Виктор Широков - Стихи разных лет

• Название: Стихи разных лет
• Автор: Виктор Широков
• Жанр: Русская классическая проза

---

( чуть ли не Бога) возвещал: "Артефакт!" ( т.е. игра природы, ошибка природы; то, чего быть не должно, но изредка случается).

Поэзия - артефакт реальности, зыбкая игра воображения, и все-таки она существует, поэзия!

21.10.86

Ты, помнится, меня спросил о жизни, явно, между прочим.

Своим распределеньем сил ты был, конечно, озабочен.

Ты продолжал свой марафон.

Бежал. Подпрыгивал, как мячик.

Что я? Всего лишь общий фон.

Обыкновенный неудачник.

А как живу? Да все пишу.

То громче кажется, то тише.

Спрессовываю жизнь свою в упругие четверостишья.

24.12.86

1987 год

КАК БАБОЧКА

Неумолим к мечтам возможностей предел.

Не помню, кто сказал про пальцы брадобрея...

Я прожил эту жизнь не так, как я хотел.

Пусть к дочери судьба окажется добрее.

Уходит день и час, и не остановить мгновенья, и нельзя надеяться на случай.

Сердца соединить едва ли сможет нить взаимности простой, когда ты невезучий.

К тому ж узка стезя, я пробовал, друзья, пролезть бочком в ушко, да только застреваю...

Кто муж, а не дитя, тот знает, что нельзя, раздваиваясь, жить, любовь в себе скрывая.

Двойное бытие прекрасно на словах.

Как радуга зимой слепит двойное зренье.

Но бедная любовь тотчас потерпит крах, не выдержав тоски двойного притяженья.

Я локон отверну, как кокон разверну...

Знакомое лицо, как бабочка, взовьется...

Я верю, что ещё сумею и верну на крылышки пыльцу с волшебной позолотцей...

21.01.87

ЕЩЕ

Прекрасно юное Еще, когда, не зная правил, ещё под небосвод плечо бездумно не подставил.

Когда по радуге гулял бездомно и бездымно, когда души не оголял и рифмовал невинно.

Еще я водки не распил с очередным иудой, ещё не пущен на распыл был гений в пересудах.

Я как в колодец загляну в расплесканную юность.

Я полететь готов ко дну, лишь бы мечта плеснулась.

О, где ты, давнее Еще, где кулаки не сбиты, где дышат в спину горячо вчерашние обиды.

Я меньше сделал, чем хотел, чем мог, замечу гордо, когда б не цепь бездушных тел и ханжеские морды.

И все же звонкое Еще не растерял я в склоках.

Оно, раскручено пращей, ещё взлетит высоко.

Еще не заблужусь в лесу привычек, впрямь не промах, вновь ворох песен принесу, как в мае цветь черемух.

Так славься, зрелое Еще, когда противу правил под небосвод свое плечо ты радостно подставил.

З.02.86

Мне пишется не в кабинете среди разостланных бумаг, а на закате и рассвете лишь на ходу, где весел шаг.

В метро, в трамвае, в электричке, где жизнь сама против длиннот.

Пишу порой огрызком спички на коробке, а не в блокнот.

Мне дышится не углекислым коктейлем; нужен ли резон, чтобы вобрать в стихи и в мысли грозой процеженный озон?!

В лесу, на поле и у речки, а не среди зеркальных зал я подобрал свои словечки, на нитку ритма нанизал.

3.02.86

Жизнь, ты спроси про мои три заповедных желанья...

В детстве хотелось любви.

В юности - просто вниманья.

Зрелость наморщила лоб.

Видно, боится прогаду.

Белый некрашеный гроб стал почему-то в усладу.

Если же, впрочем, сожгут - пепел пусть сразу развеют...

Столько обиженных ждут там, где и молвить не смею.

Вот что снедает меня.

Вовсе не жажда признанья.

Только б частицей огня в общее кануть сиянье.

3.02.87

В ИРКУТСКОМ МУЗЕЕ. ГОДЫ СПУСТЯ

В Иркутском музее совсем малолюдно.

Здесь не был лет десять, вот встретились вновь.

Жилось мне несладко. По-всякому. Трудно.

Работа. Учеба. Стихи и любовь.

Иду, не спеша, по квадратам паркета.

Мне эта коробка музея тесна.

На улице лето. Сибирское лето.

А я все ищу, где былая весна.

Давно ли с путевкой ЦК комсомола спешил в агитпоезд и ездил на БАМ.

Где были времянки и гомон веселый - сегодня уютно добротным домам.

Какие события грянули в мире!

За век прокатилось четыре войны.

"Портрет неизвестного в синем мундире" все так же спокойно глядит со стены.

Мы тоже пройдем как безвестная поросль, и повесть о жизни вместится в строку; но совесть людская есть главная новость, и мы у грядущего вряд ли в долгу.

Потомки отыщут записки, портреты.

Рассудят пристрастно, что "Против", что "За"...

И кто-то пройдет, не спеша, по паркету и глянет внимательно всем нам в глаза.

7.07.87

ПАРИТЕТ

Когда ХХ век клониться стал к закату, взамен обычных вех что дал он виновато?

Не вольный труд в тиши и многих чад крестины - безверие души и жизнь без благостыни.

Не светлую мечту о красном воскресенье, а - пробки на мосту и гонки опасенья.

Достигнут паритет двух стран вооружений, и промискуитет стал нормой отношений.

22.07.87

ВЕРНОСТЬ ЧУДУ

А, знаешь ли, о чем я буду писать стихи?

Мне чудятся везде, повсюду твои духи.

Твои раскинутые руки.

Твои глаза.

Твои заклятья о разлуке все три часа.

Твой голос и твоя улыбка.

Твой сноп волос.

О, как же память цедит зыбко!

То бровь, то нос.

Детали. Случаи. Фрагменты.

Овал лица.

Не исчезают сантименты и жгут сердца.

Пусть не стареет верность чуду, пускай стихи - вот эти - пронесут повсюду твои духи.

6.12.87

1988 год

БОЛЬНАЯ БАЛЛАДА

Средь тленья, гниенья, распада приходится строить и жить.

А муза сказала: "Не надо, нельзя о дурном говорить!

Дружок, веселись до упаду, тяни наслаждения нить..."

Но я ей ответил, что надо всегда обо всем говорить.

Тянулась больная баллада.

Баланда успела остыть.

Вновь шепотом муза: "Не надо, нельзя о дурном говорить!

Забудем видения ада и будем друг друга любить..."

Но я задолдонил, что надо всегда обо всем говорить.

Дыханье устало от смрада.

Изнанка успела прогнить.

А муза твердила: "Не надо, нельзя о дурном говорить!

Подумаешь тоже досада, что вирусам хочется жить..."

И хмуро я буркнул, что надо всегда обо всем говорить.

Пока нет житья от разлада и есть на свободу запрет, покуда нельзя без доклада в чиновный войти кабинет, пока дорогая награда отнюдь не для лучших венец, покуда не снята осада с наивных и честных сердец.

Претит суета и услада и хочется в голос завыть среди исполинского ада, в обжорстве явившего прыть.

И даже средь райского сада, увы, не сумею забыть, что надо, что надо, что надо всегда о больном говорить.

25.01.88

СУДЬБА

Ежели мы примем за искомое вдруг существованье насекомое, каждая певучая строка будет стрекотать наверняка.

Если окружат нас как флотилии чешуей покрытые рептилии, и тогда стихотворенья ток скажет: "Человек не одинок!"

Если спросят, что приму охотнее - жизнь растения или животного, то отвечу: лишь судьбу свою, тем живу и потому пою.

4.01.88

СНЫ

Почему-то ночью стали сниться радужные человеко-птицы.

Я не раз твердил себе растерянно:

"А живет ли человек-растение?"

Руша настроенье беззаботное, думал: "Есть ли человек-животное?"

Наконец вставал вопрос-итог:

"А бывает человеко-бог?

Человеко-бык?" Опять по кругу гнал сомнений крошечную вьюгу.

Застревали мысли, как осколки:

"Людо-змеи? Человеко-волки?"

Сон прогнав, навек лишив покоя, главное во мне проснулось: "Кто я?"

4.01.88

ПРАВО НА ИМЯ

В.Х.

Век в имени сияют Рим и лев, веленья миру выписаны грубо, и до сих пор рыдают нараспев о солнце обмороженные губы.

Бел хлеб, - я говорю, - но мил лимон, и как года догадкою не мерьте, все так же молод синий небосклон и перевертень не боится смерти.

Алмаз в родстве с пылающей землей, а трос не может быть второго сорта; пусть мусор в голове сжигает зной и разумом наполнена реторта.

Пускай копыто опыта полно, но Мефистофель промахнется снова; заведено судьбы веретено, зане девиза нет превыше слова.

Нам гласных гласность в настоящий миг важнее, чем согласие согласных; поэт - не гид, он производит сдвиг в природе горней, что куда опасней.

Нет реверанса вычурности в том, чтоб оглянуться, смысл ища в оглядке; и мот словес вернется в отчий дом и с модою не раз сыграет в прятки.

Пусть видит каждый, кто душой не слеп: сейчас над поэтическим престолом взошли его навеки молот, серп; и Хлебников нас обступил простором.

14.02.88

ЗИМОГОР

Мне - 42. Когда б - температура, я умер бы от страха в тот же миг, но жизнь - конвейер, портится фигура; и вот уже я не мужик, старик.

Большой привет! Смените интересы.

Смотрите телевизор, черт возьми!

Там тоже есть и метры, и метрессы, и много восхитительной возни.

Возьмите побыстрее ноги в руки и сдайте на анализ вашу мысль, и не пилите сук, поскольку суки поддерживают на мизинцах высь.

Я, видно, из породы скупердяев, боюсь считать остатние года; и нет ни слуг, ни подлинных хозяев, лишь расплодились горе-господа.

Им нравится веселое молчанье, им хочется надежнее сберечь волынки иностранное звучанье и балалайки скомканную речь.

Гудит апрельский ветер за стеною, фрамуга выгибается дугой; и я захвачен возрастной волною, я словно тот же, но уже другой.