Татьяна де Ронэ - Русские чернила

• Название: Русские чернила
• Автор: Татьяна де Ронэ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-08761-3

Впервые на русском языке новый роман Татьяны де Ронэ «Русские чернила».

Молодой писатель Николя Дюамель внезапно попадает в странную ситуацию: при попытке получить новый паспорт он узнает, что в прошлом его отца есть некая тайна. В поисках своих корней он отправляется в путешествие, которое приводит его в Санкт-Петербург.

Пораженный своим открытием, он создает роман, который приносит ему громкий успех. Казалось бы, с призраками прошлого покончено. Но тогда отчего Николя Дюамель не находит покоя в роскошном отеле на острове? И какие таинственные секреты омрачают безоблачное небо Тосканы?..

---

– Все под контролем, не волнуйся.

Но Николя не мог не волноваться. Дома он не сказал матери ни слова, хотя его так и подмывало все ей выложить.

Отношения между родителями представляли для него еще одну загадку. После смерти Теодора Эмма Дюамель заявила, что он был любовью всей ее жизни. Но за одиннадцать лет Николя что-то не почувствовал, чтобы это был счастливый брак по любви. В конце концов он понял, что мать просто закрывала глаза на авантюры мужа. Страдала ли она от этого? А может, махнула рукой и прощала ему все его выходки? В тысяча девятьсот восьмидесятом Эмме был двадцать один год, она блестяще училась, а двадцатилетний Тео работал фотографом в «Пари матч». Они познакомились в модном ночном клубе «Кастель» на улице Принцесс. Он был там завсегдатаем, а она пришла случайно, в первый раз: ее затащила в этот кабачок бойкая подружка. Любовь вспыхнула сразу. Эмма встречалась тогда со студентом-бельгийцем из коллежа Людовика Великого, а у Тео была Янике, норвежская манекенщица, чьи фото появлялись на обложке журнала «Elle». Отец и мать поженились, когда Николя был уже в проекте. Его никогда не покидало ощущение, что Эмма относилась к мужу как к большому капризному ребенку и потому терпела его. Когда его не стало, ей было всего тридцать четыре года. В ее жизни время от времени появлялись мужчины, но еще раз выходить замуж она не собиралась.

Отец всю жизнь отличался отвагой и дерзостью, именно такой притягательной сумасшедшинки и не хватало Николя.

– Твой отец был Безумным Шляпником[4], – не раз признавала Эмма. – Ты, слава богу, совсем другой, весь в меня. Ты у нас серьезный.

Теодор не мог удержаться от всяческих проделок. Одни отличались откровенной глупостью, другие вызывали уважение. Однажды он вылил несколько литров пены для ванны в фонтан перед церковью, откуда его «недруг» выходил под руку с молодой женой. Пена быстро запрудила всю площадь, как в фильме «Вечеринка» с Питером Селлерсом. А полсотни белых мышей, выпущенных в зал, где проходил прием, куда его не пригласили! Но больше всего тосковал Николя по отцовским рассказам «на сон грядущий». В одном из телевизионных интервью он как-то сказал:

– Богатое воображение моего отца и те бредовые истории, которые он мне рассказывал на ночь, перед тем как погасить свет, и сформировали из меня писателя.

Николя любил вспоминать минуты, проведенные вместе с отцом в комнате на улице Роллен. В этой комнате он рос в окружении альбомов с комиксами о Тинтине и Астериксе и постеров с Харрисоном Фордом в роли Индианы Джонса или Хэна Соло. Мать редко укладывала его спать. Эта миссия была поручена отцу, и тот относился к ней очень серьезно. Николя сворачивался клубком под одеялом, положив голову отцу на грудь, и вдыхал исходивший от него запах «Eau Sauvage» и сигары, пусть он и выкурил свою «Monte Cristo» много часов назад.

Любимой сказкой Николя была история лорда Макрэшли. История мрачная и пугающая, достойная пера Эдгара По. И где только отец выискал это имя? Может, в старом фильме с Луи де Фюнесом «Фантомас против Скотленд-Ярда»? Они много раз его смотрели вместе. Так вот, лорд Макрэшли жил один, в далеком замке, где северный ветер завывал по ночам, как вампир. По вечерам за ужином ему прислуживал верный дворецкий Джарвис. Потом, в колеблющемся свете свечи в массивном серебряном канделябре, в сопровождении стаи летучих мышей, лорд Макрэшли неуверенными старческими шагами поднимался к себе в апартаменты, которые находились наверху самой высокой башни замка. Одну за другой преодолевал он ступени винтовой лестницы, согнувшись под тяжестью лет и вздыхая на ходу. И с каждым разом он поднимался все медленнее, потому что быстро старел. Когда он проходил мимо сурового портрета рыжеволосой, костлявой леди Макрэшли, портрет испепелял его взглядом. Два марша винтовой лестницы разделяла узкая площадка, и на ней стоял стул, чтобы старик мог немного передохнуть. Он долго хватал воздух широко открытым ртом, а отдышавшись, шел дальше. Площадка была крохотная, освещение скудное, а на стенах висели старинные зеркала, и лорд Макрэшли видел множество своих отражений, становящихся все меньше и уходящих в бесконечность. Однажды вечером за последним отражением появилось черное пятно. Наверное, на зеркало что-то налипло. Однако раз от разу лорду Макрэшли становилось все больше не по себе, потому что пятно росло, двигалось вперед и подползало к нему, съедая дальние отражения. Ему стало страшно одному подниматься по лестнице, и он попросил Джарвиса пойти с ним вместе. Когда же Джарвис уверил его, что не видит никакого пятна, он и вовсе лишился сил. Однако мерзкая черная тень – при этих словах Николя начинала бить дрожь – все росла и приближалась. В покои лорда Макрэшли на самом верху самой высокой башни замка вела только одна лестница, и сердце бедняги каждый раз разрывалось от ужаса, когда он шел наверх. И настал вечер, когда в зеркале осталось только одно отражение. Теперь он его хорошо видел, это мерзкое существо. Оно кривлялось, шмыгало по углам и походило на мумию в черном плаще. Кто это был? Мужчина? Женщина? И в этот захватывающий момент в дверь обычно просовывалась голова Эммы.

– Тео, ты уверен, что такая история подходит для шестилетнего ребенка?

Когда дверь закрывалась, Теодор Дюамель, закатывая глаза, строил гримасу со словами: «Ох уж эти женщины!» – и спрашивал:

– Ну что, Николя, хочешь знать, чем дело кончилось?

Николя, обняв плюшевого кролика, лучшего друга олененка Бэмби, вскакивал на кровати и вопил:

– Конечно, а ты как думал?!

Он слышал эту сказку десятки раз, давно знал ее наизусть, но все равно шумно требовал досказать.

Ну так вот. Лорд Макрэшли медленно поднимался по ступенькам, и воск стекал по дрожавшему в его руке подсвечнику. На этот раз армия летучих мышей, словно что-то почуяв, затаилась. Когда он дошел до площадки, у него не хватило смелости взглянуть в зеркало. Колени подгибались от ужаса, сердце мучительно билось, а изжелта-бледный лоб покрылся крупными каплями пота. Когда же он наконец, хныча, как испуганный ребенок, поднял глаза, то успел только сдавленно вскрикнуть: из зеркала выскочила черная тень и – хап! – единым махом проглотила его (в этот момент отец протягивал руку и хватал Николя за воротник пижамы). Так сгинул лорд Макрэшли.

– В ваших глазах отец был героем, и поэтому вы сделали героя из Луки Дзеккерио, отца Марго Дансор?

Этот вопрос ему тоже задавали очень часто. Он уже устал повторять, что его отец никакой не герой. Теодор Дюамель родился в тысяча девятьсот шестидесятом, значит не был на войне. Он не защищал никакое правое дело, не противостоял никакой опасности, нигде не сражался. Даже с серьезными болезнями ему бороться не приходилось – например, с раком. Он не выдвинул никаких основополагающих тезисов, не открыл революционных математических формул. Он не был ни спортсменом, ни актером, ни художником, ни музыкантом, ни режиссером.

– В романе есть сцена, когда Марго садится в самолет вместе с отцом и во время полета в самолет попадает молния. Вам пришлось это пережить самому?

На самом деле это случилось, когда ему было десять лет. Но из этого события он сделал совсем другую сцену, и рассказана она по-другому. Это уже не его история, это история Марго Дансор. Николя привык, что журналисты все время норовили найти сходство между романом и его жизнью, в каких бы незначительных деталях оно ни проявлялось. Они доискивались до некой логики, которая ничего не могла объяснить, а потому не представляла интереса.

– Почему вы написали «Конверт»?

На этот неизменный вопрос у него имелся неизменный ответ:

– Потому что мне было о чем рассказать, у меня была эта история.

После смерти отца Николя часто снилась та гроза, которая настигла их в воздухе. И всякий раз, садясь в самолет, он вспоминал этот эпизод. Он видел перед собой широкую отцовскую спину в зеленом шерстяном пальто, с волнами каштановых волос, спадающих на воротник. Они подошли к своим местам, и отец посадил его возле иллюминатора.

– Здесь тебе будет лучше видно, а я сяду у прохода и вытяну ноги.

Ноги у него были длинные, в бежевых вельветовых джинсах и в мягких кожаных мокасинах. Они уже не впервые летели куда-то вдвоем с отцом: мать не могла оставить учеников. В тот раз они направлялись в Базель, где у отца была назначена встреча с клиентом. Клиент на встречу не явился. Они накупили швейцарского шоколада и устроили грандиозную пирушку в номере отеля «Три короля».

– Наверное, маме ни к чему знать, что клиент не пришел.

Николя кивнул с понимающим видом, а сам все пытался понять, почему мама не должна знать.

Обратный полет был неспокойным, и его быстро начало укачивать. Картофельный пирог и штрудель никак не могли устроиться в желудке и поднимались к самому горлу. Самолет кидало во все стороны, словно он описывал гигантскую восьмерку. Николя ужасно хотелось вцепиться в отцовскую руку, но он не решался. Ему было плохо и страшно, и он поднял умоляющие глаза на отца. Теодор Дюамель спал сном праведника. До посадки оставалось тридцать минут. Как можно спать, когда так трясет? Вот бы мама оказалась рядом… Он бы прижался к ней изо всех сил, а она бы его приласкала. Ему так сейчас не хватало ее прикосновений, запаха ее духов, ласковых слов! Глядя, как в иллюминаторе, тревожно закручиваясь, плыли черные облака, он начал тихонько шептать имя матери. Вдруг раздался оглушительный хлопок, будто взорвалась сразу сотня лампочек, и Николя ослепила яркая вспышка синего света. Самолет бросило в сторону, пассажиры вскрикнули. Николя онемел и застыл, вытаращив глаза: он был уверен, что пробил его последний час. Вот сейчас самолет войдет в пике и они все разобьются. Из кабины летчика послышались встревоженные голоса, в проходе засуетились стюардессы, не зная, кому помогать. Заплакал ребенок. Целое море лиц повернулось к Николя, туда, где прогремел хлопок и сверкнула вспышка.