Ника Муратова - Гавань разбитых ракушек

• Название: Гавань разбитых ракушек
• Автор: Ника Муратова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детская проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-28778-9

Можно ли простить мать, которая оставила ребенка в детском доме? Можно ли простить любимого мужчину, если ты узнала, что любовница ждет от него ребенка? Где должна быть граница, отделяющая человеколюбие и принципиальность, осторожность и трусость, преданность и предательство? На эти вопросы у Ольги Пановой не было ответа. До тех пор, пока она не начала работать в Фонде помощи развивающимся странам Африки. Трагедии других людей, жизнь вдали от дома, соприкосновение с иной культурой помогли ей подойти совсем близко к ответу на самый волнующий вопрос и разобраться в себе. Не успела только одно — разобраться в близком человеке…

---

— Но ты же не хочешь видеть мать? У тебя нет голода любви?

— Нет. Во мне слишком много цинизма и злости, они заняли все вакансии.

— А если бы мать тебя признала? Позвала бы?

— Ну да, все бросить и бежать в захолустье, в деревню на крошечном острове? Не надо мне такого счастья. Я к фермерству непривычная. К козе не знаю с какого боку подобраться. Меня же миссионеры вырастили. А как доить козу, в программу не входило. Так что от меня в хозяйстве сплошные убытки.

Лара рассмеялась.

— Как позвали бы, так и назад бы отправили. Дай мне разок потолочь рис в ступе, и я свалюсь на неделю с жуткой болью в руках. Белоручка, что скажешь!

— Я еще хуже, — успокоила ее Панова.

— Значит, нам крупно повезло, что Мама Бахна снабжает нас домработницами.

— Да, я так скоро привыкну, потом пальцем не смогу дома пошевелить.

— Не волнуйся, выпишем тебе одну из девочек здешних.

— Вместе с сопровождающим врачом?

— Это мы тоже продумаем, шеф. Все будет в ажуре.

Ольга не совсем понимала, что так веселит Лару, но это придало ей храбрости.

— А ты и правда поехала бы со мной в Россию? — выпалила она. — Если бы была возможность, ну просто в гости? Неужели не скучаешь?

— Иногда.

— Почему же ты упорно не говоришь по-русски, не делишься своими воспоминаниями?

— А что именно ты хочешь узнать?

— Все. Все абсолютно. Как ты там жила, где, кто были твои друзья, куда ездила. Мне все интересно.

Лара перестала улыбаться. Теперь она задумчиво жевала стебелек лимонника и смотрела вдаль, за тучи, нависшие между верхушками пальм и небом. Для дождей было еще рано, но тучи не покидали горизонт, словно стояли в ожидании, готовые по первому сигналу разразиться ливнем. Ольга смотрела на нее с такой надеждой. Ей стало ее даже жаль. Что ожидала она услышать? Сколько раз задиралась, пытаясь выпытать хоть что-то из Лары? Лара знала, что завеса становится все прозрачнее и прозрачнее. Но оттягивала последний шаг. Боялась не меньше Ольги, хотя убеждала себя, что Панова просто не заслужила правды. А кто заслужил? Кто из них сделал достаточно для того, что смело посмотреть друг другу в глаза? Сколько еще будут терзать друг друга, соревнуясь в язвительных словах, взаимных упреках? Африканка. Да, она теперь африканка. Теперь она могла смело сказать, что нашла себя, обрела свои корни. А сколько сил, слез и лет ей это стоило? Зачем поднимать со дна морского то, что так тщательно захоронено там?

— Разное бывало. Были и друзья, и враги.

— Ты с ними поддерживаешь связь?

— Кое с кем. Моя жизнь здесь, и я стараюсь не забывать об этом.

— Одно другому не мешает.

— Иногда мешает. И смотри — от судьбы не убежишь. Кто бы мог подумать, что я встречу здесь русскую.

— Это не редкость. В Африке полно русских.

— В Маракунде — одна.

Ольга с досадой засунула дневник Пола в сумку. Нет, ничего из нее не вытянешь. Не хочет разговаривать. Не хочет никак. Ну что с ней делать? Что еще ей мешает?

— А я хотела бы иметь сестру, как ты.

— Что?

Лара выронила чашку с кофе. Кофе разлилось по плетеному столику, забираясь во все щели.

— Если бы… Если бы ты вдруг оказалась моей сестрой, я была бы очень рада.

— А я бы не радовалась на твоем месте так.

— Почему?

— Потому что я бы на месте твоей сестры ненавидела бы тебя всей душой.

Голос Лары зазвучал внезапно резко. Она не смотрела в глаза Пановой и говорила быстро, словно пыталась успеть сказать все разом, не дать себе запнуться.

— Я бы жила этой ненавистью, питалась ею. И я бы не отказалась от нее только из-за того, что ты раскрыла объятия. Ненависть к тебе у меня была бы даже больше, чем к твоей матери. Потому что она все равно страдает, ее терзает совесть, и жизнь ее никогда не будет счастливой. А вот ты, ты получила все, чего не получила я. Эта ненависть двигала бы мною в жизни, толкала вперед, заставляя добиться чего-то. И перестань я тебя ненавидеть, я бы не знала, что делать. Я бы остановилась, растерялась. У меня пропал бы стимул. А она, я думаю, не может уже жить без стимула. Она не привыкла жить без ненависти. Как и не может жить просто так, без цели. Я даже рада, что у меня нет никакой сестры от папочки или мамочки. Насколько я знаю. Так намного легче жить. Некого ненавидеть, кроме тех ублюдков, что породили меня на свет и забыли о моем существовании.

Лара повернулась к ней. Ее огромные черные глаза не мигали. Ноздри слегка дрожали, выдавая волнение. Она замерла, ожидая реакции на свои слова. Ответь, что тебе все равно! Что ты все равно будешь любить, что не ждешь легкого прощения, что просто ищешь родную душу! Ответь, что все это ерунда, решаемые проблемы, что ты не веришь ни единому слову! Ну ответь же!

В глазах Ольги стояли слезы. Она поднялась с кресла и вышла за ограду. Лара не остановила ее. Она смотрела ей вслед, плотно сжав губы и прищурив глаза. Значит, так… Так правильно. Так надежнее. Так спокойнее. И не подходи больше с такими вопросами, опять укушу. Мне и так больно. И еще большей боли я просто не перенесу. С прежней болью я жить научилась, контролировать ее научилась. А с новой — еще нет. Ну что ты гонишь лошадей? Куда спешишь? Еще вся жизнь впереди. Еще успеешь. И я успею. А пока — нет, не надо. Пока иди и глотай слезы. Мало я их проглотила? Твоих никогда не хватит перекрыть. Не торопись, прошу тебя. Мы не готовы, мы только дров наломаем. Все не так просто, как тебе кажется. Это ребенку можно поцеловать ушибленную коленку, и боль уймется. У взрослого человека с искалеченным сердцем так просто боль не унять. Такое сердце тронешь — и рана вновь откроется, и кровь хлынет. А я не хочу. Ты не знаешь, зачем я тебе нужна. Ты просто считаешь, что так правильно. Ты все привыкла делать правильно. Ты не знаешь, что ты будешь потом делать со всем этим. А я не хочу. Вновь выброшенной быть не хочу. Ты говоришь, я сильная. А я слабее тебя, куда слабее. И трусливее. А потому не гони лошадей. У нас еще вся жизнь впереди.

* * *

Лагеря беженцев закрывали. Конфликт пошел на спад, беженцы постепенно, самовольно или под нажимом правительства, возвращались к своим разграбленным домам начинать жизнь сначала. Клинику ФПРСА решил не закрывать, ведь до сих пор вдоль границы было разбросано множество групп беженцев, да и окружающие деревни нуждались в их помощи. Средства постепенно сокращали, и Ольга знала, что скоро придется полностью пересматривать программу проекта. Теперь, когда политический интерес угасал, насколько доноры будут заинтересованы в помощи? Ольге позвонил Нестор и по секрету сообщил, что ее, скорее всего, переведут в другую страну. Пока еще неясно куда, но разговоры об этом уже ведутся.

— А что же здешний проект?

— Оставят какой-то минимальный объем. Скорее всего, оставят финансирование доктора Виеры в качестве представителя. Остальной персонал обещало взять на себя правительство.

— И вы им верите?

— Приходится. У нас уже на содержание стольких людей средств не хватит. Ты пока Ларе ничего не говори, подождем до окончательного решения.

Впервые так близко к отъезду. Прошел почти год. Целая жизнь прошла.

В этот же вечер случилось невероятное. Чудовищное. Страшное. Необъяснимое и несправедливое.

Лара поехала по вызову к группе беженцев, дорога была очень плохая, и они с водителем решили ехать по Сенегальской приграничной дороге. Так часто делали, когда надо было сократить путь. Жителям Западной Африки не нужны были визы для стран этого региона, так что границы для них были весьма условными. На участке сенегальской дороги длиною в каких-то тридцать километров они наткнулись на невесть откуда взявшуюся группу сепаратистов, состоявшую из пяти-шести пьяных молодцов. Увидев белый джип с красными номерами[12], они начали нахально останавливать машину, требуя подвезти. Водитель нажал на газ и рванул вперед. Обычно вслед за этим ничего не случалось, но тут кто-то из них выстрелил вслед. Молодцы загоготали, машина умчалась вперед. А пуля пробила голову Лары Виеры. Она обернулась посмотреть, не задел ли водитель кого в спешке. И встретила смерть. Люди несколько месяцев не слышали стрельбы в этих краях. Беженцы возвращались домой, поверив в мир. Он и был там — мир. Но какой-то пьяный ублюдок решил выстрелить. Возможно, и не думал убивать. Просто напугать. Он не целился. Он просто нажал на спуск. И пуля пробила голову Лары Виеры.

Они приехали назад, в Маракунду. Лара с удивленно распахнутыми глазами и запекшейся струйкой крови на лбу. Ее осторожно вытащили из машины и переложили на носилки. Ольга замерла. Она смотрела в ее глаза, и казалось, что ее жизнь тоже уходит, тонет в этом удивленном застывшем взгляде. Она протянула руку и закрыла ей глаза.

Когда возник вопрос о похоронах, все в один голос заявили, что надо найти хоть кого-то из ее родных в Гвинее-Бисау. Принято хоронить на своей земле, если есть такая возможность. Африканцы — народ кланов и семей. Сосуществуя на огромном континенте, они умудряются эффективно пользоваться сарафанным радио. В течение дня отыскали выходцев из Бисау в Банжуле, среди них тех, кто имел родню недалеко от родных островов Лары. Однако помочь никто толком не мог. Острова были очень малонаселенными, найти родню Лары за короткий срок не представлялось возможным. Но зато выяснилось странное обстоятельство — нашлись люди, которые утверждали, что доктор Виера вовсе не из Бисау. Она якобы просто купила паспорт Гвинеи-Бисау для получения работы в Гамбии. Жила там когда-то, но родом не оттуда. Уж мы-то своих знаем, говорили выходцы из Бисау. Она не из наших. Ольга приняла известие без удивления. Не объяснишь же этим людям, что она уже знала об этом.