Генрик Сенкевич - Огнем и мечом

• Название: Огнем и мечом
• Автор: Генрик Сенкевич
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066617-1, 978-5-271-30996-0

Самый прославленный роман Генрика Сенкевича, признанный классикой историко-приключенческой литературы, не однажды положенный в основу талантливых и увлекательных фильмов и многосерийных саг…

История смутного времени по-польски.

История жестокого и беспощадного противостояния народов Речи Посполитой – поляков, литовцев, украинцев…

История юного польского дворянина, его великой любви, личностного становления в лихую годину перемен и опасных приключений.

История, в которой реально существовавшие и вымышленные гением Сенкевича персонажи и события переплетены настолько плотно, что различить их не сможет даже самый придирчивый читатель…

---

– Обещаем, – торжественно промолвили Селицкие и Харламп.

Тогда Богун отдал Ельяшенке письмо Хмельницкого королевичу с такими словами:

– Т и ц е э п и с ь м о к о р о л е в и ч е в i в i д д а ш, i к о л и я з а г и н у, т а к т и с к а ж е ш i й о м у, i Х м е л ь н и ц ь к о м у, щ о м о я в и н а б у л а i щ о н е з р а д о ю м е н е з а б и л и.

Заглоба, ничего из виду не упускавший, отметил про себя, что на угрюмом лице Ельяшенки не промелькнуло и тени тревоги, – видно, он был крепко уверен в своем атамане.

Меж тем Богун надменно повернулся к шляхтичам.

– Ну, кому смерть, кому живот, – сказал он. – Пойдем, что ли.

– Пора, пора! – дружно ответили те, затыкая полы кунтушей за пояс и беря под мышку сабли.

Выйдя из корчмы, пошли к речке, бежавшей среди боярышника, шиповника, молодого соснячка и терна. Ноябрь, правда, поотряс с кустов листья, но ветви их столь были густы, что заросли казались черной траурной лентой, уходящей в дальнюю даль, через пустынные поля к самому лесу. День был хоть и неяркий, но ясный, – случаются осенью такие дни, полные сладостной грусти. Солнце украсило золотистой каймой обнаженные ветви деревьев и заливало светом желтую песчаную гряду, тянувшуюся вдоль правого берега речки, чуть поодаль от воды. Противники и секунданты направились к этой гряде.

– Там и остановимся, – сказал Заглоба.

– Хорошо, – согласились остальные.

Заглобу все более охватывала тревога. Наконец, подойдя к Володыёвскому, он шепнул:

– Пан Михал…

– Что?

– Ради Бога, братец, уж ты постарайся! В твоих отныне руках судьба Скшетуского, свобода княжны, твоя жизнь, да и моя тоже. Упаси тебя Господь от беды, но я с разбойником этим не справлюсь.

– Чего же ты его вызвал?

– Как-то выскочило само собою. Одна на тебя надежда. Куда мне, старику, против него с моею одышкой, да и прыть не та, а красавчик сей, точно кубарь, верток. И зол, собака.

– Я постараюсь, – сказал маленький рыцарь.

– Помоги тебе бог. Не падай духом!

– Еще чего!

В эту минуту к ним подошел один из Селицких.

– Хорош гусь казак ваш, – шепнул он. – Ровней себя с нами держит, а то и выше мнит. Экая фанаберия! Верно, матушка его на шляхтича загляделась в свое время.

– Э, – сказал Заглоба, – скорей на его матушку шляхтич.

– И мне так сдается, – добавил Володыёвский.

– Начнем! – вдруг воскликнул Богун.

– Начнем, начнем!

Остановились. Володыёвский и Богун друг против друга, шляхтичи возле них полукружьем.

Володыёвский, будучи, несмотря на молодость лет, весьма искушен в подобных забавах, сперва песок ногою пощупал – довольно ли тверд, – а потом оглядел неровности почвы. Видно было, что настроен он очень серьезно. Как-никак предстояло скрестить оружье с рыцарем, прославленным на всю Украину, о котором в народе слагались песни, имя которого было известно в каждом уголке Руси, вплоть до самого Крыма. Володыёвский, простой драгунский поручик, многого ожидал от этого поединка: либо славной смерти, либо не менее славной победы – и потому ничего без внимания не оставил. Лицо его необычайную выражало серьезность. – Заглоба даже перепугался. «Легкость духа теряет, – подумал он. – Несдобровать бедняге, а за ним и я на тот свет отправлюсь».

Меж тем Володыёвский, тщательно оглядев площадку, стал расстегивать куртку.

– Холодно, – сказал он, – но согреемся, надо думать.

Богун последовал его примеру, и оба, сбросив верхнюю одежду, остались в одних лишь рубахах и шароварах, затем каждый засучил на правой руке рукав.

Но сколь же жалостно выглядел маленький рыцарь подле рослого и дюжего атамана! Пана Михала почти что не было видно. Будто молодой петушок с сильным степным ястребом замыслил единоборство! Секунданты с тревогой поглядывали на широкую грудь казака, на открывшиеся, когда он засучил рукав, узловатые и тугие могучие мускулы. Ноздри Богуна раздувались, словно он загодя чуял кровь, лоб собрался морщинами, так что, казалось, черная грива растет от самых бровей, и сабля в руке покачивалась. Вперивши в противника хищные свои очи, он ждал сигнала к поединку.

А Володыёвский еще раз осмотрел на свет клинок своей сабли, пошевелил желтыми усиками и стал в позицию.

– Ох, и резня будет! – шепнул Харламп Селицкому на ухо.

И тут раздался несколько дрогнувший голос Заглобы:

– Во имя Божие, начинайте!

Глава XII

Свистнули сабли, и острие звякнуло об острие. Поле боя в одно мгновенье расширилось: Богун наступал столь неудержимо, что Володыёвский отскочил на несколько шагов и секундантам тоже пришлось, попятившись, расступиться. Сабля Богуна мелькала в воздухе с быстротою молнии – испуганные взоры присутствующих не успевали за нею следить, им казалось, вкруг пана Михала сомкнулось кольцо сверкающих зигзагов, грозя его испепелить, и лишь Господь властен вырвать маленького рыцаря из этого огненного круга. Отзвуки ударов слились в протяжный свист, воздух, взвихрясь, хлестал по лицам. Ярость атамана с каждой секундой возрастала; в исступлении обрушился он на противника подобно урагану – Володыёвский только отступал и защищался. Правая его рука, выставленная вперед, была почти неподвижна, только кисть без устали описывала малые, но быстрые, как мысль, полукруги, отражая бешеные Богуновы удары; клинку подставляя клинок, уставя очи в очи атамана, Володыёвский в ореоле змеящихся вокруг него молний казался спокойным, лишь на щеках его проступили красные пятна.

Заглоба, зажмурясь, прислушивался: удар, снова удар, свист, скрежет.

«Еще защищается!» – подумал он.

– Еще защищается! – шептали Селицкие и Харламп.

– Сейчас его к песку припрет, – тихо добавил Кушель.

Заглоба приоткрыл глаза и глянул.

Володыёвский почти касался песчаной гряды спиною, но, видно, не был пока еще ранен, только румянец на лице стал ярче и лоб усыпали капельки пота.

Сердце Заглобы забилось надеждой.

«А ведь и пан Михал у нас великий искусник, – подумал он, – да и этот когда-нибудь устанет».

И действительно, лицо Богуна покрыла бледность, пот оросил и его чело, но сопротивление только разжигало неистовство атамана: белые клыки блеснули из-под усов, из груди вырывалось звериное рычанье.

Володыёвский глаз с него не спускал и продолжал защищаться.

Почувствовав вдруг за собой песчаную стену, он будто исполнился новой силы. Наблюдающим поединок казалось – маленький рыцарь сейчас упадет, а он меж тем нагнулся, сжался в комок, присел и, точно камень, всем телом ударил в грудь атамана.

– Атакует! – закричал Заглоба.

– Атакует! – повторили за ним остальные.

Так оно и было на самом деле: теперь казак отступал, а Володыёвский, изведавши силу противника, напирал на него столь стремительно, что у секундантов дух захватило: видно, начал разогреваться – маленькие глазки метали искры, он то приседал, то подскакивал, меняя позицию в мгновение ока, кружа возле казака и вынуждая того волчком вертеться на месте.

– Ай да мастер! – закричал Заглоба.

– Смерть тебе! – прохрипел вдруг Богун.

– Смерть тебе! – как эхо ответил Володыёвский.

Внезапно казак приемом, лишь искуснейшим фехтовальщикам известным, перекинул саблю из правой руки в левую и слева нанес удар столь сокрушительный, что противник его, как подкошенный, грянулся наземь.

– О Господи! – крикнул Заглоба.

Но пан Михал упал намеренно, отчего Богунова сабля только свистнула в воздухе, маленький же рыцарь вскочил, точно дикий кот, и со страшной силой рассек саблей незащищенную грудь казака.

Богун пошатнулся, шагнул вперед и, сделав последнее усилье, нанес последний удар. Володыёвский отбил его без труда и еще дважды ударил по склонившейся голове – сабля выскользнула из ослабевших Богуновых рук, он повалился лицом в песок, обагряя его кровью, растекшейся широкой лужей.

Ельяшенко, присутствовавший при поединке, бросился к телу своего атамана.

Секунданты несколько времени не могли вымолвить ни слова, пан Михал тоже молчал, только дышал тяжело, опершись обеими руками на саблю.

Заглоба первый нарушил молчанье.

– Поди ж сюда, дай обниму тебя, пан Михал! – растроганно проговорил он.

Все обступили маленького героя.

– Ну, и мастак ты, сударь, разрази тебя гром! – наперебой восклицали Селицкие.

– В тихом омуте, гляжу, черти водятся! – промолвил Харламп. – Я готов с вашей милостью драться, чтоб не говорили: Харламп струсил, – и даже если ты меня так же искромсаешь, все равно прими мои поздравления!

– Да бросьте вы Бога ради, вам и драться-то не из-за чего на самом деле, – сказал Заглоба.

– Никак невозможно, – отвечал ротмистр, – тут затронута моя репутация, а я за нее жизни не пожалею.

– Не нужна мне твоя жизнь, любезный сударь, оставим лучше намеренья наши, – молвил Володыёвский. – По правде сказать, я и не думал тебе заступать дорогу. На этой дорожке ты повстречаешь кое-кого другого – вот тогда держись, а я тебе не помеха.