Елена Блонди - Татуиро (Serpentes)

• Название: Татуиро (Serpentes)
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Третья книга трилогии ТАТУИРО

---

— Сиди так. Сейчас.

Посмотрел поверх камеры в светлое серьёзное лицо с очень тёмными глазами. И рука белая-белая поверх складок цветной ткани.

— Ты заверни вокруг груди и прижми сбоку.

— Так?

Она сосредоточенно обернулась краем расписного полотна и стянула на груди концы. Из-под руки складки падали, прикрывая живот и одно колено, а второе, поймав блик, длило ногу в бесконечность за край кадра. Сверху, из кашпо на стене, свисали плети растения. У Витькиной бабушки такие росли. Традесканции. Как они тут, без живого света? Плети попадали в кадр рядом с обнаженным плечом, а горшка не было видно, и — хорошо. Складки ткани, листья. Два неярких акцента — вполне достаточно, чтобы создать ассоциацию.

Витька ещё не знал, какую именно, но, действуя на ощупь, иногда проговаривал мысленно то, что делал. Как бы объяснял сам себе. Альехо сказал недавно: «вперёд не планируй, пусть кадр сам приходит, но объяснить после — сумей, на то тебе и дали язык».

— Мёрзнешь? Сейчас.

— Нет же. Тепло, правда, — улыбнулась, но, спохватившись, согнала улыбку и снова сидела серьёзная, с настороженным блеском в глазах.

— Получусь, наверное, кукла деревянная…

— Нет, — засмеялся Альехо из-за двери. Чем-то плескал, двигал кюветы, — сиди уже, выдержка длинная, начнёшь порхать — все смажется.

— Снимаю…

Время потекло. Без щёлканья секунд, плавное и ровное, как тёплый кисель из наклонённой кружки. Витька, сняв крышку с объектива, слушал внутреннее время и одновременно — ухом прислушивался к таймеру. И когда внутри что-то сказало шёпотом: «всё», — таймер тоже щёлкнул.

— Готово, Илья Афанасьич.

— Неси сюда.

— Мне одеваться? — Аглая наклонила голову к плечу, свесились иголочки ровно подстриженных волос. Витька замер с пластинкой в руках. Вот так давно-давно трогали чёрные волосы плечо девочки на плакате, который мастер татуировок прятал за старым шкафом. Она сидела, опираясь рукой в пол, и собиралась вставать, изгибая спину, прикрытую вместо шарфа вытатуированной по всему телу змеёй.

— Ты… — он не знал, что собирался спросить. Или… Пусть она, соскользнув с продавленного бархатного сиденья, сядет на пол, спиной к нему. А он её узнает! Но кожа её — белая, чистая до прозрачности, нет на ней никакой татуировки.

— Что?

Он отвернулся, давая ей встать и одеться.

— Ничего…

Обошёл, неся в руках вынутую пластину, и протиснулся в красный свет лаборатории.

— Давай сюда. Иди проявим, — Альехо протянул руку.

— Подождите! — Витька сунул ему пластину и выскочил обратно в комнату.

— Аглая, ещё один кадр. Хорошо?

Она стояла уже в маленьких трусиках, прижимая к груди блузку. Витька подбежал к столу, где лежали стопкой пластины. Стал готовить ещё одну, поливая раствором над широкой кюветой. Держа за уголки, вернулся к фотоаппарату.

— Ты, пожалуйста, вот здесь, встань на коленки, спиной ко мне. Сбоку от стула.

— Раздеться?

— Что? Д-да, пожалуйста.

Сунув в аппарат пластину, метнулся в угол, зацепил в куче сваленных драпировок тонкий хвост ткани, посмотрев на просвет, бросил, потянул другой.

— Да! Вот…

Подошёл к стоящей на коленях девушке и, уложив прозрачную цветную ткань с чётким рисунком на плечо, окутал спину, протянул по бедру, бросил край ей на колено.

— Вот, натяни немного. Так, да.

Пятясь, отошёл на пару шагов.

— А теперь чуть-чуть привстань. Рукой об пол обопрись, пальцами.

Он сунул голову под чёрное покрывало.

— Давай. Стоп! Замри.

И снова наклонилась глиняная кружка вязкого времени, истекая медленными секундами, что непрерывной струйкой исчезали в маленьком прошлом.

— Всё. Кажется, всё.

Выпрямляясь, осторожно вынул пластину. Повернулся к полуоткрытой двери и наткнулся на взгляд Альехо, от которого стало… Непонятно как-то. Держа мокрое стекло в руках, сказал:

— Вот…

Альехо не ответил. Просто взял пластину и снова ушёл в красный свет.

— Я одеваюсь?

— Да. Теперь точно, да. Спасибо тебе.

Помедлил и пошёл туда, где учитель проявлял отпечатки. Встал рядом — смотреть, как в кювете под перекатывающейся жидкостью появляется на стекле чёрная фигура на белом полу. Первые пластины лежали рядышком на столе. Но Витька глянул мельком и снова уставился на последний снимок. Альехо, перекладывая пластину в кювету с фиксажем, позвал:

— Аглаюшка, иди к нам.

Аглая, одевшись, стояла у продавленного стула в маленькой комнате, где снимали. Смешное такое полукресло с пышными бархатными валиками на ручках. Когда Витька, обойдя, скрылся в лаборатории, сердце ёкнуло. И сразу же обругала себя в мыслях. Ну и что? Работа ведь. Но мог бы хоть улыбнуться. Правда, она сама хотела, чтоб отвернулся поскорее, одно дело — сидеть голой на полу или в кресле и совсем другое — одеваться, путаясь в невесомых колготках пальцами. Вместе спали, он её видел, всю, и всё равно стыдно и в глазах жарко щиплет. Хорошо, что ушёл…Но всё-таки мог бы улыбнуться мимоходом.

Теперь она стояла и внутри себя покачивалась, как лодка на привязи у старой сваи. Пойти? Сделать вид, что всё в порядке, ей интересно, — посмотреть, смеясь и ахая. Или уйти? Тихонько, пока они там шуршат, звякают, и вытекает в полуоткрытую дверь красноватый свет с кислым запахом реактивов. Со стороны это будет выглядеть… Ах, какая, странная загадочная, развернулась, исчезла. Такие поступки раздражают, это потом, кто захотел, тот подумает: почему ушла.

Пойти к ним? Или нет?..

Застегнула пуговку на груди. В большом гулком зале, где стоят по углам старые и новые лампы, склоняя металлические шеи, остался её свитерок. И плащ висит у выхода.

Поправила волосы. Собралась внутренне, велев себе перепрыгнуть через общие для всех, одинаковые мысли. Почему ей грустно? Из-за того, что не улыбнулся, показывая, они — вместе, и он помнит их ночь? Это — общее, так чувствует каждая женщина. Но разве только это?

И Аглая снова увидела лицо Виктора, когда упавшие на её плечо волосы защекотали кожу. Он что-то увидел — за ней! Не в ней, а за ней, будто там стояла другая, и смотрела на её мужчину. И, увидев, окутал шарфом, который сам выбрал, уже зная какой. Она-то думала, кадр пришел ему в голову, но кажется, дело в другом.

«Уйти»… сделала шаг к выходу в студию, с болью уверенная: не её видел! И остановилась. Ну и что? Здесь — она, и никого больше. Всё остальное — в его голове и сердце.

«А чего ты сама хочешь?» — спросила себя. И, получив ответ, повернулась и пошла на багровый свет.

— Вовремя, — Альехо оглянулся, — свету подбавь, вон маленькая лампа.

Щелчок смешал красный свет фонаря с матовым светом на стенке. Аглая подошла и встала рядом с Витькой над разложенными пластинами. Альехо поднял одну, повертел, показывая, и уложил на чёрную подложку.

— Надо покрыть краской само стекло, будут тени глубокими. А пока смотрите так.

Из квадратной глубины на них смотрела женщина. Тени забирали сходство, и была она похожа на Аглаю и одновременно не похожа. Будто с её лица смотрели глаза другого человека.

— Ну-у, — протянул Альехо, — для первого раза неплохо справился. Что скажешь, моделька? Нравится?

Края пластины были смазаны, будто это вырванный пожелтевший лист. Вырван из времени, чтоб быть сохранённым навсегда. Но из какого времени? Из чьего? Аглая молчала. Альехо толстыми пальцами приладил рядом второй снимок и третий.

— Ишь, что в тебе… Сама-то видишь? А дулась сегодня, обижалась. Разве ж у кого получится — так?

— Это… — она не стала продолжать, только показала рукой на последнюю пластину. Витька сам взял её и бережно приложил к чёрному фону.

Стояли втроём и молчали, глядя. Пропадая в темноте фона, светлая фигура сидела на коленях, касаясь пола пальцами одной руки. Изгиб спины. Узкие пятки, чуть темнее остальной кожи. Черные иглы волос по плечу.

И через все тело — рисунок длинной полосой, из-за плеча на спину, с неё на талию и бедро, а там, пропадая, продолжился в воображении…

Аглая смотрела на сидящую девушку, как на что-то чужое, не на себя. Перевела взгляд на другой снимок, где серьёзное лицо и глаза, наполненные не её мыслями, а рука стягивает на груди складки покрывала. За спиной сбоку — несколько листьев выбиваются из-за рамки, и потому кажется, что там их много, густо растут, заползая в кадр.

Альехо, увидев, как они оба застыли в одинаковых позах, уперев руки в холодный стол, отошёл и стал прибираться около каплющей раковины. А потом взял кипу бумажек и ушёл с ними через узкую комнату в студию. Было слышно, как он там, покашливая, устраивался на тахте. Немного изменился свет, когда зажёг над головой лампу.

Но они не замечали и не слышали. Оба вроде бы без мыслей просто смотрели. И после, одновременно оторвав взгляды от глубоких квадратов, в которые, казалось, можно было погрузить руку, как в желтоватую воду, чтоб развернуть к себе человека на снимке, — посмотрели друг на друга. С тихими лицами молчали, ожидая, кто заговорит первый. И сказали почти одновременно…