Генри Филдинг - Амелия

• Название: Амелия
• Автор: Генри Филдинг
• Издательство: Российская академия наук и издательство «Наука»
• Жанр: Разное
• Год: 1996
• ISBN: 5-02-011249-6

«Амелия» – четвертый роман Генри Филдинга, четвертый и последний.

Группа задержанных ночной стражей правонарушителей предстает перед судьей Трэшером, творящим скорый и неправый суд; затем один из задержанных – капитан Бут – оказывается в тюрьме. В тюрьме он неожиданно встречается с красивой дамой, тоже арестанткой, которую он знал несколько лет назад и которую, к его изумлению, обвиняют в убийстве…

---

– Да, их можно было бы, я думаю, продать за такую же сумму, – подтвердила Амелия, – потому что знакомый миссис Аткинсон процентщик предлагал мне, когда вы в последний раз попали в беду, тридцать пять, если я отдам их в залог. Но зачем вы сейчас стали подсчитывать, сколько за них можно получить?

– Просто я хочу прикинуть, – пробормотал Бут, – на какую сумму мы можем рассчитывать, на случай какой-нибудь крайности.

– Признаться, я уже сама это подсчитывала, – сказала Амелия, и думаю, все, что у нас есть на этом свете, не считая самого необходимого из одежды, может составить сумму, примерно в шестьдесят фунтов; я полагаю, дорогой, нам следует, пока у нас еще есть эти небольшие деньги, во что-нибудь их вложить, чтобы обеспечить себе и детям хотя бы самые скромные средства к существованию. Что касается ваших надежд на дружеское расположение полковника Джеймса, то, боюсь, они обманчивы и тщетны. И вряд ли вам следует рассчитывать на помощь от кого-либо еще, чтобы снова получить офицерскую должность. Хотя сумма, которой мы сейчас располагаем очень мала, а все же мы могли бы ухитриться обеспечить себе даже и с этим возможность существования, пусть даже самого скромного. Мой Билли, мне достанет душевных сил перенести ради вас любые лишения, и я надеюсь, что мои руки способны трудиться не хуже тех, что более привычны к работе. Но подумайте, мой дорогой, подумайте, в каком отчаянном положении мы окажемся, когда то немногое, что у нас еще осталось будет истрачено, а ведь это неизбежно вскоре произойдет, если мы не уедем из Лондона.

При этих словах несчастный Бут не мог, естественно, не подумать о том, что время, приближение которого Амелия предвидела, уже, в сущности, наступило, поскольку он проиграл все, что у них было, до последнего фартинга, и эта мысль пронзила его; он побледнел, заскрипел зубами и воскликнул:

– Проклятие! Это невозможно вынести!

Амелия была настолько потрясена его поведением, что с выражением неописуемого ужаса на лице воскликнула:

– Господи, смилуйся над нами! Дорогой мой, скажите мне, что вас так мучает?

– Ни о чем меня не спрашивайте, если не хотите, чтобы я сошел с ума! – простонал Бут.

– Билли, любимый мой, – умоляла Амелия, – что все это значит? – Прошу вас, ничего от меня не скрывайте, расскажите мне все, что с вами случилось.

– А вы, Амелия, были со мной откровенны?[342] – спросил Бут.

– Да, конечно, Господь тому свидетель.

– Нет уж, только не призывайте Господа в свидетели своей лжи! – вскричал Бут. – Вы не были со мной откровенны, Амелия. У вас были от меня тайны, вы скрывали от меня именно то, что я должен был знать, и, если бы знал, это было бы лучше для нас обоих.

– Вы только что меня испугали, а сейчас еще больше удивляете. В какой лжи, в каком предательстве я повинна перед вами?

– Вы говорите, что мне не следует ни в чем полагаться на Джеймса, – почему же вы не сказали мне об этом раньше?

– В таком случае я еще раз призываю Господа в свидетели, – воскликнула Амелия, – нет, будьте сами свидетелем, – подтвердите, что я говорю правду; ведь сколько раз я вам говорила о нем. Я говорила вам, что этот человек мне не по душе, несмотря на все услуги, которые он вам оказывал. Я просила вас не слишком на него полагаться. Признаюсь, одно время я была о нем слишком хорошего мнения, но потом переменила его и не раз говорила вам об этом.

– Да, говорили, – подтвердил Бут, – но только не о причинах, заставивших вас изменить свое мнение.

– Дорогой мой, – молвила Амелия, – все дело в том, что я боялась зайти слишком далеко. Я знала, сколь многим вы ему обязаны; и если я подозревала, что его поступки продиктованы скорее тщеславием, нежели искренними дружескими чувствами…

– Тщеславием! – вскричал Бут. – Берегитесь, Амелия, вы прекрасно знаете, что он был движим отнюдь не тщеславием, а куда более низменными побуждениями… такими, что если бы он даже осыпал меня своими благодеяниями до небес, то все они обрушились бы в преисподнюю. Вы напрасно все еще пытаетесь скрыть это от меня… мне уже все известно… ваш верный друг все мне рассказал.

– Тогда, – вскричала Амелия, – я на коленях умоляю вас успокоиться и выслушать меня. Милый, все это я делала ради вас: зная, как вы оберегаете свою честь, я страшилась каких-нибудь роковых последствий.

– Неужели Амелия, – возразил Бут, – меньше дорожит моей честью? Разве она из слабодушной привязанности к моей особе не собиралась втайне меня предать, погубить самое бесценное сокровище моей души? Разве она не выставляла меня тем самым на посмешище, как доверчивого простофилю, покладистого дурака, покорного, уступчивого рогоносца – перед негодяем, которого я принимал за друга?

– Как же вы меня этим оскорбляете! – воскликнула Амелия, – Видит Бог, я не заслужила такого обращения. Я готова была бы, мне кажется, пожертвовать самым для меня дорогим, только бы оберечь вашу честь. И, по-моему, я это доказала. И я берусь вас убедить… но только если вы успокоитесь… что не совершила ничего такого, за что вы могли бы меня осуждать.

– Что ж, считайте в таком случае, что я спокоен и выслушаю вас с величайшим спокойствием. Но только не думайте, Амелия, будто я хоть сколько-нибудь вас ревную или подозреваю, хоть сколько-нибудь сомневаюсь в вашей чести. Недостаточное доверие ко мне – вот единственное, в чем я вас виню.

– Повторяю, – настаивала Амелия, – я буду говорить только при условии, что вы возьмете себя в руки, и не иначе.

Бут заверил ее, что вполне владеет собой, и тогда она сказала:

– Своим необузданным гневом вы сейчас подтвердили, что я поступила правильно, скрыв от вас свои подозрения: ведь это были всего лишь подозрения, возможно, лишенные всякого основания; уж если доктор так обманул мое мнение о нем, выдав вам мою тайну, то почему же я в таком случае не могу в равной мере заблуждаться относительно полковника, превратно истолковав некоторые особенности его поведения, которые пришлось мне не по душе. Потому что, клянусь честью, он не произнес ни одного слова и не позволил себе ни единого поступка, который я могла бы счесть предосудительным.

И далее Амелия рассказала мужу о тех обстоятельствах, о которых говорила прежде и доктору, умолчав лишь о наиболее явных и представив все остальное в таком свете, что если бы в жилах Бута не текла отчасти кровь Отелло, жена показалась бы ему едва ли не ханжой. Тем не менее, даже Бута этот рассказ вполне умиротворил, и он сказал, что рад возможности верить в невинность полковника, и, весьма одобряя благоразумие жены, хотел бы только, чтобы отныне Амелия поверяла свои мысли только ему одному.

Амелия в ответ выразила некоторую горечь по поводу того, что доктор злоупотребил ее доверием, но Бут привел в его оправдание все обстоятельства, связанные с письмом, и ясно показал ей, что доктор проговорился совершенно случайно.

Тем и завершилось примирение супругов, и бедняжка Амелия великодушно простила Буту вспышку ярости, истинная причина которой известна проницательному читателю лучше, чем ей.

Глава 7, в которой капитан Трент наносит визит Буту

Когда Бут вполне остыл и успокоился, ему пришло на ум, что он нарушил данное доктору слово, проговорившись обо всем жене, как это описано в предшествующей главе; мысль об этом доставляла ему немалое беспокойство, и тут в роли утешителя к нему явился с визитом капитан Трент.

Не было на свете человека, общество которого было бы сейчас для Бута так же непереносимо, ибо он стыдился встречи с Трентом по причине, прекрасно известной всем игрокам: среди них считается верхом позора не уплатить проигранные за карточным столом деньги на следующее же утро или, по крайней мере, при следующей встрече с партнером.

Бут нисколько не сомневался в том, что Трент пришел взыскать одолженные ему вчера деньги, поэтому едва тот переступил порог, как Бут принялся неуклюже извиняться перед ним; Трент однако тотчас же прервал его:

– Я не нуждаюсь в деньгах, мистер Бут; вы можете возвратить их мне, когда сумеете, а если у вас не будет такой возможности, то, поверьте, не стану их требовать.

Такое великодушие вызвало у Бута бурю признательности (если мне дозволено будет так выразиться): слезы хлынули у него из глаз и понадобилось некоторое время, прежде чем он вновь обрел дар речи, дабы излить чувства, переполнявшие его душу; однако когда он принялся выражать свою благодарность, Трент тотчас прервал его излияния и придал разговору совершенно неожиданный оборот.

Дело в том, что миссис Трент как раз в вечер маскарада нанесла визит миссис Бут, а миссис Бут еще не собралась с ответным визитом (правда, следует заметить, что со времени визита миссис Трент не минуло еще и двух дней). И вот теперь Трент счел уместным напомнить своему приятелю, что тот чрезвычайно его обяжет, если без лишних церемоний вместе с супругой придет к нему завтра вечером отужинать. Бут после минутного колебания ответил: