Михаил Белов - Когда пробуждаются вулканы

• Название: Когда пробуждаются вулканы
• Автор: Михаил Белов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

---

Овчарук стал рассеянным. Он зачем-то снял очки, повертел и водворил их на прежнее место.

— Вы обязаны написать статью, — сказал он, помогая Даниле одеться и в припадке усердия запихивая его руки во внутренний карман меховой куртки.

Они вышли на улицу.

— Фу, какая сырость, — сказал Овчарук, поправляя шарф, которым по меньшей мере трижды была обмотана его шея.

— Теплынь, — широко улыбнулся Данила.

— Пакостная погода. В марте я всегда гриппую.

— В горах почему-то не грипповали.

— То в горах.

Овчарук чихнул и поднял воротник. Данила засмеялся.

— Ничего смешного не нахожу.

— Ладно, не сердитесь. Подарите мне фотокарточки, где мы сняты на лаве.

— Подарю. А вы напишите статью о взрыве Синего. Население волнуется. Лава может запрудить реку.

Довод показался Даниле убедительным.

— Посоветуюсь с Соколовым. Мы решили составить докладную в областные организации и в Москву.

Весь день Данила просидел в кабинете Соколова. Голова гудела от цифр. Он вышел в приемную и увидел Овчарука.

— Вы здесь?

— Статья…

— Завтра напишу.

— Завтра невозможно. Завтра будет поздно. Завтра я вылетаю в Петропавловск. Редактор срочно вызывает.

— Что же делать?

— Ночью напишем.

— Хватка у вас мертвая.

— Работа такая… Купим в магазине что-нибудь, перекусим — и за работу…

Они направились в поселок.

Глава восьмая СОВЕЩАНИЕ В РАЙКОМЕ

Колбин глянул в окно. Солнце тускло проглядывало через пленку слоистых облаков. По белому склону с горы спускался лыжник, описывая замысловатые зигзаги. Колбин протер запотевшее стекло. Оказалось — не лыжник, а лыжница в спортивных брюках, красном джемпере и белой шапочке. Марина! Колбин торопливо оделся и вышел на крыльцо.

— Здравствуйте, Евгений Николаевич. Вы вовремя вернулись с гор, — сказала Марина, останавливаясь против него. — Вас в райком вызывают.

— Знаю, — кивнул он, не сводя с нее глаз. Она была оживлена. Румянец играл на щеках. — Заходите на чашку кофе.

Она взглянула на часы. До дежурства — час. А надо еще успеть переодеться и позавтракать.

— Ну, как там в горах? — спросила она, глядя на него снизу вверх.

— Пойдемте, я вас провожу.

Они пошли рядом.

— Я много думал о нашем разговоре. Очевидно, я действительно очерствел душой и проповедую эгоцентризм.

— Если до вас дошло это — не все еще потеряно, — сказала Марина.

— Мне трудно, очень трудно без вас.

— Горы помогут.

— А вы?

Она промолчала. Он видел ее строгий профиль.

— Иногда на меня тоска находит, хоть вешайся… Один, всегда один… Квартира всегда кажется пустой, неприветливой, нежилой. Недаром говорят: дом без хозяйки — что тело без души.

Марина опять промолчала.

— А как было бы приятно, если бы возле домашнего очага поджидала тебя любимая женщина…

Марина вдруг засмеялась.

— Вам сентиментальность не идет, Евгений. Потом, это объяснение в любви на ходу…

— Люблю — вот и объясняюсь, — сердито сказал он.

— Любовь — очень дорогое слово, не надо его так часто повторять.

Некоторое время они шли молча.

— Как вы находите вчерашнюю статью в газете? — спросила Марина.

Он пожал плечами и ничего не ответил. Возле дома они остановились.

— Вечером встретимся? — спросил он.

— Не знаю.

— Значит, встретимся.

Колбин вернулся к себе, плотно позавтракал и, раскурив трубку, уселся за письменный стол. Когда пришел Данила, он указал ему на стул, не отрываясь от работы. Наконец бросил ручку и всем корпусом повернулся к Даниле.

— Ну-с, голубчик, — сказал он, — нарубили вы дров. Читайте, — и протянул газету; одна из статей была обведена красным карандашом.

— Все правильно, — насторожился Данила. — Общественное мнение…

— Нет, неправильно, — все более раздражаясь, сказал Колбин. — Газета просит обстоятельную статью. А о чем, спрашивается? Пока не поздно, будем исправлять ошибку, — продолжал Колбин. — Я хочу, чтобы вы сейчас же написали в редакцию, что идея о взрыве является чистейшей фантастикой. Садитесь и пишите.

— Нет, — Данила встал. — Я такого письма не напишу, потому что идея о взрыве — не фантазия.

— Для меня — только фантазия, — спокойно сказал Колбин. — Самое лучшее — перенести село на новое место. И пока я начальник экспедиции, пока в моей власти решать этот вопрос, никогда не позволю оставить людей под угрозой смерти. — Колбин встал из-за стола и начал мерить шагами комнату. — Поймите, Данила Корнеевич, У нас есть другая задача — изучение Тиглы. Домик на вулкане построен, вы мне нужны там.

— Все это хорошо, — сказал Данила, — но…

— Опять «но»? — перебил Колбин. — Я стараюсь избавить вас от неприятностей. Почему там, в горах, вы не говорили, что собираетесь выступить в газете?

— Тогда я не думал писать статью.

— Не думали, не думали…

— Расчеты проверены. Докладная отправлена в областные организации, в Москву.

— Вот как? Этого я не знал.

— Я думал, Соколов сообщил вам. Ему моя идея понравилась.

Заметив улыбку на губах собеседника, Колбин раздраженно сказал:

— Ваша идея медного гроша не стоит.

— Ну, знаете, в вас заговорило старческое упрямство.

Колбин побагровел от ярости.

— Я не знаю, что меня заставляет еще нянчиться с вами. Больше самовольничать не позволю, — с угрозой сказал он. — Сейчас я иду на сейсмическую станцию. Через час чтобы письмо в редакцию было написано.

Данила был ошеломлен этой вспышкой Колбина и не сразу понял ее причины; догадавшись, что масла в огонь подлило упоминание о старости, усмехнулся. Он вышел на окраину поселка. Горы, громоздясь одна за другой, уходили вдаль. Столетьями то и дело они извергали огонь и лаву. То и дело в ужасе и смятении бежали от них жители Камчатки. И сейчас говорят: «Бегите, нет спасения от огненных рек».

«Может быть, уже пора искать спасения?» — думал Данила.

На вулканологической станции Соколов внимательно посмотрел на него и сказал:

— Завтра нас вызывает райком. Будете отстаивать свою идею или откажетесь?

— Я не могу отказаться, — ответил Данила.

— Вступая в борьбу с Евгением Николаевичем, вы можете многое потерять. Он ломает не таких, как вы, — сказал Соколов. — Сегодня Колбин отправил в область свое заключение, в котором в категорической форме утверждает, что ваша идея авантюрная. По-моему, он и в Москву написал.

— Это в нем честолюбие… Не понимаю, как можно делать заключение, не ознакомившись с расчетами. Но ваша точка зрения не изменилась?

— Нет, будем защищаться вместе. — После небольшого раздумья Соколов добавил: — Не хотелось бы в райкоме разводить споры.

— Почему? — возразил Данила. — Разговор будет полезен нам всем, и в первую очередь Евгению Николаевичу.

— Я попробую прежде переговорить с Москвой, а вы готовьтесь тем временем к выступлению.

Данила поспешил к Сенатовым.

Санная дорога обкатана, как асфальт. По сторонам пушистый снег исхлестан следами лыж. Дома в черно-белых треуголках крыш. Данила шел по улице, напевая незатейливую песенку. Почему она вспомнилась — он не знал, может быть, потому, что ему радостно было думать о предстоящей встрече. Люди, проходя мимо, улыбались ему. Улыбался и он, улыбался просто от хорошего настроения. Мимо плыли темные окна домов с прильнувшими к стеклам любопытными детскими мордашками. Жизнь поселка дышала миром и покоем, она была привычна сердцу и гармонировала с настроением.

Давным-давно, еще в студенческие годы, Данила ездил в деревню на уборку урожая. Была осень. Желтая стерня щетинилась на холмистых равнинах. Вдали ветряки лениво махали крыльями. Серые тучи низко стлались над полями. По-осеннему сиротливо свистел ветер. Где-то за полями лежали пойменные луга, на лугах — небольшие озерца, за озерцами — речка, а на речке — водяная мельница, и Данила спешил туда по шуршащей стерне, весело напевая любимую песенку: «Нет на свете краше нашей Любы…»

Но Люба, дочь колхозного мельника, не вышла на свидание. Темные окна избушки были непроницаемы. Мельница шумела. Тоска. Данила простоял два часа и понурый вернулся в село. В первые дни он не находил себе места. Потом все прошло, облик девушки забылся, а вот песенка осталась в памяти.

«Нет на свете краше нашей Вари…» — почему-то без особого подъема, почти механически повторил Данила, приближаясь к дому сестер Сенатовых. Вари он не видел около полумесяца, с того дня, как расстались в колхозе «Заря». Там, в избушке у Синего озера, было проще, а сейчас он робел, и ноги нехотя вели его вперед.

Дверь открыла Марина.

— Варя сейчас придет, — сказала она, приглашая его в дом.