Ксандр Лайсе - Моя любимая сказка

• Название: Моя любимая сказка
• Автор: Ксандр Лайсе
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-80-87940-22-8

Их встреча стала одной из тех случайностей, которые навсегда меняют судьбы людей, соединяя две одиноких жизни в сердце гигантского мегаполиса — в одну. Но ни он, ни она не могли даже предположить, в какой кошмар превратится прекрасная, романтическая история их любви, каким потусторонним ужасом обернется внезапно обретенное счастье. Но способна ли человеческая любовь выдержать такие испытания? И если да — то какую цену придется за это заплатить?

---

— Бери! — приказал второй.

Недобрые голоса, лица без выражения. Они делают то, что — хотят они того или нет — они должны сделать.

— Гунду сараван дуу дуу хум. Бажар аюки сууха[9]!

Я посмотрел на Славку…

* * *

Страница, выскользнув из-под пальца, медленно перевернулась. Двести пятьдесят какая-то. Жидкие осенние сумерки наполняли комнату. И книга почти на середине. Что за книга-то? Биография Григория VII[10]? Ничего себе развлечение. Вспомнить бы хоть строчку…

Постепенно сгустилось ощущение тревоги. Как будто собирался что-то сделать, но забыл, что именно. Что? Надо попытаться вспомнить. Значит так. Пришёл в себя. Резко, словно нажали кнопку. Кстати, а от чего я пришёл в себя? Господи! Ведь звонили в дверь!

Я вскочил. И сразу же навалился страх. Пока мою спину прикрывало кресло — было спокойно. Теперь, без этой поддержки, идти открывать дверь совсем не хотелось. Представилась полутёмная площадка за дверным глазком и сумасшедшая старуха, крадущаяся к моей двери. Мои плечи передёрнуло от страха.

В тишине снова послышался звонок. Славка! То есть, Яра. Она же обещала зайти! Я бросился в прихожую.

В глазок было видно только площадку и часть лестницы. На душе сразу стало легко: никакой старухи там не было… Впрочем, не было и Яры. Мальчишки хулиганят? Скорее всего. Я постарался вспомнить, как выглядит паренёк с пятого этажа и сам не заметил, как оказался в комнате. Взгляд снова упал на книгу. Что мне вздумалось читать про Григория?

В дверь позвонили. Ну, всё… Буквально через пару секунд я опять был в прихожей. Ещё мгновение, чтобы открыть замок, и…

Но за дверью стояла Ярослава. Короткая кожаная курточка и воздушный разноцветный шарфик.

— Привет, — она неуверенно улыбнулась — Не отвлекаю? Я обещала зайти… — в её последних словах послышалась странная вопросительность.

— Конечно. Мы же договорились… — я посторонился, пропуская её внутрь — Сейчас, я уже готов… Почти…

* * *

— Яра… — я замялся, хоть уже готов был спросить ее о старухе. «Не порть вечер!» — словно прошептал кто-то в моей голове: — Яр, а… ты снимаешь квартиру? — наконец спросил я, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

— Да. Я вроде говорила тебе, — от Яры, кажется, повеяло холодком.

— Извини, не помню, — я неловко улыбнулся. Решил исправить ситуации и сказал первое что пришло в голову. — Ты потрясающе выглядишь. Я — счастливчик. Пойдем?

Глава 5

Как и всегда перед началом концерта, в зале стояло густое пчелиное гудение. И так небольшой, сегодня вечером Рахманиновский зал казался совсем крошечным. Меня не оставляло ощущение, что концерт проходит не в консерватории, а на чьей-то кухне. Вместо своеобычных густо набелённых музыкальных старух в париках, без строгого присутствия которых не обходится тут ни одно выступление, в проходах сновали бородатые неухоженные люди в рваных свитерах и кожаных куртках. Когда все кресла оказались заняты, они, ничтоже сумняшеся, располагались на подоконниках и даже просто на полу. От этого, а так же от обилия камер и микрофонов, ощущение нелегальности происходящего только усиливалось.

В высокие старинные окна нещадно сквозило. Мокрая и тёмная вязкость растекалась по стёклам. А здесь — сияющая люстра на девственно белом лепном потолке. Камеры, свитера, лепнина и сквозняк… Казалось, будто мы очутились где-то вне времени.

Я посмотрел направо. Ярослава, тонкая и стройная, замерла на соседнем кресле, глядя куда-то чуть выше импровизированной сцены. А на шее Ярославы — цепочка, и хризолитовая капля на её груди казалась совсем зелёной. Стоп! Хризолитовая капелька?

— Этот кулон у тебя давно? — шёпотом спросил я.

— Нет, недавно…

Слева кто-то засопел. Здоровенный парень с волосами, убранными в хвост и в бесповоротно замызганных кроссовках, пристраивал на полу белый пакет с чем-то тяжёлым. Я присмотрелся. Обычный электрический счётчик… Да, интересная тут нынче публика!

* * *

Машину я решил оставить в Кисловском: случайно освободившееся у обочины место — большая редкость в центре. Лобовое стекло сразу же покрылось сверкающими бисеринками капель.

— Вот видишь, совсем не больно — улыбнулся я.

— Всё равно тяжело… — Ярослава вздохнула — Всё время боюсь, что-нибудь случится.

Сегодня она решила пересилить свой страх и впервые за много лет заставила себя сесть в машину.

— Вот так и преодолевают фобии. Это называется — «метод погружения».

Ярослава дышала так, словно только что прокатилась не по обычной улице, а сделала круг на «американских горках». В глазах застыли слезы. Я протянул руку и погладил ее по голове.

— Яр.

— Просто, — ее губы слегка задрожали, — мои родители. Они погибли в аварии. Мать решила навестить в Воронеже сестру. Юбилей был. Мама и папа ехали на машине, а дальнобойщик уснул за рулём… И, — я видел что сейчас она заплачет. И что делать, что говорить? Никогда не знал, как вести себя в таких случаях. Но она просто и непосредственно обняла меня, уткнулась мне в грудь и затихла. Затем подняла на меня уже сухие глаза.

— Я в порядке. Пойдем. Знаешь. Наверное, я не смогла бы поехать… Если бы за рулём был кто-то другой…

* * *

Зонта не было. Но дождь, казавшийся сильным из салона, на деле оказался лёгкой осенней моросью.

Я оглянулся назад. Среди современных импортных авто моя «пятёрка» смотрелась даже как-то экзотично. Извозчичий полок среди «лендроверов» и «тойот».

* * *

Дождь зарядил в полную силу как раз в тот момент, когда мы скользнули под арку. Я был прав: на Никитской — ни местечка. Две тёмных стенки вдоль тротуаров.

— Смотри, — сказал я — И они все — сюда! Если повезёт, сможем удобно расположиться на своих ногах в районе последнего пролёта лестницы.

Ярослава недоверчиво кивнула, а потом засмеялась. Влажная потемневшая прядка перечеркнула её лоб. Конечно, пошутил. Народу в зале оказалось куда больше…

* * *

Если бы один из зрителей расположился на люстре — я бы не удивился. Чего там, просто занял свободное место. Яра нашла мою руку и накрыла её своей. Тёплая, нежная ладошка… Мы сидели почти в самой середине, возле прохода. Третий или четвёртый ряд. Когда мы только вошли, во всём зале пустовали лишь эти два кресла. Словно ждали именно нас.

* * *

Ведущая, вплывшая на уставленную специальными ко́злами сцену, обозревала публику с нескрываемым презрением. С наших мест было хорошо видно выражение её глаз: «Господи, ну почему опять сделали бесплатный вход?!» Видимо, потёртые джинсы не совпадали с её представлениями о таинстве музыки. Шум стих резко, будто выключили звук. Видимо, это кое-как примирило служительницу муз с внешним видом ценителей прекрасного, и она объявила начало. Кэйко Ивахори[11], Япония.

* * *

Ведущая исчезла. На её месте возникла тонкая миниатюрная японка с шапкой густых курчавых волос. Её ног не было видно из-под длинного кимоно, поэтому она не шла, а скользила по сцене. Перед собой она держала длинный деревянный ящик, похожий на половинку бревна, оснащённый огромным количеством струн. Зал взорвался.

Слегка даже пошатнувшись, женщина опустила кото — разумеется, это и был (было?) кото — на ближайшие к краю сцены козлы. Опустилась на колени перед получившимся сооружением и коротко поклонилась залу. Похоже, ей было всё равно, во что одеты её слушатели. Аплодисменты не смолкали. Только после второго поклона хлопки постепенно стихли. Она медленно положила пальцы на струны и застыла причудливой восковой куклой.

Я не уловил мгновения, когда родился первый звук. Странный, нездешний звук. Мне показалось, что женщина не пошевелилась. Звук проплыл над рядами кресел и исчез, растворился где-то на лестнице. Ко второму, более громкому звуку я уже был готов. Теперь я успел разглядеть: правая рука женщины чуть заметно шевельнулась, левая, движущаяся как у гусляра, нажала на струну.

Только сейчас я понял — госпоже Ивахори очень много лет! Её руки. Отсюда их было хорошо видно. Узловатые, мужские руки. Обладательница таких рук могла быть, кажется, домработницей, маляршей… Но — никак не музыкантом!

Звуки уже не прерывались. Теперь они начинали вспархивать стаями, гоняться друг за другом и даже играть в прятки. Прятки? Да… Но всё равно — в основе оставался один звук. Каждый из этих звуков был один.

Я подумал, что тут они совсем чужие. Не в этом зале, и даже не в этом городе, а вообще — на земле. То место, откуда они пришли — что это? Древние легенды? Тончайший мир призраков, скользящих незамеченными среди нас?

Я смотрел на руки женщины без возраста, на руки, которые единственные выдавали её возраст… Удивительно, как я сразу не понял?! Это же не руки! Это — сосновая ветка, раскачивающаяся на ночном ветру. А сквозь неё просвечивает белая, как тончайшая рисовая бумага, луна. Рядом журчит вода. Родник? Прозрачная струйка сбегает по сосновым корням, унося с собой пожелтевшие старые иглы. Одна раздвоенная иголка зацепилась за выступ и завертелась в потоке. Ни день, ни ночь. Вот смеётся девочка, но в глазах её стоят слёзы. Красно-зелёная птица раскачивается на гнущемся стебле тростника. Длинные зелёные листья трутся друг о друга. Вода уже не течёт. Она раскачивается в деревянном ведре в такт шагам. Скрипит верёвка. Ящерица цвета красной меди внимательно смотрит на что-то за моим плечом. Я не могу обернуться. Я смотрю куда-то рядом с ящерицей. Что это? Какие-то фигурки из бумаги плывут по воде. А над ними вращается неопределённого цвета фонарь. Бумажный фонарь с живым огнём внутри. Бумага и огонь — они ненавидят друг друга. Но они — вместе. Здесь и сейчас. Это не бумажные фигурки! Это какие-то корабли! Просто я смотрю на них с такой высоты, с которой всё в этом мире кажется игрушечным. И они тоже. Лица нарисованы. А если присмотреться — видно, что нарисованы они на плоских бумажных листах, повторяющих их контуры. Они стоят в несколько рядов, не загораживая и не касаясь друг друга, только кажется, будто все они — на одном огромном листе. А это кто? Кто-то тёмный в широкой бамбуковой шляпе мелькает между ними с фонарём в руке… Какая разница? Мне всё равно. Только бы ещё раз увидеть сосновую ветку, заслоняющую луну, смеющуюся девочку со слезами на глазах, и круглую птицу на стебле тростника… Особенно — девочку… Она… Куда она смотрела? На зелёные луга, неведомо зачем расчерченные туда и обратно полными воды каналами? Нет. Там гнутые мостики, над каналами горят фонари. Нет. Может, сюда? Сюда? Здесь — нарисованная бумажная комната… Нет. В этой нарисованной комнате есть живая рука, раскрывающая веер… Нет. Веер раскрывается каждый раз. Нет. Куда? Конечно! Это — маленький домик, возможно, даже часовенка. Маленькая часовня у водопада, неподвижно скользящего прямо сверху. Камни здесь глядят из воды, словно у них есть лица. А между стволами замерли узкие белые фигуры с красными полосами на щеках, с которых свисают тонкие кисточки. Узкие белые обнажённые фигуры. Замерли такими, какими их застал мой взгляд… Только не отвернуться! Смотри! А взгляду хочется вернуться в нарисованную на бумаге комнату, где веер раскрывается всякий раз… Нет! Не дай им пошевелиться! Если ты отвернёшься, девочка снова будет плакать… Только не шевелиться… Не…