Альфред Штекли - Галилей

• Название: Галилей
• Автор: Альфред Штекли
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Настоящая биография написана на основании изучения всех сохранившихся до наших дней материалов, касающихся жизни Галилея, — его огромной переписки, его сочинений, документов инквизиции и заметок, относящихся к истории его научных открытий и частной жизни. Они опубликованы в двадцатитомном персональном издании Галилея.

---

С творческим своим возбуждением он не мог совладать даже тогда, когда надо было дать себе отдых. Бессонница опять обострилась. Радость от новых открытий в значительной степени меркла из-за усиливающегося нездоровья. Но Галилей тем не менее был полон воинственного оптимизма. Чуть живой от слабости и почти слепой, он до конца использует свою способность писать!

Невзирая на возраст, он питает надежду, признавался Галилей Диодати, что господь и чудесный воздух Арчетри настолько продлят его дни, что он сможет обеспечить своим сочинениям долгую жизнь, наперекор тем, кто так неистово старается их похоронить.

Похоронить? Давно он уже слышал со всех сторон: гонения и запреты только способствуют триумфу новых представлений о вселенной. Птолемеева система окончательно рушится. Даже профессора, прежние ее сторонники, теперь сами удивляются, как это они могли считать ее истинной. «Вот плоды того, — восклицал Миканцио, — что некоторые думали, будто они в состоянии повелевать и мыслями!»

В Лейдене печатание новых диалогов шло полным ходом. Издатели торопили Галилея с присылкой посвящения. Для судьбы книги, как и для ее автора, было далеко не безразлично, кому она посвящена. История с «Диалогом» и последующие мытарства показали, сколь важную роль сыграло заступничество государя Тосканы. Но теперь посвящение ему новых диалогов расценили бы как вызов. Поэтому Фердинандо, соглашаясь на издание их вне Италии, и не настаивал, чтобы они были посвящены ему. Некоторое время Галилей думал об императоре. Пьерони, прощупывавший почву в Вене, был полон сомнений. Император окружен иезуитами, они здесь всемогущи. Если им известно, что в Риме вышло распоряжение не издавать Галилеевых книг, то император вряд ли примет посвящение. Пьерони предлагал подумать о польском короле.

Через несколько месяцев, по счастливому совпадению, сам Владислав IV обратился к Галилею с письмом, высказал желание ему покровительствовать и просил линзы для зрительных труб. Галилей отправил королю три пары линз с любезнейшим посланием. Но посвящать ему книгу не счел полезным. Профранцузские настроения святого престола становились все очевидней. Ни к кому Урбан так не прислушивался, как к французам. Граф Ноайль пользовался при дворе Людовика XIII немалым весом. Да и папа к нему благоволил. Галилей решил посвятить новую книгу именно ему. Тем более что это сразу снимало щекотливый вопрос о том, как рукопись попала за границу. Ведь Ноайль, возвращаясь во Францию, встречался с Галилеем с ведома Урбана и по разрешению Святой службы. Сообщив Диодати о своем плане, Галилей просил выяснить, как к этому отнесется Ноайль.

Наблюдения, касающиеся либрации Луны, были словно последней милостью, дарованной ему судьбою. В ноябре зрение и второго глаза стало катастрофически ухудшаться. Галилей не мог теперь написать и коротенького письмеца. В начале декабря 1637 года свет для него окончательно погас.

«Вы, ваша милость, — с болью жаловался он Диодати, — можете представить себе, в какой скорби пребываю я, когда думаю о том, что то небо, тот мир и та вселенная, которую я своими поразительными наблюдениями и ясными доказательствами расширил в сотни и тысячи раз по сравнению с тем, как обычно видели ее мудрецы всех прошлых веков, ныне для меня так уменьшилась и сузилась, что стала не больше того пространства, которое занимает моя персона. Из-за недавности случившегося я еще не могу относиться к несчастью с покорностью и терпением, однако течение времени должно будет меня к этому приучить».

Глаза, которым стольким обязаны люди, больше ничего не видят! Бенедетто был потрясен до глубины души. Неужели и теперь Святая служба не сочтет возможным освободить Галилея? Хотя бы из сострадания к безмерности его несчастья! Бенедетто сумел поговорить с одним весьма сведущим в делах Святой службы человеком. Он-де не понимает, почему его учителю запретили просить снисхождения у милосердной церкви. Тот ответил, что подобного быть не может: речь, видимо, шла о запрете прибегать к посредничеству высоких покровителей. Галилей, надо думать, не лишен права обращаться в Святую службу. Пусть он сам в подобающих выражениях напишет о своих тяготах и молит о помощи, полагаясь на мудрость начальственных лиц, которые сами знают, что необходимо для спасения души и облегчения его участи.

Галилей попросил ознакомить государя с письмом Бенедетто и узнать его мнение. Фердинандо велел ответить, что Галилею следует написать прошение и переслать к Кастелли, дабы тот подал его в подходящий момент.

Чин, с которым советовался Бенедетто, рекомендовал, чтобы Галилей обратился не к папе, а к кардиналам-инквизиторам, моля об освобождении и позволении жить во Флоренции, рядом с врачами. Его тяжелое состояние должно быть подтверждено свидетельством медиков. Бенедетто даже прислал Галилею черновик прошения, предупредив, чтобы он не вздумал снова прибегать к заступничеству своих покровителей.

Прошение Галилея было подано в Святую службу. Урбан повелел флорентийскому инквизитору разведать, каково истинное положение. К счастью, Эджиди, бдительность которого была подхлестнута нагоняем за нерадение, уже не занимал прежней должности. Новый инквизитор, Муццарелли, осведомленный о воле государя, знал, как составить донесение.

Вместе с иностранцем врачом, доносил инквизитор, он нагрянул в Арчетри. Его особенно интересовало, чем занимается Галилей и о чем говорит. Это следовало выяснить, дабы убедиться, способен ли Галилей, если ему разрешат переехать во Флоренцию, на сборищах и в беседах распространять свое проклятое мнение о движении Земли. Они нашли его в тяжелом состоянии. Он был совершенно слеп. Медик уверил, что болезнь глаз неизлечима. Кроме того, Галилей страдал от страшнейшей грыжи. Его мучила бессонница. Домашние твердили, что за сутки он не спит и часа. Галилей столь плох, резюмировал инквизитор, что скорее похож на мертвеца, чем на живого человека. Вилла его находится далеко от города и в неудобном месте, поэтому лишь изредка, да и то с трудом и большими расходами, удается заполучить врача. Его научные занятия прекращены из-за слепоты, хотя иной раз он и велит что-нибудь себе читать. Навестить его приходят не часто, ибо Галилей только и знает, что говорит о своих болезнях. Поэтому, если их святейшество и разрешит Галилею жить во Флоренции, то это не значит, что тот получит возможность устраивать сборища. Если же он и замыслит подобное, то при жалком состоянии, в коем он пребывает, достаточно хорошего выговора, чтобы держать его в узде.

В Рим ушло донесение инквизитора, именно такое, какое, должно было произвести наиболее выгодное впечатление. А тем временем Галилей, «скорее похожий на мертвеца, чем на живого человека», с поразительной целеустремленностью продолжал свое дело. Он расширял давнюю работу о силе удара, обдумывал новые теоремы, диктовал письма. Книгу, которая печаталась у Эльзевиров, он не считал законченной. Издатели торопили его с присылкой дополнений, но Галилей предпочел, чтобы новые диалоги лучше вышли без разделов, которые он первоначально хотел туда включить, чем со страницами, нуждавшимися в доработке. Заказанные латинские переводы своих сочинений он проверял сам, внимательно слушал, вносил поправки. Эльзевир собирался издать в одном томе переводы всех его итальянских работ, предшествовавших «Диалогу».

Галилей не отказывался от своих планов. Инквизиция приговорила его к бессрочному заточению. Он тоже, стало быть, «вычеркнут из книги живых»? Не слишком ли рано причислили его к умолкнувшим навек?! В нем все еще жил дух полемиста и борца. Он даже не оставил мысли выпустить в свет «книгу заметок на полях», чтобы проучить противников, нападавших на его учения. Он продолжал следить за новинками, велел их ему читать, диктовал свои соображения и не без язвительности опровергал закоренелые заблуждения. У Урбана была навязчивая идея — в состоянии ли еще Галилей распространять проклятое учение о движении Земли? Это была и его, Галилея, «навязчивая идея». Он не только «был в состоянии», но и стремился найти новые, еще более убедительные доводы в пользу движения Земли. С явной неприязнью относился Урбан к его учению о приливах и отливах, этому нагляднейшему, по мысли Галилея, свидетельству, что Земля движется. Казалось, именно этой темы осужденный Галилей и должен был страшиться пуще огня. Но уже слепой, он снова задумал и стал осуществлять широкий план сбора новых наблюдений за приливами и отливами, просил проводить необходимые замеры в Венеции и других приморских городах. В голове его постоянно рождались новые идеи. Пусть он сам теперь и лишен возможности наблюдать. Мысли его подхватят и разовьют ученики! Круг интересовавших его проблем не сужался. Несмотря на болезни и потерю зрения, он успевал многое делать. Ему помогали верные, скромные, умеющие молчать люди.