Валерий Панюшкин - Код Кощея. Русские сказки глазами юриста

• Название: Код Кощея. Русские сказки глазами юриста
• Автор: Валерий Панюшкин
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9614-1786-9

Сказки – отражение народного подсознания. Известный журналист и литератор Валерий Панюшкин при содействии юристов «Пепеляев Групп» ищет корни российской правовой системы в сказках и обнаруживает много интересного: в справедливость никто не верит, прав старший и сильный, старое добро быстро забывается, ребенок – не полноправный человек, самое абсурдное чистосердечное признание засчитывается как доказательство вины, логика обвинения хромает, принципы экстрадиции каждый раз пишутся заново, правила наследования запутаны до невозможности – словом, очень напоминает нашу нынешнюю действительность. А пошло-то все, оказывается, еще от Кощея Бессмертного да Василисы Прекрасной.

Книга обязательна к прочтению всем людям с неординарным мышлением, способным видеть неожиданное в привычном, а также всем, кто хочет разобраться, как работает мозг русского человека.

---

Вы скажете, это дело политическое? Царевич претендует на престол? Треть царства рискует оказаться под управлением рептилии? Но дело в том, что и политическая система русской сказки, если бы таковая была формализована, вовсе не предполагала бы, что государством обязательно должен управлять человек. Кощей Бессмертный, например, вот уж на что великий царь, однако же мало кому придет в голову считать Кощея человеком. А Морозко, управляющий подземным царством, разве он человек? Эти двое хотя бы антропоморфные, но нельзя не признать, например, что стрекозы, в одной из русских сказок управляющие Царством Небесным, – насекомые. А Змей Горыныч, время от времени оказывающийся во главе какого-нибудь причудливого государства, так тот и вовсе змей, причем рожденный, как следует из его отчества, не другим змеем, а горою, так что не поймешь – то ли пресмыкающееся, то ли минерал.

Одним словом, придется признать: в политическом смысле для царевича, женящегося на лягушке, никаких препятствий нет.

Можно было бы побеспокоиться слегка о физиологической стороне вопроса, о том, как царевич и лягушка станут продолжать род и как вообще оплодотворить человеку лягушачью икру. Однако же и это не беда: русские сказки знают и не такие извращения.

И вообще, вопрос о том, является ли жена Ивана-царевича, кроме того что лягушкой, еще и человеком, втемяшивается только в дурные башки жен царевичевых братьев. В сущности, выяснять, является ли лягушка еще и человеком, – это бабья блажь. Серьезному государственному мужу, каковым является царь, не приходит в голову подобная глупость. Царь предпочитает существовать в юридическом поле: для него если жена царевича, значит, царевна. Эксперименты, направленные на установление биологического вида снохи, царь затевает исключительно ради того, чтобы две другие снохи перестали скандалить, то есть из великодушия.

Но тут-то царь и сталкивается с серьезными правовыми проблемами. Разумеется, у царя абсолютная власть. Разумеется, царевич во всем подчиняется царю беспрекословно. Разумеется, царь может убить царевича, если надо. Но войти к царевичу в спальню царь не может. Более того, сам царевич не слишком-то вольготно чувствует себя в светелке жены.

По другим русским сказкам мы знаем, какие неразрешимые проблемы порой встают перед мужчиной, если, например, две женщины одновременно объявляют себя законными его женами. Ради того, чтобы выяснить, которая из жен настоящая, чего только мужчины ни делают: и загадывают женам загадки, и заставляют залезать на забор, кто быстрее, и стреляют в жен из лука в надежде на то, что самозванка погибнет, а настоящая жена выживет…

Но никогда мужчина не отваживается раздеть женщину и рассмотреть ее хорошенько. И это притом, что нагота в русской сказке не запрещена. В «Мудрой деве» героиня является к царю в чем мать родила. То есть запрет распространяется не на наготу как таковую, а на самое таинство женского переодевания. Вот и в сказке про Царевну-лягушку Иван-царевич тайно проникает к жене в гардеробную, чтобы сжечь лягушачью кожу. Жил с женой душа в душу, но ни разу не видел, стало быть, как переодевается жена из лягушачьей кожи в женское платье.

Итак: раздеть женщину и подвергнуть обследованию нельзя. Нельзя ни мужу, ни свекру, даже если он царь. Чтобы определить, человек ли она, приходится ориентироваться по косвенным признакам. Царь, как все, конечно же, помнят, велит Царевне-лягушке соткать ковер, приготовить еду и станцевать {1}. Со всеми тремя заданиями Царевна-лягушка справляется блестяще, после чего царь оставляет женщину в покое. И даже у взбалмошных жен старших его сыновей не остается поводов, чтобы сомневаться в том, что лягушка – это человек.

Можно было бы утверждать иронически, что с точки зрения русской сказки человек – это существо, умеющее ткать, готовить еду и танцевать. Впрочем, ирония не очень уместна. Не такое уж глупое это определение. К тому же оно многое объясняет. Например, становится понятно, почему с такой легкостью герои русских сказок убивают детей, включая своих собственных. Почему, например, любящий отец по приказу мачехи отвозит любимую дочку замерзать в лесу, где хозяйничает Морозко. Становится понятно, почему другой любящий отец беспрекословно отводит Крошечку-хаврошечку жить в холодном хлеву в одном стойле с коровой. Потому что дети – не люди с точки зрения русской сказки: они не умеют ткать, готовить еду и танцевать. Дети становятся людьми, как только научаются всему этому.

Другое дело, что в мире русской сказки быть человеком – не так важно, как в нашем современном мире. Для существа, управляющего государством, важно уметь стрелять из лука, держаться в седле, судить справедливо и желательно колдовать. А уж мужчина он или женщина, человек, змей или вовсе медведь – значения не имеет.

Что же касается жены, то правда ведь важно, чтобы ткала искусно, готовила хорошо и красиво танцевала. А человек она при этом или лягушка – все равно.

Размер морального вреда, или Гусочка за уточку

Есть в русской сказке важный троп, как говорил профессор Пропп {2}… Иными словами, есть такая стандартная история, кочующая из сказки в сказку: Лиса просится на ночлег. Как правило, Лиса украла курицу. Как правило, за Лисой кто-нибудь гонится. Зверушка стучится в двери первой попавшейся избы и просит, чтобы ее пустили переночевать. Хозяин избы, как правило, отвечает, что в доме и так тесно, а Лиса обещает сама лечь на лавку, курочку положить под лавку, то есть занять совсем мало полезной площади. Ну и разумеется, хозяин Лису пускает.

Ночью Лиса сжирает свою курочку до последнего перышка, а утром устраивает скандал: я, дескать, была с курицей, курица, дескать, пропала, так что давайте мне теперь вместо курицы гуся.

Тут есть два интересных наблюдения.

Во-первых, пропажа курицы, даже, как мы знаем, мнимая, совершенно освобождает Лису от платы за постой. Лиса даже спасибо не должна теперь говорить за то, что ее приютили, а может, ничтоже сумняшеся, скандалить.

Во-вторых, гусь больше курицы. Отдать гуся взамен пропавшей курицы – это архаический способ возмещения морального вреда. Если в теперешнем суде долго рассчитывали бы, на какую именно сумму пострадала Лиса, то русская сказка решает эту проблему просто.

Домашняя живность как бы ранжирована. У домашней живности в русской сказке есть классы, подобные классам современных автомобилей. Куры, гуси и утки, мелкий рогатый скот, крупный рогатый скот, лошади. Персонажу русской сказки кажется логичным за пропавшую курицу отдать гуся, за пропавшего гуся – барашка, а за пропавшего барашка – теленка.

Нам это кажется диким, но если бы мы рассуждали как персонажи русских сказок, то, став виновниками дорожно-транспортного происшествия, например, должны были бы взамен разбитого по нашей вине «гольфа» купить его владельцу «пассат», а взамен «пассата» – «ауди А6», а взамен «ауди А6» – «ягуар».

Следуя этой логике, хитроумная Лиса выстраивает на возмещении морального ущерба целый бизнес, целую цепочку обогащений.

Лиса получает гуся взамен курицы, идет в соседнюю деревню и просится там на ночлег с гусем. Ночью сжирает гуся, а наутро требует барашка в качестве возмещения ущерба, материального и морального.

Идет с барашком в следующую деревню, просится на ночлег, ночью съедает барашка и требует взамен теленка. Теоретически этак и до лошади можно было бы дойти. Но теленок в русской сказке, в отличие от курицы, гуся и барашка, сакрален. Теленок – не просто скот, как и у нас «мустанг» какого-нибудь антикварного года – не просто машина.

Столкнувшись с требованием отдать теленка, хозяин прерывает лисью цепочку обогащений. Вместо теленка он выносит собаку в мешке. По размерам собака и теленок схожи, так что сделка представляется Лисе состоявшейся. Она взваливает мешок на плечи и, довольная, уходит.

Но это сбой системы. Это как если бы в ответ на требование отдать «ауди А6» вы отдали бы истцу болид «Формулы-1». По размеру-то они, может, примерно одинаковые, но по цене-то болид даже и дороже. Но вы бы отдавали его, надеясь, что вымогатель сядет за руль и разобьется на первом же повороте.

Что и случается с Лисой. Отойдя немного от деревни, Лиса развязывает мешок, собака бросается за Лисой в погоню, Лиса прячется под корягу, собака тщится достать беглянку…

И тут-то мы понимаем, как устроен в русской сказке обман и почему Лисе не стыдно хитрить с целью обогащения, а хозяину не стыдно хитрить, когда ему жалко теленка.

Лежа под корягой, Лиса учиняет допрос органам своего тела на тот предмет, который из органов чем именно был занят ради спасения Лисы от собаки. Лисьи глаза говорят, что они смотрели, куда бежать. Лапы говорят, что они бежали так быстро, как только могли. Уши говорят, что они слушали, близко ли собака. И только хвост говорит, что он цеплялся за кусты и ветки и вообще всячески мешал побегу.