еда, автор «Домостроя» протопоп Сильвестр советовал: «…то бы покрыто было чистоты ради… и повязано от тороканав и от всякия нечистоты». Покончив с посудой, хозяйке предстояло приняться за сам дом: «…изба и стены и лавки и скамъи и пол и окна и двери и в сенех и на крылцы вымыть и вытерть и выместь и выскресть, всегда бы было чисто и десницы и нижнее крылце все бы то было измыто и выскреблено и вытерто…» Перед крыльцом надо было положить сено, у входа — рогожку или ветхий войлок для вытирания ног, а в плохую погоду менять то и другое{534}.

Эти, в общем, довольно банальные правила хорошие хозяйки знали и следовали им и без наставлений. Интересен перечень посуды, имевшейся в посадском доме: блюда, ковши, братины, горшки, кувшины, сита, решета, ложки и пр. При археологических раскопках такие предметы находили неоднократно. Пищу в печи готовили в горшках, в них же и подавали. Затем появились специальные, парадные горшки, украшенные орнаментом, которые и ставились на стол. Употреблялись также глиняные сковороды-«латки», имевшие полые глиняные ручки с отверстиями, в которые вставлялись деревянные рукояти. В зажиточных домах употребляли металлические сковороды. Металлические котлы в повседневном городском быту не употреблялись, их использовали для варки пива. Например, в описи имущества Н.И. Романова перечислены «в пивоварне котел большой железной пивной в очаге ведро во 140. Другой котел железной же в очаге в 16 ведер. 2 котла медных один ведр в 16, а другой в 12»{535}. Котлы брали с собой в путешествия, когда предстояло готовить на открытом огне.

Помимо печной посуды в доме было немало другой, также глиняной. Вино, масло или зерно хранились в больших амфорах, называвшихся корчагами. С кувшином, поставив его на плечо, могли ходить за водой. Потому и появилась пословица: «Повадился кувшин по воду ходить — тут ему и голову сложить!» Чаще всего кувшины «складывали голову» в колодце. Один из таких сосудов, значительный по размерам, упавший в колодец, был обнаружен при строительных работах в Казарменном переулке. Его примечательной особенностью являлась надпись: «Кувшин добра человека Григория Афанасьева», выполненная в конце XVI — начале XVII века. Удалось собрать сведения о владельце — он имел лавку в Китай-городе и действительно был «добрым», то есть зажиточным человеком. Помеченный его именем кувшин соответствовал статусу владельца не только размерами — он был выполнен в технике чернолощеной керамики, более качественной, чем бело- и красноглиняная. Блестящие чернолощеные сосуды были похожи на более редкие и более ценные металлические. В XVII веке наряду с чернолощеной посудой появились поливные (ценинные) кувшины, однако они стоили дороже. Из глины же делались кружки, миски (средних размеров — на одного человека или большие — на всю семью, называемые «солилами»), стаканы, чашечки, фляги, кумганы, рукомойники, плошки-светильники, лампады.

Блюда для подачи кушаний на стол были деревянными, керамическими, серебряными. Для готовки применялись деревянные решета и сита, квашни для теста, корыта. Воду хранили и носили в бочках разных размеров и ведрах с железными дужками. В источниках упоминаются бочки «возовые», с которыми водовозы ездили за водой. При археологических раскопках найдены также коромысла вполне традиционной формы, просуществовавшей до XX века{536}.

Жители древней Москвы ели ложками и ножами. При археологических раскопках часто находят деревянные или костяные ложки, а также сильно сточенные кухонные ножи. Дорогие — серебряные или золотые — ложки были в домах государей и знати. Вилки появились во второй половине XVII века как предмет роскоши и, как правило, входили в состав богато украшенных столовых наборов: ножик, вилка и ложка или ножик и вилка{537}. «Каждому из обедающих кладут ложку и хлеб, но только не всегда, а тарелки, салфетки, ножа и вилки не кладется никому, кроме знатных», — сообщает А. Мейерберг. Подтверждает это свидетельство и голландец Витсен (1665): «Вскоре прибыл пользующийся большим уважением князь Петр Семенович Прозоровский-меньшой с “царским столом” угостить посла. Стол накрыли белой скатертью и поставили тарелку, нож и вилку, три-четыре пустых кувшинчика, все из серебра, но металл так потемнел, что едва был похож на серебро»{538}.

Питье наливали в глиняные кувшины (в домах состоятельных людей — в металлические сосуды), а пили из ковшей, кубков, чар, чарок, стаканов, кружек. В зависимости от достатка употребляли серебряную, медную, стеклянную, глиняную или деревянную посуду для питья. В описи имущества опальных князей Голицыных упоминаются граненые стаканы; таким образом, присловье «триста лет граненому стакану» вполне соответствует истине. Опись имущества боярина Н.И. Романова упоминает много драгоценных сосудов для питья, аналогичных хранящимся в Оружейной палате: «Кубок с кровлею яйцо строкомилово (страусиное. — С. Ш.) обложен серебром золоченым, на кровли мужичок, в руке кольцо, а в другой щит, 2 фунта 38 золотников… Ковш гладкой, а на ковше в кругах написано Б[о]жиею м[и]лостию Ц[а]рь и великий Кн[я]зь Василей Иванович Г[осу]д[а]рь всеа Руси. Весу в том ковше 95 золотников… Чарка раковинная винная обложена серебром золоченым, весу в ней с раковинами 11 золотников» и т. д.{539}

Появление другого сосуда — братины — относилось, по-видимому, к дружинным временам. Она была похожа на горшок и закрывалась крышкой, напиток из нее черпали ковшами — по-братски. Впрочем, в музеях сохранились и небольшие братины, употреблявшиеся как чаши. Подобно другим видам посуды, братины могли быть деревянными, медными, серебряными или золотыми. В 1637 году польскому королю Владиславу IV была поднесена от царя золотая братина «с кровлею», украшенная яхонтами, лалами, изумрудами и жемчугом, стоимостью две тысячи рублей. Аналогом братины, но с более низкими бортами, была ендова, которая также могла иметь разные размеры.