Ринат Валиуллин - Путешествие в бескрайнюю плоть

• Название: Путешествие в бескрайнюю плоть
• Автор: Ринат Валиуллин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-94962-258-2

Роман основан на реальных событиях. Это своего рода квинтэссенция того, что творится в душе влюблённого юноши, при жизни попавшего в ад, где времени остаётся только на переосмысление своей короткой судьбы в лице одного независимого народа. Где вместо того чтобы, словно женщину, любить саму жизнь, ему приходится любить государство, где крик его души не в силах перекричать молчание, где, находясь далеко от ненужных разговоров, погружённый в темноту забытья, через призму своего небогатого, но честного опыта, он с каждой минутой всё ярче чувствует фальшь, что царит вокруг. Где он не одинок, потому что таких много – звеньев в цепи, на которой сидит бешеный слон, готовый рвануть в любой момент. Об этом роман, полный печали, тревоги и нежности. Книга большого мужества, большой любви.

---

Люди одного цвета, одного вкуса, одной безвкусицы, я никогда не думал, что они так похожи, когда в толпе, я был одинок в своих анализах, но эта толпа показалась мне ещё более одинокой. Её выдавливало, как фарш из мясорубки, из вагонов подъезжавших электричек. Серая гидра проползала по залу, разбрасывая свои конечности в приходящие поезда, на эскалаторы, в переходы и исчезала до следующего поезда.

Подошли двое, они были неплохо одеты, один седой и с большим разваливающимся рылом, другой, напротив, сухой и холодный, со стеклянными глазами, был похож на весеннюю сосульку. Мне показалось, что где-то я их уже видел. Но где – я не мог вспомнить. Женщина сразу вздрогнула и засуетилась, вытащила из-под себя пакетик с деньгами и протянула одному из них.

– Это всё?

– Да, – выдохнула Мадонна.

– Живой? – повернул он мою голову мясом своей ладони к себе.

– Да, ещё дышит, но плохой совсем, водку отрыгивает, выработался, скоро надо будет менять.

– Хорошо, пусть пока работает. Вечером коли ему героин. Думаю, ещё протянет какое-то время. Скоро новых должны привезти, так что будет у тебя свежий инструмент.

– Героин кончился. Инвалиды, те, что по вагонам ходят и на трассе, ни х… не хотят работать, пришлось им увеличить дозу, сами убогие, а колят больше, чем здоровые, – пожаловался стеклянный.

– Все стремятся к бесконечности, даже те, кто её уже достиг, – усмехнулась развалина, потирая руки. – Товара не хватает, всё отдаём в школы, там спрос растёт день ото дня, куда только родители смотрят.

– Ладно, разберёмся. – сказал сухой, с этими словами их поглотили массы метрополитена.

Я – искусственный наркоман, маленький алкаш, инструмент в образе этого свёртка хотел им что-то крикнуть, но в этот момент всё поплыло, в лёгких не осталось воздуха, силы меня покинули, и стало так безразлично, никто не слышит меня в этой толпе, у толпы нет слуха, вялая плесень равнодушия покрыла её с головы до ног, я уткнулся в зелёную крону мачехи и тихо заплакал.

– Поплачь, поплачь, люди любят, когда кто-нибудь плачет, жалеют тех, кто плачет, вот и денежки потекли, чем больше слёз, тем больше денежек, – успокаивала меня Мадонна. – Нам с тобой ещё четыре часа работать, а ты уже всю водку выжрал.

Засыпая, я наблюдал за массой, одетой в пальто, они всё подходили и протягивали руки, как будто хотели поздороваться, но в последний момент, выбросив монету, отдергивали с полной ладонью исполненного долга, жалость выплескивалась из их кошельков, бросала мелочь и уходила по своим делам. В этот раз это была симпатичная девушка, её глаза показались мне ясным небом, а губы – розовым рассветом, лёгкий ветер сочувствия встрепенул моё сознание: и толпа не без красавиц. Чуть поодаль замер молодой человек – видимо, её парень, с открытым, как окно, лицом, он был снисходителен к жалости своей подруги и терпеливо ждал, у каждой красоты должен быть свой телохранитель, свой подрамник. Через несколько секунд их съели, их съело человечество, унесло людской рекой, которая не замерзает даже зимой. Меня знобило, не было слов, чтобы сказать людям, куда идут эти деньги, может, на наркотики, которые завтра в школе продадут детям, если их ещё не своровали, как и меня. «Звоните почаще своим детям, им этого не хватает», – прошептал в тишину.

2 час(ть)

Сны, из которых ты выползаешь с таким облегчением, с такой искренней радостью, что хочется любить всех, даже своё отражение в зеркале, если это был кошмар, и с такой досадой, если ты просыпаешься в своём проблемо-питомнике, в аду. Иногда ты даже начинаешь понимать: это сон, и скоро я проснусь, окажусь в месте, где ждут и любят, и вот я проснулся, и что? И ничего… Чёрная тишина: не ждали не любили, ушли. Даже просыпаясь самой тёмной ночью, я вижу силуэты знакомой обстановки, предметы, звуки. Здесь – как в гробу, в глаза уставилось отчаяние.

Война внутри самого себя, где от меня зависит только высота духа, а он уже давно болтался в петле обстоятельств. Необходимо думать о чём-то простом и приятном, чтобы выиграть время. Казалось, время вышло… Вышло из этого ящика пространства, ему стало душно здесь, тоскливо и одиноко (и это уже другой вид одиночества, который раздражает, как диагноз какой-то заразной болезни, от него бегут), мне нечем было развлечь своё время. Оно не терпит скуки и уходит, туда, где весело, куда его проводят с большим вниманием, это и есть времяпровождение.

– Выпустите меня отсюда, уроды, я вас буду целовать. Откройте эту чёртову коробку. Вытащите меня отсюда.

Сколько прошло? Сколько оно прошло? Коридор, лестницу. Сколько его прошло? Час, часы… Я могу думать об этом часами, не мозгами, а часами, теперь в моей голове вместо них часы, они ходят, ходят вокруг меня. Секунда – мысль, минута – та же мысль, час – мысль на месте, она навязчива и не отстаёт, как старый кусок скотча, навязчивую мысль можно было прикрепить к предметам вокруг, мне было не к чему, кроме темноты – ничего… Время ушло, завалилось на койку и засыпает, а она осталась.

Нет, оно шло там, в кубрике, где действительно все уснули пьяным сном, командиры опоздали на вечернюю поверку, в ночном сопении не спалось только Колину, он боялся. Он знал, что его приятель сейчас лежит один в ящике из-под торпеды и, возможно, ему уже нечем дышать, и он уже не чувствует своих конечностей, но было страшно: несколько раз Колин подходил к спящей луне Бледного, репетировал речь, с которой он его растолкает и попросит ключ от склада, но снова возвращался, ложился и пытался заснуть, презирая себя за трусость и оправдывая одновременно. И так несколько раз в течение двух часов. Он был в ступоре. Ему было страшно и неудобно будить дедушку среди ночи, понимая, что за этим последует, что он элементарно может получить пи…. Но даже не побои его пугали – он к ним уже привык, а то, что никогда не сможет сделать этого, пусть речь шла бы и о его жизни. Люди, до чего же они робки порой, что даже готовы за это заплатить жизнью, некоторые умирают, пока кто-то принимает решение. Наконец, ему удалось договориться со своей совестью, он накрыл голову подушкой и уснул прямо в одежде.

* * *

Май. Было тепло, глыбы домов зевали окнами, в коридорах города – вечернее проветривание, люди держали друг друга за руки, за талии, за задницы, более одинокие держались за сумочки, за букеты, за газеты, кто-то держал слово, кто-то сдержал (хотя сдерживать его удавалось в мае с трудом) и поэтому гулял в одиночестве. Дети шалили, дети всё время шалят, даже когда становятся взрослыми.

Я тоже держался за руку, за её руку, тонкую и изящную, с белыми клавишами пальцев, я никогда не говорил, что люблю, но при этом никогда и не отказывался. Вдвоём нам было так же хорошо, как и в одиночестве, поэтому встречались мы чаще, чем разговаривали по телефону, мобильная связь, Интернет – это то, что больше всего отдаляет.

– Ты меня ещё ни разу сегодня не поцеловал.

– Ты тоже.

– Я всё ещё от вчерашнего отойти не могу. Меня так приплюснуло не то ревностью, не то обидой, я не знала, что делать, куда идти и, главное – зачем. Хорошо, что ты вовремя вернулся в вагон.

– Не может быть, а с виду ты была ничего, даже не дымилась, покраснела только малость. Я думал, ты держишь ситуацию под контролем.

– Ну кто мог предположить, что в этом же вагоне едет твоя бывшая сокурсница? Один шанс на миллион.

– Я же тебе сказал, что отсутствие шансов – это мой конёк. Теперь убедилась в моём очаровании?

– В твоей предприимчивости. Я жду возмещения ущерба.

И я поедал малину её губ, вдыхая сено волос, ладонь, проскользнув по талии, добралась до второго размера мыши на коврике платья. Я был счастлив, это была моя любимая игра, там я занимал всё пространство, в полный рост своих высоких чувств. Я поправлял её волосы, смотрел в её глаза, казалось бы – ничего особенного, вот они ресницы, вот они веки, вот оно стекло зрачков, полное любви: в них ни жалости, ни боли, ни лести. Настоящая любовь – любовь без вопросов. Море любви плескалось животной радостью в её голубой бездне. Я бухал эту любовь, а она всё не кончалась, и это состояние переходило в зависимость. От настоящей любви можно спиться, стать алкоголиком любви. Пойти в армию, – как подшиться: ни тебе поцелуев, ни девушки, ни свободы. Лечись.

Я ухаживал за ней трепетно и ненавязчиво, будто поливал цветок на подоконнике, который в один дерзкий момент должен был зацвести розовыми лучами рассвета. Я не предполагал, сколько времени это займёт, но процесс настолько меня вдохновлял, что не хотелось торопить события, скорее, я их даже сдерживал, понимая, что всякий цветок имеет свой закат. Судя по тому, как она шла ко мне навстречу, и её это окрыляло не меньше, чистота вытесняла пустоту, когда мы разговаривали, паузы между словами несли ещё больше смысла.

– Я всё время думаю, насколько нас хватит?

– С такими темпами, мне кажется, ещё на сотню лет… Потом мы поженимся, ты родишь мне детей, я буду лежать целыми днями дома на диване, ни фига не делать, только любить тебя, с каждым днём всё больше и больше. Как тебе такое?