Владислав Гравишкис - В семнадцать мальчишеских лет

• Название: В семнадцать мальчишеских лет
• Автор: Владислав Гравишкис
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Три повести о юных героях гражданской войны, отдавших свои жизни в борьбе за утверждение Советской власти на Южном Урале.

---

Поля отрицательно покачала головой.

— Не знаю никакого Волошина. А приходили ко мне многие знакомые отца. Картошки приносили, денег. Жить-то как-то надо, — с искренним вздохом, как-то по-бабьи жалостливо проговорила она и открыто взглянула в глаза прапорщика.

«Если бы наши так вели себя на допросах». — Мысль эта показалась нелепой, но преследовала прапорщика все время: и тогда, когда он сулил Поле свободу, и когда уверял, что после окончания междоусобицы настанет свобода для всех. И когда отправил Полю на пытки…

Потом Феклистов устало откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. Обещанное Колчаком решительное наступление задерживается. Красные сами напирают отовсюду. Что его ждет завтра? Долго ли удержится Колчак у власти? В тылу вспыхивают восстания. В самой столице «верховного», в Омске, еле управились с восставшими рабочими.

И здесь: еле-еле уберегли Александра Васильевича. Не дай капитан Новицкий секретной депеши ему, Феклистову, не пусти он впереди поезда «верховного» порожний товарняк, пожалуй, не сносить ему самому головы… Черт знает, что творится! Огонь, как на торфяном болоте: выбивается то в одном, то в другом месте.

«Нет, голубчики! Надо всех к ногтю: ищи-свищи, если они все скроются в горах. Пора ликвидировать, хватит заниматься слежкой. Впрочем, — тут же оборвал сам себя Феклистов, — пусть еще недельку-другую потешатся, надо всех опознать, а потом уж — под корень!» — И крикнул:

— Жабина! — Приказал: — Глаз не спускать с Теплоухова. Гляди в оба, кто вокруг него вьется. Потом доложишь.

Младший наблюдатель выслушал и почтительно попятился к двери.

Какая она, жизнь, будет

С низин натянуло туман. Сосны стояли плотно друг к другу, будто затканные в сплошное белесое покрывало. Влажная и густая трава хлестала по ногам, брюки покрывались водяной пылью, мелкими листьями. Идти чем дальше, тем труднее. Но двое упорно поднимались вверх. За плечами у каждого — тяжелая ноша, лямки режут плечи, но останавливаться нельзя. Впереди, ссутулив крутые, сильные плечи, шагал Колька Черных, за ним, чуть приотстав, — Виктор.

В путь они отправились глубокой ночью. Далеко за городом на малоприметной тропинке отыскали каменную глыбу, издали похожую на медвежью морду, разбросали кучу мелких камней, извлекли два туго упакованных мешка. В мешках — завернутые в тряпье револьверы, разобранные на части винтовки и патроны, добытые на заводе. Взвалив на плечи поклажу, направились в сторону Таганая, туда, где пролегли партизанские тропы.

Впереди и сзади шли ребята из десятки. В случае чего они должны были предупредить об опасности. Через каждые полтора-два километра менялись: одни взваливали на плечи тяжелые мешки, другие шли в дозоре.

Иван Васильевич поручил маленькому отряду Виктора идти в горы для переброски накопленного оружия. Подпольщики исподволь готовили восстание, чтобы помочь наступающей Красной Армии, переправляли в «каменные казармы» надежных людей. К несказанной радости Виктора, Колька Черных однажды сообщил, что дядя Антон, с которым они когда-то толковали у станка, подошел к нему и хмуро попросил:

— Слышь, малый, сведи со своими. Нутром чую, знаешь, где укрываются. — Помолчал и так же хмуро добавил: — Невмоготу больше отсиживаться…

Партизанский отряд рос, а оружия не хватало. Его добывали с большим риском. Но не меньший риск был и для тех, кто доставлял его партизанам. Иван Васильевич давно убедился, что Виктор все поручения исполнял четко и быстро. Скромный до застенчивости, он, однако, был находчив, а выдержке Виктора могли позавидовать бывалые люди. Потому и доверил ему возглавить группу по переброске оружия. Отправляя в путь, говорил:

— Скоро, очень скоро будет на нашей улице праздник! Передай там, что кое-кто из буржуев потихоньку сматывает удочки. Чуют крысы, что ко дну идет их корабль!

Виктор редко видел таким радостно возбужденным своего учителя по подполью. Иван Васильевич то снимал пенсне, начиная вдруг протирать стекла, то надевал снова, и через стекла молодо поблескивали его глаза.

При воспоминании об Иване Васильевиче Виктора охватывало теплое чувство. Многим, очень многим обязан он этому человеку! И в самый трудный момент после ареста Поли, когда черным казалось весеннее небо, Виктора поддержал он. Всего несколько слов сказал он тогда, но каких!

До цели уже близко. Виктор предложил отдохнуть. Остановились у большого сахарной белизны камня, из-под которого бил родник.

Снизу, из-за гор, брызнули первые лучи солнца. Студеная прозрачная вода засветилась, заиграла радужным блеском. Колька остановился и, набрав воздуху, неожиданно гаркнул:

— Кто украл кнуты?

— Ты-ы, — донеслось горное эхо.

— Ты что, ошалел? — набросился на него Виктор.

Колька бесшабашно махнул рукой.

Парни приникли к холодной родниковой воде, утолили жажду. Колька, стоя на коленях, расплылся в блаженной улыбке, сощурившись, повел вокруг рукой и проговорил:

— Здесь все наше, не то, что в городе.

— А знаешь, как ты здорово сказал! — подхватил Виктор. — Здесь, и правда, все наше. За то и боремся.

— Скорее бы выгнать гадов! — с ненавистью выдохнул Черных.

— Выгоним, очистим землю от всех буржуев! — уверенно произнес Виктор и задумчиво спросил не то самого себя, не то Кольку: — А какая она, жизнь, будет?

— Да что тут думать, — изумился Колька, — конечно, хорошая. Все тогда будут сытые и обутые.

— Мало этого человеку! — вырвалось у Виктора.

— Сам знаю, что мало, — согласился Колька. — Только знаешь, порой до того жрать хочется, хоть волком вой.

Перекатывая на ладони отполированные камешки, Виктор заговорил горячо, торопливо:

— По-моему, красивая жизнь настанет. Знаешь, о чем Иван Васильевич все время говорит? Мы, говорит, всю Россию перевернем. Понастроим для рабочего человека дворцов, каких свет не видел, всех грамоте обучим. Вот, погоди, разобьем контру, увидишь. А то сказанул: «Сытые будут».

— Ну, хватит, — попросил Колька, дружелюбно глядя на Виктора. — Пойдем, пожалуй, а то больно разговорились.

На обратном пути на подходе к городу их задержал конный разъезд.

— Где шлялись? — строго спросил молодцеватый кавалерист.

— В лес ходили, — спокойно ответил Виктор.

— Чо зенки-то вылупил? — рассердился вдруг Колька Черных. — Не видишь, кислицу несем, хоть ее наваришь — и то ладно.

Виктор обмер: отчаянный Колька сейчас все завалит.

— Ну ты, поговори у меня! Нагайки не пробовал? Вытряхивай из мешка-то.

Колька, а за ним Виктор с обиженным видом развязали мешки, вывалили запасенную для них партизанами кислицу.

— Проваливай! — распорядился кавалерист.

У ребят отлегло от сердца. Они проворно сбросали зелень в мешки и зашагали по направлению к городу.

Перед грозой

Злые, запыленные, потрепанные части белых втягивались в кривые, ползущие по горам улицы Златоуста. Где-то совсем близко, напрягая силы, красные полки громили белогвардейцев, и они откатывались сюда. Пылила кавалерия, тяжело топала пехота, грохотали по каменистым улицам артиллерийские повозки. Прямо на улицах дымили походные солдатские кухни.

Город лихорадило. Казаки разграбили кожевенный магазин. Эскадрон отступающих вояк ворвался на водочный завод. Христолюбивые воины прикладами сшибли замки со складских дверей и прямо на улице, гогоча, распивали спирт, палили из карабинов. В воздухе густо висела брань. На место происшествия из комендатуры прибыл офицер с двумя солдатами, пробовал утихомирить буянов. Пьяные казаки взяли его самого в плотное кольцо.

Молодой казачишка, еле держась на ногах, опираясь на карабин, как на палку, со слезой в голосе тянул:

— Нет, ты скажи, ваше благородие, скажи от сердца, за что воюем, а? Не можешь, а?

— Молчать! — прикрикнул офицер.

— Но-но-но-о! Не ндравится, гляди-кось, — куражился казачишка.

Другие плотнее сгрудились около офицера.

Офицер стал вырываться из казацкого кольца.

— Струсил, ваше благородие, кишка тонка. Это те не царское время, во! — не унимался казачишка.

Остальные гоготали, сдабривая свои слова соленой руганью.

Благоразумные мещане, купчишки и прочая дрянь увязывали узлы и, второпях перекрестив лбы перед неведомой дорогой, отправлялись на железнодорожную станцию.

— Плохи наши дела, — посетовал как-то городской голова в присутствии Ивана Васильевича.

Притушив невольный блеск в глазах, Теплоухов бодро сказал:

— Господин полковник уверяет, это — временное явление.

— Покорнейше благодарю, — вспылил голова, — вы что, извините, ребенок, сами не видите, куда дело клонится?

— Обычные военные операции, временная перегруппировка сил, — невозмутимо возразил Иван Васильевич.