Светлана Саврасова - С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции

• Название: С чужого на свой и обратно. Записки переводчицы английской полиции
• Автор: Светлана Саврасова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 9785969110601

Автор книги много лет помогала выходцам из Восточной Европы находить общий язык с британской полицией. Это трудная задача – ведь речь идет не просто о переводах с русского, польского, украинского или сербско-хорватского. Растолковывать приходилось – причем обеим сторонам – всю грамматику чужой жизни. «Тем, кто собрался выезжать, – читать как инструкцию, тем, кто остается, – читать для развлечения, и еще какого!» (Патриция Роговска, Лондон). Русский перевод своей книги, написанной по-польски, Светлана Саврасова сдала в издательство между двумя курсами химиотерапии. И умерла в день отправки книги в типографию. Светлая память.

---

Выйдя, наконец, оттуда, я решительно потребовала:

– Кофе!

Веронике, в нарушение всех правил, указаний и инструкций, разрешили, неизвестно почему, выйти в дворик для прогулок, закрытый сверху проволочной сеткой, и дали закурить. А меня попросили составить ей компанию, дать огонька и попробовать деликатно узнать адрес ближайших родственников покойника.

– Какого еще покойника? – удивилась я. – У нас тут покойник? Кто-то умер?

Вдруг вижу, что по полу медленно катится полупустая пластиковая литровая бутылка «Боржоми». Откуда она у них? У меня тоже есть такая, купленная в магазине «Сказка» у Миши-Китайца. Еще вижу, как из красной женской сумочки, точно такой же, как моя, падают на бетонный пол такие же, как у меня мелочи – помада, ручка. Сумочка уже лежит на полу. И как будто откуда-то сверху вижу тело – мое собственное тело, но какое-то обвисшее. Двое надзирателей держат его, а один громко кричит, – ну почему так громко, ведь я этого не переношу:

– Стул! Воды! Ей плохо!

Две недели спустя адвокат Вероники показал мне отчет о вскрытии тела Тадека. Ему было нанесено двенадцать ударов ножом, но ран было девять – две из них двойные. Определено, что смерть наступила между десятью вечера и полуночью. Я как раз разговаривала с сыном, когда был убит Тадек.

– Мама… Ты должна быть очень осторожна в выражении своих желаний. И вообще…

Следствие длилось полтора года. Я заработала на этом столько, что мне вполне хватило на жизнь до раздела имущества, накопившегося после четырнадцати лет брака. Вселенная за это получила воз любовной лирики. Тадека мне очень жалко. Неужто любовь и смерть должны быть так тесно связаны?…

Сейчас, если хочется написать любовное стихотворение и получить помощь свыше – а иногда этого хочется (ведь окончание нашей связи не должно становиться концом моей любви, правда?) – в общем, если испытываю страсть к стихотворству, то мысленно обращаюсь ко Вселенной: «Достаточно обычного мордобития! А лучше всего, просто небольшой кражи из магазина чего-нибудь вроде зубной щетки или там бутылки чернил. Пожалуйста».

Надеваю ролики и мчусь вперед.

8

8. И вот я мчусь на роликах вдоль берега Ла-Манша, называемого здесь Каналом.

Какое изумительное ощущение! Смейтесь, но хорошей матери воздается! Потому что ролики появились в моей жизни после того, как сын раскритиковал мой подарок на его десятилетие. Я купила ему роликовые коньки, а он заныл: «Мама, я не умею, у меня не получается, не хочу я, мне стыдно, не буду я на них кататься».

Сейчас-то я уже понимаю: мне просто не пришло в голову, что катание на роликах – это самостоятельное занятие, в какой-то степени даже требующее одиночества, а маленький мальчик нуждается в обществе и восхищении ровесников. В то время школьные приятели сына, жившие в самых разных частях Варшавы, были еще слишком малы для самостоятельных путешествий по городу, поэтому бывали у нас довольно редко. А в нашем дворе был только глупый – потому что еще маленький – Ясь. Он насчитывал себе пять лет. На самом деле ему было шесть, но до шести считать он не умел. Ясь изо всех сил старался подружиться с моим сыном.

– Знаешь, а у меня тоже нет братьев… У меня хорошая квартира. Я умею говорить «дурак» и «жопа». У меня нет ни кошечки, ни конструктора «Лего». Хочешь, мы будем как братья?

– Хочу. Но сначала я должен тебя о чем-то спросить, а то мы не подружимся.

– Спрашивай! А дашь в «Лего» поиграть, если я угадаю? А если не угадаю?…

– Дам. А скажи, Ясь, что ты думаешь о русских?

– Ублюдки!

– Все?

– Все! Но я, правда, ни одного не знаю.

– Одного ты знаешь.

– А откуда?

– Из нашего дома.

– Из нашего дома? А кто это?

– Я.

– Ха-ха-ха! Ну конечно! Никакой ты не русский! Ты американец, потому что у тебя папа англичанин!

– Да это к делу не относится. Он мне не настоящий отец.

– Как это?

– Ну, он приемный. Я его к себе взял, потому что он в маму влюбился. Ему без моей помощи никак.

– Ага. Ну, пойдем играть в конструктор. Я маме не скажу.

– А какое маме дело до конструктора?..

– Я про свою маму. Не буду ей говорить, что с русским подружился, а то она у меня дерется. А твоя?

– Иногда шлепает. Бывает, правда, сердитая и чуть что злится. Но это редко.

– Ага. Ясно. Вот тебе вопрос: где труба от этой машины?

– Здесь. У нее должно быть два сопла, потому что это космический шаттл.

– Не надо тут тогда никакой сопли, раз нет у нас другой.

Желая спасти сына от одиночества, я однажды отправилась с ним в парк Мокотовские поля, чтобы похвалить его первые успехи в катании на роликах. Увы, все он делал как-то не так, неловко и неуклюже. Я тосковала и мерзла, а в результате натужных похвал вечером у меня поднялась температура. Со мной всегда так. Раздражает чужая неискренность, а уж собственная полностью выбивает из колеи. Такое вот устройство. И бесполезно убеждать себя, что делаю это из добрых побуждений. Один вред мне от этого выходит.

Не могла толком похвалить сына, потому что не знала, как помочь в его неуклюжих стараниях. Не было другого выхода – пришлось купить и себе ролики… Очень красивые, гранатово-желтые немецкие коньки марки «Рочес». Можно сказать, «Мерседесы» среди роликов. «Почти за сто фунтов?! – услышала я от своего английского богатого жениха. – Я б себе такой экстравагантной покупки в жизни не позволил». Ну, раз уж я работаю и зарабатываю, являюсь ни от кого не зависящей матерью-одиночкой, и все нормально складывается, хватает мне от получки до получки, то можно, не задумываясь, наплевать на такие отзывы… Хм… Может, и нужно было задуматься. Но когда я влюблена, то не в состоянии.

А потом из хромого на обе ноги неумехи мой сын превратился в чемпиона! Доктора роликовых наук! После того как я грохнулась обеими руками и правым коленом об асфальт у входа в бар «Лолек» на глазах всего мокотовского бомонда, я стала прислушиваться к каждому слову своего Единственного и Любимого Ролико-Сына. И с максимальным вниманием всматриваться в каждое его движение, как будто в святой и чудотворный образ. И благодарила про себя за каждую оставшуюся целой кость, а сын читал мне лекцию, когда я лежала в кустах после очередного кульбита.

– Мама, ты должна равномерно распределять тяжесть тела между обеими ногами, а то ты слишком налегаешь на левую. Центр тяжести остается сзади… Согни ноги в коленях, но не отклячивай так попу. Эта собачка еще маленькая и лает не со злости, а из любопытства.

– Мама, если дольше ехать на одной ноге, то скорость будет больше.

– Мама, почему ты каждой ногой отталкиваешься не прямо, а в сторону, будто вальс танцуешь? Чтобы вперед ехать, нужно прямо.

– Мама, начинай перепрыгивать через препятствия. Как зачем? Чтобы научиться прыгать. Это не барьер, а только палочка. Ты об нее не споткнешься!

– Мама, смотри, я так воткнул ветку, чтобы она тень отбрасывала поперек нашей дорожки. Через тень-то ты можешь перепрыгнуть, правда? За нее ведь не зацепишься. Давай, мама, не бойся! Прыгай!

И я прыгала…

Следующей весной вытащила свои «Рочесы» из-под кровати и сказала сыну, что, наверное, ему уже надо купить новые.

– Мама, я уже в это не играю.

– А во что?

– Ну там…

– Что там?

– Ну, мы монеты подкладываем под трамваи… Камешки кидаем в форточку – такая пекарня есть, на углу еврейского кладбища…

– Для чего, сынок?

– Ну, так, чтобы с ребятами…

В конце концов, он сам поехал во Дворец культуры и записался там в кружок «Юный конструктор» вместе с приятелями, а на лето я увезла его в лагерь для обучения верховой езде.

А я до сих пор катаюсь на тех самых роликах. И каждый год устраиваю себе пару дней прыжков – в память о прошлом. Первые два-три раза прыгаю через тень от ветки, а уж как наберу форму – через соломинки и ивовые прутики! Такая вот материнская сентиментальность.

9

9. И вот я мчусь на роликах в день Большой Болтухи в поисках первой жертвы. Я в раю для роллеров – передо мною открывается широкая дуга The Esplanade, то бишь Канальной набережной.

Две с половиной мили или сколько-то там километров фантастической асфальтовой трассы, слева от которой желтый песчаный пляж, а справа шоссе, за которым виден старинный, пряничный на вид город Веймут. Я люблю это место. Мир-дружба-жвачка! Чудо-прелесть-красота!

Ап! Держать равновесие! Что?.. Что-то ко мне обратилось с речью. Это не та куча мусора на автобусной остановке?

В другой день я бы этого не услышала. Но сегодня я могу разговаривать с любым говорящим существом или предметом. Торможу, смотрю на столб, на который опирается козырек павильона этой остановки. Это прелестный викторианский павильон – края козырька все в кружевах литого чугуна и украшены богатым орнаментом, ребристые столбики смотрятся как настоящие колонны. Прямо праздник для глаз, святыня приятного ожидания. Например, этого мерзкого автобуса № 51, который появляется, как Летучий Голландец – каждый видит его в течение доли секунды, но никому не удается на него сесть, поэтому приходится брать такси, чтобы добраться до этого проклятого полуострова Портленд! Летом юные мадонны будут в этой святыне кормить грудью своих пухлых ангелочков, чудом спустившихся с небес на нашу набережную; тучные бабки будут усердно пихать чипсы в уже немного разжиревших внуков, которым вместо этого хотелось бы яростно крутить педали своих велосипедиков. Кого это волнует?..