Светлана Саврасова - С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции

• Название: С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции
• Автор: Светлана Саврасова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 9785969110601

Автор книги много лет помогала выходцам из Восточной Европы находить общий язык с британской полицией. Это трудная задача – ведь речь идет не просто о переводах с русского, польского, украинского или сербско-хорватского. Растолковывать приходилось – причем обеим сторонам – всю грамматику чужой жизни. «Тем, кто собрался выезжать, – читать как инструкцию, тем, кто остается, – читать для развлечения, и еще какого!» (Патриция Роговска, Лондон). Русский перевод своей книги, написанной по-польски, Светлана Саврасова сдала в издательство между двумя курсами химиотерапии. И умерла в день отправки книги в типографию. Светлая память.

---

– Как там ваша книжка? Обо мне пишете?

– У меня проблемы, – отвечаю я. – Боюсь писать.

– А чего вы боитесь?! Берите бумагу, ручку и вперед!

– Да вас боюсь. Когда вы ее прочитаете, вам вряд ли понравится.

– Почему?

– Ну, вы в ней не положительный герой. Понимаете, персонаж книги отличается от того человека, который явился его…

– Источником вдохновения?

– Скорее прообразом, – спокойно говорю я, хотя внутри у меня все протестует. Источник моего вдохновения – мой любимый, а не ты, глиста!

– Я такой страшный? – спрашивает Арек, почти не размыкая губ.

– Пока нет. Но вы можете разозлиться, потому что персонаж не слишком приятный тип… Не очень хороший, короче говоря, плохой.

– Да чего там! Ничего по-настоящему плохого вы обо мне и не знаете, я ведь о таких делах не болтаю.

О боже… Во что я впуталась с этой идеей Роберта насчет книжки! Роберт – единственный человек в мире, который знает, что я – законченная трусиха. Что внутри я страшно боюсь большинства вещей, людей и событий. Что если рядом со мной кто-то начинает кричать или злиться, то внешне я совершенно спокойна (и даже выгляжу весьма cool-and-круто), а внутри меня как будто сжимается какой-то эмбрион. Никак не могу к этому привыкнуть, хотя возможностей хватало. Три последних года моего брака прошли в сплошном крике, пока не дошло до худшего. То же самое и на работе, с той только разницей, что орут не на меня, а на стражей порядка в форме полиции ее королевского величества Елизаветы Второй. Только Роберт знает, как это на меня действует, как холодеет и дрожит все внутри, и с какой болью я потом прихожу в себя. Он всегда изобретает какие-нибудь трюки, чтоб я могла обмануть собственную натуру. Однажды придумал способ пресечь ярость собеседника. Сказать ему что-нибудь в духе: «Позлитесь подольше, пожалуйста, и, если можно, чуть сильнее… А то я пишу книжку о своей работе, и мне нужно хорошее описание какого-нибудь взбесившегося типа. Буду вам очень признательна». Тогда тот может успокоиться из одного любопытства. Перестанет вести себя как лев в клетке и обратится в участника раздачи автографов на книжке, героем которой он сам является. И это действует! Правда, теперь оказывается, самое плохое об Ареке еще ждет всплытия…

– Думаю, что когда вы узнаете в отрицательном герое книги себя, то на меня разозлитесь, – продолжаю, помня слова Роберта о том, что людям нужно сообщать свои опасения, а не скрывать их. – Боюсь, что если укажу ваши имя и фамилию, и приятели начнут вас дразнить, вы мне стекла в окнах побьете, шины проколете, капот исцарапаете, а к дверям приколотите дохлую курицу.

– О боже! Ну у вас и воображение! Я ничего такого не делаю! Уже много лет. Это только пацаны так могут. Так вы что, решили не писать? Не будет книжки?

Сейчас он уже говорит обычным образом, и весь суд смотрит на нас.

– Обвиняемый просит повторить последнее предложение, ваша честь! Да замолчите вы! – советую я Ареку. – Будет книжка. Только, может, было бы лучше, чтобы отрицательного персонажа звали как-то по-другому? Чтобы вы могли сказать вашим приятелям, что это не вы.

– Нет у меня никаких приятелей. Но если вы уж так боитесь, то имя можно оставить, а фамилию переделать на какую-нибудь похожую.

– Скажем, не Сынульский, а Махульский?[1]

– Может, не такую известную фамилию? Чтобы Юлиушу бесплатную рекламу не делать?

Вот вам человек с правильным подходом к бизнесу! А сидит по тюрьмам. Но, с другой стороны, у Юлиуша Махульского была жена Лиза, русская из Москвы, и, насколько я знаю, он с ней не слишком хорошо обходился. Так что перебьется без нашей бесплатной рекламы!

– Ну тогда Дедульский! Или Тетульский, как вам это? – Ну конечно! Дедульский – это лажа улетная! А Тетульский – это вообще что-то педерастическое… Еще только Мамульского не хватало!

Хороший момент использовать совет Роберта, который недавно объяснял основы поведенческой уверенности в себе.

– Знаете что? Это моя книжка, и мне решать. Еще поломаетесь – и вообще станете Срульским!

Арек изо всех сил старается подавить хохот и, ощущая себя принцем – героем книжки, ревет на весь зал суда:

– Высокий суд, я все обдумал и решил изменить свои показания. Я признаю себя виновным! По правде говоря, у меня нет разумного объяснения причин, по которым я в полиции отказывался сдать кровь на анализ! Я хитрил. Хотел воспользоваться тем, что не работал большой автомат, проверяющий на содержание алкоголя. Прошу прощения за этот обман. Я искренне благодарен британской полиции за то, что она меня задержала – ведь в моем случае речь шла о выпившем и незастрахованном водителе. Может быть, благодаря этому аресту дело не дошло до трагедии, подобной той, о которой вспоминала здесь госпожа прокурор.

Когда я заканчиваю торжественный перевод этого внезапного признания, судья, секретарь, судебный пристав и писака на скамье для прессы замирают на полувздохе… Вот это номер! Отрицательный герой примеряет плащ в лавке старьевщика, и на этой дырявой тряпке на этикетке под засаленным воротом фломастером написано «Зорро»…

Придя в себя, судья назначает Ареку Сынульскому огромный штраф плюс оплату судебных издержек и пожертвование. А так как он уже сидит в тюрьме, и государство выплачивает ему шесть с половиной фунтов в неделю на сигареты, фрукты или канарейку – единственное творение Божье, кроме пауков, которых можно содержать в камере, – то штраф заменяется ему дополнительным днем лишения свободы. То есть вместо пятисот сорока дней он отсидит пятьсот сорок один. А мы, британские налогоплательщики, заплатим еще восемьдесят фунтов за этот его последний день. Именно во столько в среднем обходится суточное содержание одного заключенного.

А я счастлива, что могу уже ехать домой, вместо того чтобы торчать в суде целый день! Я купила в русском магазине у Миши-Китайца из-под прилавка банку щавеля (щавель у нас единственный дефицит, потому что многие любят что-то «достать», а не купить), и меня ожидает роскошный обед. Но на выходе меня перехватывает охранник, Большой Эдди: просит срочно позвонить в следственный изолятор, расположенный в двух часах езды отсюда. Звоню…

– Это вы – та переводчица, что пишет книжки? – спрашивает начальник смены с голосом, холодным как обледенелая сталь.

– Да, но это так, ерунда, ничего серьезного…

– Просим вас немедленно приехать. У нас тут трое польских граждан. Они нам весь СИЗО разнесут… Не пьяные и не обкуренные, но не хотят разговаривать через телефонных переводчиков.

– Но… – я собираюсь сказать, что я жутко устала.

Однако он не останавливается.

– Я знаю, что это далеко. Пожалуйста, перейдите улицу, там напротив суда полицейский участок, а рядом в полной готовности – машина с мигалкой.

Я оглядываюсь. Точно, стоит ментовская машина с мигалкой. Я не спрашиваю: «А как насчет обратной дороги?». Наша полиция очень fair. Если куда-то отвозят, то обязательно привезут назад. Можно не беспокоиться. Честно говоря, в течение пары первых лет работы трудно было привыкнуть, что полиция – это приличное учреждение.

Ну ладно, поеду, но с условием, что они не будут включать сирену. А то громкие звуки и мигающий синий свет проблескового маячка, доводят меня до изнеможения.

Приезжаем на место. Типичный сержант образцового вида. Холодный взгляд, стальной голос:

– Что там за книжка? А наш отдел по связям с прессой проинформирован?

– А при чем тут пресса? Это такой прием, сержант. Направленный на то, чтобы привлечь внимание агрессивного субъекта и вызвать у него любопытство. Он должен играть в книжке роль антигероя, поэтому я говорю ему, что на благо мировой литературы мне нужно от него побольше злости, криков, проклятий, ударов кулаком по столу, прошу его попинать стену и оторвать от пола прикрученную мебель. Если он здорово пьян, я прошу его блевануть прямо тут на скамейке под носом у сержанта. А если он под кайфом, то мы просим о медицинской помощи – и все потому, что на обдолбанный мозг уже ничего не действует…

Стальной взгляд меняется на самый что ни на есть ласковый. Сержант считает, что обладает чувством юмора и будет сейчас это себе доказывать. В ходе нашего разговора.

– А что, книжка состоит из одних антигероев?

– Да нет, не беспокойтесь. Есть там и настоящий герой – сержант из следственного изолятора. Высокий, красивый, с немного торчащами усами, выдающими огромный темперамент. Вначале он смотрит грозно, но так как у него исключительное чувство юмора, то в худшие моменты его взгляд смягчается…

– Добреет, что ли? Хеппи-энд.

– Для этого сержанта да. Но не для переводчицы.

– Почему?

– А она влюбляется в сержанта и настолько теряет голову, что не обращает внимания даже на очевидные факты.

– То есть?

– Что ее любовь безнадежна, да и просто невозможна… Потому что у положительного героя, так же как у вас, сержант, на куртке значок с радугой, то есть он гей. Вы бы не возражали, если бы этот герой носил ваше имя?