Мария Беседина - Москва акунинская

• Название: Москва акунинская
• Автор: Мария Беседина
• Издательство: Фолио-СП, Олимп
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94966-151-2, 978-5-7390-2085-7

Быть может, в наши дни и удастся найти человека, не читавшего романов Бориса Акунина, но уж точно не найдешь того, кто не слышал бы о них. Один из центральных персонажей «фандоринского» цикла романов — Москва. Огромный город, на улицах, площадях и в домах которого разворачивается действие детективной эпопеи, но… все ли адреса указаны правильно? Какова доля авторского вымысла? Что, наконец, из описанного в романах Акунина сохранилось до наших дней? Читателю представится возможность собственными глазами увидеть те места, где происходили запомнившиеся эпизоды романов о Фандорине, вообразить прежний облик знакомых улиц. В книге речь пойдет не только о произошедших на них событиях романов, но и о реальной истории этих мест.

---

Далее заслуживает нашего внимания Армянский переулок. Именно здесь стоял дом Артамона Сергеевича Матвеева. «Фортуна Артамона Сергеевича была сильна, а стояла на трех столпах. Первый, крепчайший, — царица Наталья, которая воспитана в матфеевском доме, безмерно почитает боярина, батюшкой зовет. Второй столп — давняя дружба Артамона Сергеевича с царем. Они вместе выросли, были товарищами по учению и играм. А третий столп — государственные таланты министра» («Алтын-Толобас»). Правда, в романе Армянский переулок фигурирует под другим названием: «Дом со многими службами находился близ Покровки, в переулке, который в честь канцлера назывался Артамоновским. Квартиру капитану отвели просторную, с дубовой европейской мебелью, с голландской печью. Кроме денщика приставили в услужение еще холопа и девку-портомою. Корм полагался от боярского стола: когда пригласят, то в горнице». (Капитан — это, конечно, Корнелиус фон Дорн, и, называя боярина «канцлером», Акунин напоминает читателю, что рассказ подается через восприятие европейца.)

Артамоновский переулок, в котором стоял дом «самого первого российского министра, пожалуй, что и канцлера, наиглавнейшего царского советника, коннетабля всех московских армий Артамона Сергеевича Матфеева», естественно, носил его имя. Однако с далекого XVII в. название неоднократно менялось: в XVIII в. переулок стал Никольским (по несохранившейся церкви Николы в Столпах), а в конце того же столетия здесь обосновалась армянская диаспора, и это обстоятельство породило то название, под которым известен переулок в наши дни.

Однако нас с вами сейчас интересует лишь далекий XVII в. В «Алтын Толобас» описано еще одно связанное с Матвеевским-Армянским переулком обстоятельство. Описывая вражду «Матфеева» с боярином Милославским, Акунин замечает: «Чуднее всего в этом противостоянии было то, что Иван Милославский и боярин Матфеев жительствовали в одном и том же Артамоновском переулке, как бы разделенном незримой границей на две враждующие стороны. У Артамона Сергеевича одна лейб-гвардейская рота — мушкетеры, у Милославского другая — копейщики. И те и другие ставят поперек переулка решетки и караулы, собачатся меж собой, бывает, что и подерутся». С исторической точки зрения все эти факты верны, как верен и рассказ о гибели Матвеева во время «мятежа московских стрельцов, кинувших на копья боярина Матфеева и нескольких его приближенных». Боярин Матвеев был похоронен в храме Николая Чудотворца, что в Столпах, — том самом, возле которого в «Алтын Толобас» разворачиваются драматические события: фон Дорн «прошел Артамоновским переулком. У решетки, что отделяла Милославскую половину, стояли в тулупах сержант Олафсон и еще двое. Не спали, трубок не курили. На другом посту, где выход на Малорасейку, караул тоже был в порядке.

Вдруг из темноты, где ограда церкви Святого Николая, донеслась возня, а потом, конечно, и крик: «Караул! Убивают!»

Кричи не кричи, уличный караул не прибежит — им тоже жить охота. После, когда вопли умолкнут, — вот тогда подойдут. Если не до смерти убили, отведут в земскую избу. Если до смерти, увезут на Чертолье, в убогий дом. А из дворов спасать убиваемого никто не сунется, в Москве такое не заведено. Мало того, что самого зарезать могут, так еще потом на разбирательстве в Разбойном приказе умучают: кто таков, да зачем не в свое дело лез — может, сам вор».

Вот что рассказывает об этом храме москвовед И. Забелин (1905 г.): «15 мая 1682 года, он [Матвеев] за верность к престолу и за любовь к отечеству сделался в Кремле жертвой неистовых стрельцов. Тело его было изрублено в куски. Тела убитых в этот первый день бунта долго лежали на площади. Стрельцы объявили наконец, что желающие могут брать их для погребения. Тогда явился верный арап Матвеева (крещеный) по имени Иван, собрал в простыню изуродованные останки своего господина и снес их в приходскую церковь Матвеева, Св. Николая в Столпах, где останки были отпеты и погребены. За подвиг свой арап Иван просил одной только милости: быть по смерти погребенным подле своего боярина. Просьба его была исполнена. Над гробом боярина Матвеева тогда же была поставлена палатка в виде одноэтажной избы с окнами. Палатка эта к началу XIX столетия пришла в ветхость и потому была разобрана, а на месте ее в 1821 году потомком Матвеева графом Николаем Петровичем Румянцевым построена новая. При входе в палатку погребен арап Иван. Тут же погребены супруга Матвеева и его сын Андрей Артамонович.

Достойно замечания, что при этой же церкви погребались издревле и Милославские, враги Нарышкиных. Одним из последних был погребен здесь и злейший враг Матвеевых Иван Михайлович Милославский. Он погребен был в 1680 г., но через 17 лет, во время казни стрельцов, полусгнившее тело его как главного соучастника в мятежах было вынуто из могилы, в сопровождении палача на запряженной свиньями тележке отвезено в Преображенское и там рассечено на части. Над гробницей Матвеева следующая надпись: «1682 года, 15 мая, в смутное время от бунтовщиков, убит шестидесятилетний страдалец, ближний боярин Артамон Сергеевич; три дни пребыл в царствующем граде Москве, освободясь из-под стражи из заточения из Пустозерского острова»…

Архитектура церкви Св. Николая в Столпах несколько тяжеловата, но правильна. Над нижней церковью сделана кругом крытая галерея, кровля которой поддерживается старинной формы, наподобие кувшинов, каменными частыми столпами. Внизу храм во имя Св. Николая Чудотворца, вверху — во имя Рождества Богородицы. Приделы: Рождества Иоанна Предтечи, Симеона и Анны и Преподобного Сергия Радонежского. Полагают еще, что церковь «в Столпах» называется так потому, что при доме Матвеева находился столп с ящиком, куда опускались прошения, которые Матвеев передавал государю».

Мимо храма Николы в Столпах, несомненно, хаживал и Эраст Петрович Фандорин. Может быть, ему довелось осматривать и каменное шатровое надгробие над могилой Матвеева, возведенное в 1821 г. А вот нам с вами такая возможность не представится. В 1938 г. храм во имя Николая Чудотворца, что в Столпах, был уничтожен. Он находился на месте нынешнего дома № 4.

Не сохранились и палаты Матвеева. Снова обратимся к Забелину: «Дом этот был не велик и не отличался роскошью, но гостеприимство Матвеева было известно всей Москве: каждый бедняк находил у него помощь и радушный прием. Деревянный дом этот час от часу приходил в ветхость. Видя малое радение боярина о своем доме, царь Алексей Михайлович хотел сам выстроить ему каменные хоромы, но Матвеев, любя царя, предупредил его и начал постройку. Уже свезены были материалы и готовы работники, но оказалось, что недостает камня на фундамент, и во всей Москве этого камня нельзя было найти. Когда стрельцы и московские жители узнали об этом, то переговорили между собой — и на другой день явились у него на дворе возы с камнем.

— Мы слышали, — сказали они боярину, — что ты нуждаешься в камне под дом: мы тебе привезли и кланяемся им усердно.

Боярин благодарил людей за усердие, но принять подарок не согласился, а хотел заплатить за него.

— Я богаче вас, — сказал он, — положите цену.

Привезшие камень единодушно ответили на это:

— Нет, боярин, мы взяли камни эти с могил отцов наших, и цены им нет; а тебе, благодетелю нашему, кланяемся этими камнями за любовь».

После гибели Матвеева дом неоднократно переходил из рук в руки, и в период XVIII–XIX вв. в ходе многочисленных перестроек и реконструкций старинные палаты исчезли. Однако сохранился дом Милославского (№ 3) — сейчас в отлично отреставрированном здании размещается музей «Огни Москвы».

Очарование Маросейки и окружающих переулков — в типично московском смешении архитектурных стилей всех эпох, которые пережил город. Еще в 1862 г. поэт П. Вяземский воспринимал эту улицу как символ Москвы, символ самобытной, патриархальной Руси:

Русь в кичке, в красной душегрейке.
Она как будто за сто лет
живет себе на Маросейке,
а до Европы дела нет.

Покровка

Тем более зловещей выглядит описанная в «Статском советнике» встреча в расположенной в этом мирном уголке Москвы чайной «Суздаль» участников «Боевой Группы» — детища Грина, цель которой «…все та же — террор. После разгрома «Народной воли» боевая революционная деятельность почти сошла на нет. Полиция теперь стала не та, что в семидесятые. Повсюду шпионы и провокаторы. За все минувшее десятилетие — пара удачных терактов и десяток проваленных. Куда годится?» Как вы наверняка помните, Грин получает от своего единомышленника Рахмета, само прозвище которого сразу воскрешает в памяти оголтелого персонажа Чернышевского, записку: «Ищу своих. Буду с шести до девяти в чайной «Суздаль» на Маросейке. Рахмет».

На торговой Маросейке традиционно функционировали десятки трактиров, закусочных, чайных. Кстати, и в наше время возрождения исконных традиций возобладала эта тенденция — сегодняшняя Маросейка пестрит вывесками ресторанов и кафе. Но все же, где находилась «Суздаль»? Акунин не указывает конкретно. Он лишь сообщает, что «там студенты собираются». К сожалению, такая «мелочь», как сведения о названиях тысяч предприятий малого бизнеса, чье существование столь успешно прервали Грин и К°, советскую историографию не волновала… Может быть, повторюсь, глубина исторических сведений, собранных Б. Акуниным в процессе подготовки его книг, гораздо больше, чем принято думать, и он ориентируется на какие-то эксклюзивные источники, частные архивы старых москвичей; а может быть, чайная «Суздаль» — лишь очередная искусная стилизация под ушедшую эпоху: «Заведение оказалось бедноватым, но чистым: низкая сводчатая зала, столы под простыми льняными скатертями, на стойке самовары и расписные подносы с грудами пряников, яблок и баранок.