Пьер Губер - Мазарини

• Название: Мазарини
• Автор: Пьер Губер
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-232-01256-8

Пьер Губер, известный историк, почетный профессор Университета Пантеон-Сорбонна, автор целого ряда нашумевших книг, свою новую работу посвящает кардиналу Мазарини, оставившему заметный след в истории Франции. Написав портрет честолюбца, чья жизнь окружена бесчисленными мифами, Пьер Губер постарался воссоздать картину той эпохи, очистив ее от всего наносного и предвзятого и не забыв о «неприметном» герое — народе.

---

Поскитавшись недолго по Нормандии в мужском костюме, герцогиня села на английский корабль и добралась до Роттердама, где к ней вскоре присоединился ее давний любовник — Марсийяк (он вернет себе родовое имя — де Ларошфуко).

Экспедиция оказалась на редкость легкой. Королевское семейство, экскортируемое сотней верных и бравых солдат, въехало в Руан под всеобщее ликование толпы. «Никогда еще народ не выражал такой радости при виде своего короля», — писал Мазарини Летелье 7 февраля, пока немногочисленные войска графа д'Аркура в срочном порядке завоевывали верность нескольких не слишком надежных городов. Чуть позже (несколько дней спустя) Мазарини пишет, преувеличивая любовь к королю: «Нет провинции в королевстве, где королевская власть была бы столь прочна, где бы к ней относились с большим уважением, как в этой провинции». Напомним, что Нормандию жестко «потрепал» первый кардинал… Атмосферой мира и изобилия воспользовались, чтобы обложить налогом в 300 000 ливров три округа (Руан, Кайен, Алансон), и парламент одобрил этот акт не раздумывая. Посол Венецианской республики Морозини, который всегда располагал точными сведениями, писал, что Мазарини собрал 900 000 экю — огромную сумму, равнявшуюся 22 центнерам серебра или 2 центнерам золота. Невероятная цифра — понимаешь, как богаты были ресурсы провинции…

На востоке находились последние части Тюренна и испанцы. Королевским войскам удалось отвоевать у них несколько небольших, но хорошо укрепленных городов, хранивших верность Конде: Данвилье, Жамез, Клермон (в Аргонне). Несколько позже смелый маневр Дюплесси-Пралена спас Ле Катле и Гиз, которые Тюренн и эрцгерцог собирались осадить. Риск нашествия с севера и северо-востока был на время устранен. Герцог де Сент-Эньян овладел Буржем, оккупированным сторонниками Конде, и они вынуждены были скрываться в старой крепости Монрон (Сент-Аман).

Не считая Бордо и его окрестностей, общая ситуация как будто прояснилась, тем более что Бургундия (опасались, что она перейдет на сторону Конде) легко присоединилась к «сторонникам короля». В действительности, возвратившиеся из Нормандии Мазарини и двор оставались в Париже всего две недели, после чего министр уехал. В самом начале марта экипажи спокойно двигались в направлении Бургундии. Управление этой огромной провинцией, принадлежавшее Конде, было у него отобрано и поручено герцогу Вандомскому (в Нормандии оно перешло от Лонгвилля к д'Аркуру). Покорность провинции вызывала некоторые сомнения, тем более что первый президент парламента Ленэ был яростным и опасным сторонником Конде. В январе он пытался взбунтовать Дижон и равнину, но маркиз де Таванн, королевский наместник, верный Мазарини, неожиданно вошел в город. Несмотря на временное поражение, нанесенное ему другим Таванном (племянником и сторонником Конде), Дижон не изменил. Прибытие нового губернатора, герцога Вандомского, было встречено с радостью, он сумел завоевать популярность, одаривая всех подряд и действуя в лучших традициях Мазарини. Парламент, дезавуировав Ленэ (он присоединился к сторонникам Конде), осмелел и 25 февраля осудил Тюренна, Буйона и Марсийяка (конечно, на словах). Итак, двор мог медленно и торжественно проехать от Парижа до Дижона, в период с 5 по 16 марта. Время проходило в праздниках, приемах, решались вопросы о повышении налогов; сложнее обстояло дело с осадой последней мятежной крепости Бельгард-Сёрр, которая пала 11 апреля в присутствии юного короля, участвовавшего в своем первом сражении. Всем очень нравилось в Бургундии, и отъезд назначили только на 2 мая: пребывание здесь длилось два месяца, месяц был проведен в Париже, затем последовала длительная поездка по Аквитании.

Начиная с января Париж перестал довольствоваться ожиданием, столица не хотела больше развлекаться чтением более или менее остроумных памфлетов. В марте королева осуществила «перестановку», чтобы потрафить своей подруге Шеврез, Рецу и старому Брусселю: у Сегье временно отобрали печати и отдали почтенному Шатонёфу; президент Лонгёй, брат отъявленного фрондера, заменил Партичелли, вскоре скончавшегося, здание купеческой гильдии Парижа было отдано на откуп верному стороннику Гонди, а Бастилия — Брусселю-младшему. Все эти перестановки еще больше отстраняли от дела сторонников Конде, уже потерявших управление провинциями.

За всеми действиями стоял беспрестанно маневрировавший Мазарини, действовавший, возможно, слишком усердно. Он пообещал Гонди богатое нормандское аббатство Бек [Эллуан], потом изменил решение, предложив Гонди Урскан (Уаз), не такое богатое аббатство; обиженный коадъютор отказался (в марте). Кардинал пообещал герцогу Нуармутье, другому фрондеру, управление Аррасом с соответствующими доходами, передумал и в апреле попросил подождать до конца войны. Простые примеры неловкого (заинтересованного) поведения, отдалявшего коадъютора от кардинала.

Можно ли было уступать требованиям раскаявшихся фрондеров? В мае герцог Вандомский и его сын Бофор потребовали себе прибыльное Адмиралтейство с правом передавать должность по наследству. Требование удовлетворили, и отец и сын принесли клятву верности 1 июня. День спустя двор покинул Париж, чтобы подышать свежим воздухом в Фонтенбло и Компьени, пока Мазарини наблюдал за северным фронтом, который держался очень стойко. После недолгого, на пять дней, возвращения в Париж все отправились в длительную поездку на северо-запад и в Гиень, откуда приходили дурные новости. В Париже тем временем политико-фрондерский котел кипел все опаснее. Создается впечатление, что все эти месяцы 1650 года Мазарини главным образом старался выиграть (кроме денег и людей) время, на которое всегда рассчитывал, которым всегда играл и выигрывал, несмотря на некоторые осечки.

Бордо и Гиень, Ангумуа[68] и Перигор глухо роптали или бунтовали в открытую. Описание безумных событий тех лет — 1650—1652 и даже 1653 годов — может заинтересовать потомков бунтовщиков и некоторых историков, например англичан и американцев. Объясним, почему двору пришлось вмешаться: слишком многие в этих провинциях создавали беспорядок, крали то, что по праву принадлежало королю, и, не задумываясь, звали на помощь испанцев, что было совершенно нетерпимо. Следовало вмешаться, тем более что это путешествие уносило двор и короля прочь от ядовитых парижских «испарений».

Как и прежде, парламент Бордо и губернатор Эпернон занимали непримиримую позицию, атмосфера в городе накалялась. Новым фактором стала настоящая фрондерская армия — дворяне и несколько тысяч крестьян, собранная вокруг замка Тюренна с помощью принцессы Конде, Буйона, Латремуйя, Ларошфуко и опасного Ленэ, спасшегося после дижонских интриг. Войска же губернатора (которые Мазарини собирался осторожно отозвать) находились близ Кадияка и вскоре получили поддержку маршала де Ламейерэ, командовавшего несколькими верными полками. Никто не мог помешать принцессе Конде и ее сторонникам войти в Бордо, тем более что там появился испанский посланец Осорио, приведший с собой три фрегата. Важные персоны, в том числе многие парламентарии, заняли выжидательную позицию, а народ поддержал принцев и фрондеров: общество разделилось.

Эпернон отреагировал мгновенно, приведя свои войска к Медоку, и угрожал уничтожить ценные виноградники (в ожидании королевского кортежа, покинувшего столицу в начале июля и торжественно продвигавшегося через Фонтенбло, Питивье Орлеан, Тур и Ришелье к Бордо). По дороге королева приказала разрушить замок Ларошфуко близ Вертея (она ненавидела предававшего ее человека), добилась подчинения областей в Пуату и Ангумуа, где наблюдались небольшие волнения, взяла Либурн и остановилась в Бурке на Жиронде. После жестокого натиска Ламейерэ на войска Буйона (5 сентября, в ближайших предместьях Бордо) начались переговоры, Гастон выступил в роли посредника между Двором и восставшими. Переговоры завершились к 1 октября: мятежников, конечно, амнистировали (на сей раз без возмещения убытков), Эпернону приказали отвести войска, а принцессу, ее друзей, сторонников Конде и испанцев попросили покинуть Бордо, после чего 5 октября король въехал в спокойный Бордо. Невольно возникает вопрос: «Возможно, горожане предпочитали испанцев и их союзников-французов своему законному монарху?»

На какое-то время (они возобновятся) «дела» в Гиени пришли в норму. Мазарини и двор могли заняться другими, очень сложными делами. Отбывший 15 октября кортеж королевы (она была больна всю неделю в Амбуазе) возвращался в Пале-Рояль месяц спустя в нерадостном настроении. Мазарини, выезжавший на поля сражений, приехал в Париж только 31 декабря, он недомогал и был крайне обеспокоен новостями от своих агентов.

Во время слишком долгого турне по провинциям власть в Париже представляли герцог Орлеанский и самый надежный из министров Летелье, но ни тот, ни другой не пользовались достаточным авторитетом, чтобы сдерживать чужие амбиции и держать под контролем сделки с далеко идущими последствиями. Парламент вновь бунтовал, многие парламентарии поддерживали посаженных в тюрьму принцев, требуя (и резонно), чтобы те предстали перед судом парламента, если действительно виновны. Число сторонников «арестантов», искренних или находившихся «на содержании», выросло, как только к ним снова присоединился сильный союзник. Гонди, сначала позволивший арестовать принцев, взбесился, не получив кардинальскую шапочку, которая, как он полагал, была у него в кармане. Он принялся обрабатывать своих обычных союзников — кюре, простолюдинов, дам и даже Гастона, занимавшего неопределенную позицию. Так складывался своего рода парижский антимазариниевский союз, получивший двух новых союзников.