Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

— Зачем это? Если я нужна тебе…

И застонала от резкой боли, когда сквозняк лизнул подживающую рану. Стала опускаться, подламывая коленки и шаря здоровой рукой — опереться об пол. Нагнула голову и заскрипела зубами, забыв о споре, об осколках. Так больно и непонятно, как сесть, лечь, свернуться, чтоб хоть как-то утишить.

Сквозь боль слышала, как загремел, роняя что-то, мастер, затопал, мечась по хижине. И, когда уже лежала на жестком полу, снова подсунул руки под её щеку, приподнял голову, прикладывая к губам край деревянной миски. Она глотала, слушая, как говорил:

— Попей. Поспи. Ты всё сделала. А после сна, я… — он замолчал, и рука, держащая миску, дёрнулась, вода пролилась на шею и грудь, защекотала ухо.

— Я… я дам тебе раковину. Поспи.

Глава 14 Кора у Бериты

— И роста тебе, и сок в живот, и силу в руки…

Берита, не вставая с низенькой табуретки, подтянула к себе таз с цыплячьими потрохами. Набрала горстью и над лункой, в которую закопала зерно, сдавила короткими пальцами. Над каплями мясного сока тут же зажужжали мухи. Старуха отмахнула их рукой, присыпала мокрые пятна свежей землей. Похлопала ладонью:

— И роста тебе, и сок в живот, и силу в руки…

Встав, сунула скамеечку в разлапистый куст малины. Поправила широкую юбку, подвязанную вокруг вислого живота плетёным поясом. На большой груди, стянутой кожаной повязкой, затарахтели и зашелестели бусы, висящие густо, до самого пояса. Ещё раз глянула на свою работу и, отвернувшись к полуденному солнцу, бледно светившему через тучу, прошептала положенную благодарность Большой матери.

Идя к маленькой хижине, поклонилась огромному дереву, которое почти легло на крышу, укрытую рядами тростниковых вязанок:

— Управилась я, муж мой Беру, спасибо, что хранил меня, пока была занята. Поем да и отдохну. А то успею к речному лугу, было бы хорошо.

— Эй, Берита, да поможет тебе Большая Матерь!

Над плетнем торчала голова Коры и худая рука уцепилась за калитку.

«Ровно курица», — Берита, поклонившись, отдала обратно приветствие, улыбнулась чёрными от сока волчинника зубами.

— Чего тебе, Кора?

— Как вырос твой Беру, хозяйка! Не дашь ли мне немного муки? Я лепёшки затеяла, а муки и нету. Я зайду, поклонюсь твоему Беру.

— Зайди. А муки нет. Зерна могу дать. Смелешь сама.

— Да как же я смелю, милая? Мою тёрку младшие Корути унесли, озорничали.

Кора откинула петлю калитки. Шла по утоптанной дорожке, вертела головой, не переставая говорить:

— Ты же знаешь, дети. Всё бы им баловать, а мне что, пока мальчишки, так пусть и балуют, а то женятся, один, а потом и младшие, ну ты же знаешь, дети! Ой!

И хлопнула себя по губам, раскрывая блёклые глаза. Поклонилась как бы с раскаянием, а глаза смотрели цепко, с любопытством:

— Прости дурёху, Берита! Я тебе про детей, а ты ведь, твои ведь, они не такие вовсе. Да пусть язык мой унесут муравьи, если я ещё раз. И Беру пусть простит меня.

Мелко ставя босые ноги, подошла к дереву и поклонилась, провела рукой по шершавой коре, смотрела вполоборота на хозяйку, а говорила стволу:

— Прости меня, Беру, отец детей Бериты, прости, дурёха я, прости…

— Вот твоё зерно, Кора, — старуха развязала мешок, — подставляй, насыплю. И иди. Твои дети скоро запросят еды, а ты всё по соседкам бегаешь.

— Пусть помогает тебе Большая матерь, Берита! Я принесу лепёшку. Если успею за сынами, ты же знаешь, дети, они голодные, как волчата. Мигом сметут. Поверишь, за день и рот не побалую, бывает, всё им, всё мальчикам. Ну так что ж, им быть мужчинами, а я уже стара и не нужна никому.

— Отчего ж не поверить, — Берита поставила мешок и оглядела тощую фигуру соседки, — поверю. Ты же рот балуешь не лепёшками, а болтовней. Вот и сыта.

— Всё бы тебе смеяться. Ну ты добрая. К кому ещё идти, когда совсем на сердце ночь? К тебе, соседка. Вот и сейчас…

Кора всхлипнув, утёрла глаза концом лохматой верёвки, затягивающей мешочек с зерном. Берита вздохнула. В доме её ждала полная миска печёных орехов и кусок цыпленка. Думала сесть на мягкую циновку, медленно съесть свой обед, а потом выйти во двор — накормить и напоить дерево Беру. Но разве бывает покой у знахарки в деревне? То молодуха родит, то охотник кувыркается и кричит дурным голосом, когда лесная кошка лапой по спине его махнула. А то Кора со своими напастями.

Берита уже несколько раз подумывала, не напустить ли на Кору красных муравьев втихомолку. Но жалко было мёда, растёртого с ягодами, да и лечить дурную соседку потом снова ей. И Беру стоит и смотрит, развесив тяжелые ветки. Нельзя по злобе, а то Большая Матерь отберёт дар видеть болезни.

Она подошла к кусту малинника, вытащила скамеечку.

— Пойдём, соседка.

За хижиной было тихо и жарко, гудели пчёлы над вислыми колокольчиками, ныряли внутрь и выползали жёлтые от пыльцы. Ходила по краешку плетня длинная сороконожка, переливаясь, как коричневая вода, иногда замирала и поднимала плоскую голову, шевеля бахромой усиков. Спугнув голенастых цыплят, Берита поставила скамеечку на песок. Подкатила белый от старости чурбак и села на него, расправляя юбку.

— Садись. Расскажи.

Кора устроилась на скамейке, отодвинулась от гудящих пчёл. Скривила худое лицо в мелких морщинах, пальцами стала мять край длинной юбки.

— Всё у меня болит, Берита, всё болит. Ночью проснусь, глаза открою и будто я уже давно в чёрных тучах, будто и не вернусь никогда в утренний свет. Ноги крутит и крутит, руки, как в день натружу, так и ломит.

— Так тебе мази дать?

— Нет, соседка.

Берита молчала. И Кора сидела молча, только пальцы перебирали подол. Жужжали пчёлы, торопясь, — скоро пойдут дожди и мокрые цветы сгниют, стоя по горло в воде.

— Помру я скоро…

— Тебе того не знать.

Кора вскинула голову, задрожала губами, пытаясь улыбнуться.

— Конечно, не знать. Ты знаешь, а мы просто живём. Но вот тут, — она отпустила край юбки и приложила руку к низкам коричневых бус, — ноет всё и ноет. Прошла моя жизнь, Берита. Нет мужа, и дом пустой. Только внуки поселят в нем свет, а мои детки… Ты знаешь сама.

Берита промолчала. Смотрела маленькими глазами на соседку и видела — не врёт, страдает. Вот так скакала, как глупая белка, и будто лесные птицы разнесли по зернышку её жизнь. Почему так бывает? Берита помнила её молодухой. Худая была, вёрткая, глазами стреляла и всё бегала на реку, когда там затевали песни с играми. А у мужа рука была тяжёлая, и прутья всегда мокли в деревянном корыте. Но день похлопочет Кора во дворе, потирая битую спину и, слышно, снова визжит на берегу, веселится…

— Ты умная. Хотела я быть хорошей женой, да не вышло. Может, я буду хорошей бабкой, а, Берита?

— Для того нет у меня травы.

— Зато для другого есть.

Кора наклонилась вперёд, упираясь руками в колени. Зашептала:

— Дай мне, соседка, травку, чтоб Оннали приглянулся мой старший, а? Мать её в ласке держит. Коли девочка захочет, то и мать согласится, а в срок свадьбу сыграем.

— Вот как? — Берита посмотрела с удивлением, вроде как тихий цветок колокольчика вдруг раскрыл лепестки и за руку укусил.

— В твоей голове ума, что у старой курицы! А если отдадут Оннали за другого, а будет она по твоему Корути сохнуть? Ты сама счастья не видала, так и ей хочешь жизнь сломить?

— Не отдадут! Уж Онна за детей своих горло сгрызет. Всё сделает, как дочка схочет.

— Да. И отдаст дочь за бездельника. То-то рад будет Меру.

Кора, откидываясь, выпятила плоскую грудь и фыркнула.

— Бездельник? Зато самый красивый!

Берита махнула рукой, прогоняя подросшего цыпленка. Тот, путаясь в голенастых ногах, отбежал, пища недовольно. Кора была в своем праве. По обычаю лучшие мужья — сильные и ловкие, но и статные. И если не дал Большой Охотник ума, то стать всё равно ценилась. Бездельник Корути, наглец и лентяй, был красив, как луговой бычок, гибкий, сильный. Не будет счастья жене его, но будут красивые дети. Большая Матерь любит здоровых детей, это сказано в Законах племени. А девочке Онны и так счастья обычного не суждено, не такая, как все. Слишком много думает, слишком часто убегает одна в лес.

Кора заёрзала, открыла рот, собираясь ещё сказать, но знахарка выставила руку, сложив толстые пальцы в знаке ожидания. И та затихла, не отлепляя взгляда от широкого лица в тёмных складках.

… Да и кто такая Берита чужую дочь защищать? Это вождь пусть о племени думает, а её дело — помогать тому, кто о помощи просит. Кора пришла вот просить. А гордая Онна ни разу не пришла за советом. Но помочь Коре — значит изменить судьбу Онны и её дочери. Надо подумать ещё.

— Хотеть-то пробовала? — спросила у Коры. Та опустила голову, краска залила сухие щеки.

— Не умею уже.

— Эх ты. Разнесла душу по пустякам, — упрекнула соседку без злобы, по обязанности лекаря.