Борис Фрезинский - Я слышу все… Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967

• Название: Я слышу все… Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2006
• ISBN: 5-7784-0331-3

Эта книга — собрание избранных писем, полученных Ильей Эренбургом в 1916–1967 годах. Среди них очень мало довоенных — их Эренбург сжег в Париже в 1940 г. (сохранились лишь черновые варианты нескольких писем Брюсова, Волошина и Цветаевой). Но зато архив Эренбурга начиная с 1940 г. был богатейшим. Среди адресатов писателя — выдающиеся деятели мировой культуры XX века, крупные общественные и политические деятели: Брюсов, Ахматова, Н.Я. Мандельштам, Б. Пастернак, Твардовский, К. Симонов, Бродский, В. Гроссман, Паустовский, Шварц, Каверин, Казакевич, В. Некрасов, Ю. Домбровский, В. Шаламов, А. Эфрон, Шкловский, Якобсон, Эйхенбаум, Лихачев, Эткинд, Вяч. Вс. Иванов, Ю. Лотман, Ф. Вигдорова, Мейерхольд, Таиров, Коонен, Ф. Раневская, Эйзенштейн, Прокофьев, Шостакович, Бухарин, Коллонтай, Рокоссовский, Пикассо, Шагал, Сарьян, Ле Корбюзье, Хемингуэй, Стейнбек, Сартр, Ж.-Р. Блок, Арагон, Кокто, Мальро, Веркор, Сименон, Моравиа, Фейхтвангер, Амаду, Неруда и многие другие.

В книгу включены также избранные письма родных, любимых женщин, фрагменты военной и депутатской почты. Последний раздел книги составляют письма сочувствия, адресованные жене и дочери Эренбурга после его кончины.

---

А наконец я к Вам обращаюсь с прямой просьбою. Это насчет сборника советских поэтов. План такой: маленький сборник (приблизительно 4.000 стихов), который покажет расцвет русской советской поэзии в последних порах, а не настоящая хрестоматия, претендующая дать полную картину советской поэзии. В ней таким образом будут только поэты, отличившиеся продукцией 1955-56-57 гг., а напротив, нет таких, и, м.б., знаменитых, которые не дали ничего важного в последнем периоде. Сборник, в моей идее, должен быть живой документ текущего интереснейшего момента русской советской поэзии, в этом его культурная ценность. Особое внимание хочется уделять молодым поэтам и тем поэтам, которые в прошлом были изгнаны от фактической литературной жизни, а теперь сильно участвуют в поэтической жизни. По-моему сегодня у русской поэзии некоторые крупные личности интернационального масштаба, которые нельзя игнорировать, такие, как Мартынов, Ахматова, Пастернак, Заболотский, и м.б., Слуцкий. В сборнике я намерен поместить следующих поэтов: О.Берггольц, Б.Пастернак, А.Ахматова, Л.Мартынов, Б.Слуцкий, Н.Заболотский, Луговской, Р.Рождественский, Смеляков, Кирсанов, Евтушенко, Алигер[628]; у меня есть еще сомнения насчет Прокофьева, Ваншенкина, Михалькова[629], Асеева, Маршака. Очень желал бы узнать ваше мнение о выборе, вследствие чего, конечно, буду готов внести какие-либо изменения в списке имен. А какие именно стихи вышеназванных поэтов? спрашиваете Вы. Вот: вообще стихи, опубликованные в литературных журналах («Новый мир», «Знамя», «Звезда», «Октябрь», «Нева», «Юность», которых у меня полный комплект), в альманахе «Литературная Москва 1956», в «Молодой гвардии» и в сборнике «День поэзии». Этих двух последних, кажется, очень важных изданий у меня еще нет. Так точно нет еще у меня «Стихов» Мартынова, нет поэмы «Строгая любовь» Смелякова, нет двух книг Р.Рождественского («Моя любовь» и «Флаг весны»). Я надеюсь их скоро получить через издателя Фельтринелли[630], который будет изда<ва>ть этот сборник и у которого есть свой человек в Москве в лице Д’Анджело, итальянского работника радио. Через наше общество я тоже спрашивал те же книги и издания у М.Аплетина[631] из иностранной комиссии СП СССР, который нам писал, спрося какие произведения нам желательно получить. В крайнем случае я позволю себе прибегнуть к Вашей любезности, но, пока нет надобности, предпочитаю Вам не мешать с этими мелкими запросами. У Вас я просил бы другое: не могли бы Вы писать для сборника <стихов 1955–1956 гг. советских поэтов> предисловие, обращенное к итальянским читателям? Издатель, конечно, был бы очень рад, и с моей стороны я думаю, что предисловие Эренбурга представляло бы для итальянского читателя самым лучшим ознакомлением с этим поэтическим явлением. Кроме того, вместо заметки о каждом поэте, помещенном в сборнике, как обычно делается, я хотел бы поступить иначе, т. е. я желаю, чтобы каждый поэт написал короткое (м.б., только страничку) заявление о себе, о своем творчестве. Что вы думаете, можно будет добиваться этого? Если не ото всех, по крайней мере от большинства их, и это будет интереснее и это больше приблизит иностранного читателя. <…> М.б., Вы узнали, что когда развивались венгерские события, Карло Леви[632] написал открытое письмо на газету «Аванти», предлагая встречу итальянских, советских и венгерских писателей в Москве, чтобы вместе судить о наболевших вопросах. Теперь наше общество <дружбы Италия-СССР> официально поддерживает такое предложение и думает послать в Москву Леви и некоторых других писателей, которые могли бы толковать с вами, советскими писателями, если не о Венгрии, то о разных проблемах, устанавливая положительную связь Что Вы думаете об этом?

Илья Григорьевич! Я больше вас не задерживаю, это страшно злоупотреблять Вашим терпением. Можете мне написать в Общество <«Италия-СССР»> или прямо мне на личный адрес. Примите мой сердечный почтительный привет, пожелание от всей души успехов в Вашей деятельности, привет и от моей жены и от всех друзей, и пожелания здоровья и радостей для Вас и Вашей семьи.

Пьетро Цветеремич.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2341. Л.9. Написано по-русски; все особенности текста сохранены; печатается в сокращении. На подлиннике помета секретаря ИЭ Н.И.Столяровой: «ИГ ответил лично 20 марта». Переводчик с русского на итальянский, тогда коммунист, писатель Пьетро Цветеремич (ум. 1993) переписывался с ИЭ с апреля 1953 г., перевел ряд произведений ИЭ. Письма ИЭ к Цветеремичу см. П2, №537, 554.

279. Э. д’Астье де ла Вижери

Париж, 7 марта 1957

Дорогой друг,

Трудности теперь повсюду. «Леттр франсез»[633] отказалась публиковать, даже в отрывках, Вашу статью из «Литературной газеты»[634]. Мотивируют это тем, что в «Обсервер» появились достаточно пространные фрагменты, а кроме того, Ваша статья обращена скорее к советским писателям, чем к французским.

С «Либерасьон» по-прежнему плохо, но мы с Клодом Руа (несмотря на его собственные сложности) посмотрим, что можно сделать… Согласитесь ли Вы, в случае необходимости, провести «диалог» на эту тему на страницах «Тан модерн»? Если да, я поговорю с Сартром[635].

Мы увидимся с вами в Берлине 30 марта, я очень рад этому, но мне надо было бы самому ненадолго приехать в Москву сразу после Бюро <Всемирного Совета мира>, чтобы обсудить все серьезно.

Здесь я объяснил такую необходимость. Можете Вы со своей стороны поддержать эту идею?

Хочется надеяться, что по крайней мере у Вас уже, как и у нас, ранняя весна, которая сможет компенсировать другие холода.

Эм. д'Астье.

Спасибо за поддержку д’Астье — литератора[636].

Впервые — ДП. С.687. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1239. Л.5. Ответ на письмо ИЭ от 27 февраля 1957 г. (см. П2, №386).

280. О.Д.Форш

<Ленинград,> 26 III 1957

Дорогой Илья Григорьевич

Здравствуйте! Так давно с Вами не было переписки, что боюсь, сразу подумаете — просьба…

И вот нет. Никакой как есть просьбы. Я давно хочу написать Вам. Недавно была совсем больна при конце и выбралась! Переживаю вторую молодость, такая облегченность души и тела и вот пользуюсь «отпуском», чтобы сказать милым людям, с которыми все дни шла и идет моя жизнь, ласковое слово. Вас и Любу очень хорошо вспоминаю. К Вам лично чувствую неизменную благодарность и восхищение за Ваши статьи во время войны. Они давали людям силу и утешение. Недавно порадовалась, что Вы написали про Пикассо[637] и надеюсь, что много еще скажете о живописи вообще — недавно разбирала архив мой и нашла часть рисунков Любы на «Под куполом»[638]. Хочет ли она, чтобы я ей их прислала? Они пером и приятные по светотени. Знаю, что вы хорошо знакомы с <В.С.>Гроссманом, передайте ему мой сердечный привет и уважение за его прекрасные книги. Жду от него большое. Если будете в Ленинграде, загляните к нам.

Будьте оба здоровы, счастливы, удачливы.

Ольга Форш.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2302. Л.1. С писательницей Ольгой Дмитриевной Форш (1873–1961) ИЭ подружился в Париже в 1927 г. Сохранился экземпляр романа Форш «Ворон» (Л., 1934) с надписью: «Дорогому Эренбургу Илье Григорьевичу с большой надеждой на особое завершение его даров (хоть он уже не стажёр, а отличный писатель) Привет! Ольга Форш. 15 VI 1934».

280а. С.И.Сталина (Аллилуева)

Москва, 7.VIII. 1957

Дорогой и уважаемый Илья Григорьевич!

Когда я прочитала Вашу статью о Стендале в «Иностранной литературе»[639], моей первой мыслью было писать к Вам. Не знаю, о чем именно — о себе, о книгах, об искусстве вообще, о нашей молодежи, о «Красном и черном», о любви, о людях, которых я знаю, — словом, мне захотелось непременно с Вами говорить. Два дня я ходила с этой неотвязной мыслью — и вот, в результате Вы должны будете прочитать еще одно несуразное письмо из числа тех сотен, которые Вы получаете. Но я знаю, что Ваша профессия — «наблюдать человеческие сердца» и поэтому, может быть, Вам будет любопытно, что думает о жизни молодой советский литературовед, женщина, и притом человек не совсем обыкновенной судьбы.

Вот, профессия моя — литературоведение. Я, конечно, плохой литературовед; у меня нет статей, монографий. Но я очень люблю литературу, с детства; процесс оформления чувства и мысли в слова всегда представлялся мне чудом, а Жан Кристоф и Аннет Ривьер[640] — мои друзья, без которых я скучаю, когда их долго нет. Мои друзья со школьной скамьи, мои однокурсники по университету, мои сегодняшние товарищи по работе (я работаю в Институте Мировой Литературы им. Горького) — все мы любим литературу со всей страстью сердца. Но вот беда: у каждого из нас да и у других наших коллег, есть десятки интересных мыслей об искусстве, но мы никогда их не произносим вслух в те моменты, когда нам представляется трибуна научной конференции и страницы журнала. Там мы пережевываем жвачку известных всем высушенных догм. И это не от нашего лицемерия, это какая-то болезнь века, в этой двойственности даже никто не видит порока, это стало единственной формой мышления интеллигенции (я говорю о своей среде, которую знаю).