Мария Беседина - Москва акунинская

• Название: Москва акунинская
• Автор: Мария Беседина
• Издательство: Фолио-СП, Олимп
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94966-151-2, 978-5-7390-2085-7

Быть может, в наши дни и удастся найти человека, не читавшего романов Бориса Акунина, но уж точно не найдешь того, кто не слышал бы о них. Один из центральных персонажей «фандоринского» цикла романов — Москва. Огромный город, на улицах, площадях и в домах которого разворачивается действие детективной эпопеи, но… все ли адреса указаны правильно? Какова доля авторского вымысла? Что, наконец, из описанного в романах Акунина сохранилось до наших дней? Читателю представится возможность собственными глазами увидеть те места, где происходили запомнившиеся эпизоды романов о Фандорине, вообразить прежний облик знакомых улиц. В книге речь пойдет не только о произошедших на них событиях романов, но и о реальной истории этих мест.

---

На торговой Маросейке традиционно функционировали десятки трактиров, закусочных, чайных. Кстати, и в наше время возрождения исконных традиций возобладала эта тенденция — сегодняшняя Маросейка пестрит вывесками ресторанов и кафе. Но все же, где находилась «Суздаль»? Акунин не указывает конкретно. Он лишь сообщает, что «там студенты собираются». К сожалению, такая «мелочь», как сведения о названиях тысяч предприятий малого бизнеса, чье существование столь успешно прервали Грин и К°, советскую историографию не волновала… Может быть, повторюсь, глубина исторических сведений, собранных Б. Акуниным в процессе подготовки его книг, гораздо больше, чем принято думать, и он ориентируется на какие-то эксклюзивные источники, частные архивы старых москвичей; а может быть, чайная «Суздаль» — лишь очередная искусная стилизация под ушедшую эпоху: «Заведение оказалось бедноватым, но чистым: низкая сводчатая зала, столы под простыми льняными скатертями, на стойке самовары и расписные подносы с грудами пряников, яблок и баранок.

Молодые люди — большинство в студенческих тужурках — пили чай, дымили табаком, читали газеты. Те, что пришли компанией, спорили, гоготали, кто-то даже пытался петь хором».

Несомненно одно: существуй чайная «Суздаль» на самом деле, она располагалась бы на правой стороне Маросейки, примерно там, где начинается нынешняя Покровка. Повод так думать мне дает прямое и недвусмысленное указание в тексте «Статского советника». Опасающийся «шпионов и провокаторов» Грин, собираясь на встречу в «Суздаль», уточняет у своей соратницы Иглы:

«…— Черный ход есть? Куда?

Она нахмурила лоб, сообразила.

— Вы про «Суздаль»? Да, есть. Через проходные дворы можно в сторону Хитровки уйти».

Да, самое одиозное место дореволюционной Москвы находилось неподалеку. Если допустить, что «Суздаль» стояла в конце Маросейки, все логично: удирать товарищу Грину пришлось бы по Старосадскому или Петроверигскому переулкам (в зависимости от точного расположения чайной), любой из них привел бы террориста в Малый Ивановский переулок, из которого до спасительных трущоб было рукой подать. Петроверигский переулок мельком упоминается в «Любовнике Смерти». Он назван так по снесенной в 1923 г. церкви Поклонения честным веригам [т. е. оковам] св. апостола Петра (была выстроена в 1669 г. одним из Милославских).

Хитровка — криминальное «дно» города — естественно, не обойдена вниманием автора криминальных романов, и мы непременно посетим места, где она когда-то находилась. Только пройдем мы не по той дороге, по которой предполагал бежать Грин: сделаем небольшой крюк, окончив наше знакомство с Маросейкой-Покровкой, а заодно осмотрим еще несколько интересных для нас адресов.

Мы проходим мимо старинных зданий, в каждом из которых был когда-то трактир или лавка.

«ДАМСКИЕ ГИГИЕНИЧЕСКИЕ ПОДУШКИ.

Приготовлены из древесной сулемовой ваты.

Очень удобная повязка, с приспособленным поясом, для ношения дамами во время болезненных периодов. Цена за дюжину подушек 1 р. Цена за пояс от 40 к. до 1 р. 50 к. Покровка дом Егорова» — приводит Акунин рекламу («Декоратор»).

Напоминаю, что мы движемся по направлению к уже знакомой нам площади Покровских ворот. Проходил тут и Фандорин-Неймлес — именно здесь состоялся его разговор с Сенькой Скориковым о достойной или недостойной смерти:

«— К примеру, помнишь, как мы с тобой сидели в ватер-клозете, а Упырь услыхал шум и выхватил револьвер?

— Еще бы не помнить. Посейчас дрожь пробирает.

— Не «посейчас», а «даже сейчас». Так вот, если б Упырь через дверь палить начал, то положил бы нас обоих прямо поперек с-стульчака. Красивая была бы смерть?

Скорик представил, как они с Эрастом Петровичем лежат друг на дружке поперек фарфорового горшка и кровь стекает прямо в поганую трубу:

— Не сказать, чтобы сильно красивая.

— То-то. Не хотелось бы так умереть. Глупая слабость, сам понимаю, но ничего не могу с собой поделать.

Господин Неймлес виновато улыбнулся и вдруг остановился — аккурат на углу Колпачного переулка.

— Ну вот, Сеня, здесь наши пути расходятся. Я должен заглянуть на почту, отправить одно важное п-письмо. Ты же далее действуешь без меня.

Они шли по Покровке, мимо Троицы что на Грязях, мимо пышного Успенского храма («Любовник Смерти»).

С храмом Троицы на Грязях мы уже познакомились. А где на Покровке Успенский храм?

Это удивительное по красоте и смелости архитектурного решения здание не сохранилось — в 1936 г. (по некоторым источникам, в 1934 г.) его разобрали. А ведь храм во имя Успения Пресвятой Богородицы стоял на Покровке с 1511 г. Сначала он был деревянным, с 1652 г. — кирпичным. А в 1696 г. благочестивый московский купец И. М. Сверчков поручил зодчему П. Потапову построить новое здание. К 1699 г. храм, вобравший в себя все лучшие традиции русского барокко, был готов: судя по фотографиям, он был похож на высоко поднявшую гребень волну, покрытую пышной пеной мелких архитектурных деталей. Многоярусное здание храма окружал пояс арок, поддерживавший террасу-«гульбище». Легкое на вид сооружение могло простоять еще не одну сотню лет, однако в 30-х гг. XX в. оказалось, что оно «мешает проезду». Кое-что удалось спасти: иконостас Успения на Покровке сейчас можно увидеть в трапезной Новодевичьего монастыря, а два белокаменных наличника и портал — шедевры русского камнерезного дизайна — вмурованы в стену, ограждающую Донской монастырь (северная сторона). Кстати, там же вмонтированы два наличника с Сухаревой башни.

Церковь Успения Божией Матери на Покровке

Как мешал дом Божий проезду автотранспорта и насколько нужно было для градостроительных целей реконструкторов занимаемое им место, можно судить по тому, насколько рационально этим местом распорядились — церковь сменил сквер на углу Потаповского переулка (кстати, названному в 1922 г. в честь того самого зодчего Потапова; во времена Фандорина он был Большим Успенским). Между прочим, даже Наполеон, чьи солдаты разграбили и осквернили многие московские храмы, был настолько восхищен красотой творения Потапова, что приказал выставить у церкви караул, чтобы предотвратить мародерство…

Колпачный переулок, названный по бывшей здесь в XVI–XVII вв. слободе колпачников — мастеров-шапочников, находится на правой стороне Покровки. В наши дни он пользуется несколько анекдотической известностью. Наверное, многие повторяли со смехом ставшие чуть ли не поговоркой слова куваевской героини: «Извините, а вы не подскажете, где находится Староколпакский переулок? Староколпакский… переулок…» Нужный Масяне адрес звучит настолько по-московски, что, хотя подобного названия на карте города нет, многие почти всерьез называют так Колпачный переулок. Свернем в него.

Наше внимание сразу привлекают палаты княжеского рода Долгоруковых (д. № 6, строение 2). Этот памятник архитектуры XVI–XVIII вв., как и исчезнувший Успенский храм, выстроен в стиле русского барокко. Если же всмотреться повнимательней, сквозь позднейшие перестройки проступает средневековый облик палат. Роскоши орнаментов, как на храме Успения Богородицы, здесь нет, зато здание поражает удивительной пропорциональностью и гармоничностью планировки. Может быть, здесь обитал и встреченный Корнелиусом фон Дорном в «матфеевском избранном кругу» «стрелецкий генерал князь Долгорукий, боевой товарищ Артамона Сергеевича».

Некогда здесь было русло реки Рачки: вытекая из Поганых прудов, она вилась по нынешнему Колпачному переулку и его соседу — Подкопаевскому, стремясь к Яузе.

Покровские переулки

Пройдя по Колпачному, мы оказываемся в настоящем лабиринте узких переулков. Вот Хохловский — Колпачный переулок выходит в его середину. Там, где от Хохловского ответвляется Большой Трехсвятительский переулок, еще сохранился рельеф местности, напоминающий о высоком береге Рачки. В XVII в. здесь через нее был перекинут деревянный мост.

Одна из версий возникновения названия Хохловского переулка основывается на том, что здесь стояли палаты князей Хохолковых-Ростовских. В принципе, она небезосновательна, но с натяжкой, как нетрудно заметить. Однако большинство исследователей склоняются к другой версии: «По проезду внутри Белого города уже в начале XVII в. находились дворы, сады и огороды поселившихся в Москве выходцев из Украины до соединения ее с Россией, по тогдашнему — «хохлов». Несколько отступя в глубь квартала, стояла их церковь — Троицы в Хохловке. А дальше к югу, вблизи церкви Трех святителей, стояли дворы «разных чинов» московских людей. Среди этих дворов до сих пор сохранились в Хохловском переулке большие каменные палаты XVII в., принадлежавшие думному дьяку Украинцеву, позже занимавшиеся архивом Министерства иностранных дел. В XVIII в. по проезду Белого города были уже дворы более или менее знатных дворян с обширными садами, но почти исключительно с деревянной застройкой», — рассказывает П. В. Сытин. Рассказывает в прошедшем времени, но, к счастью, это лишь фигура речи — храм стоит и поныне. Он почти ровесник Успения на Покровке: был заложен в 1696 г. на месте обветшавшей церкви. Эта прежняя церковь была знаменита тем, что в ней отпевали мать первого государя из рода Романовых, великую инокиню Марфу. Но и она не была в Хохлах первой: еще раньше здесь стоял деревянный храм. Как видим, история Троицы Живоначальной в Хохлах почти идентична истории Успения на Покровке. Однако храм в Хохлах оказался счастливее своей соседки: его не уничтожили. В эпоху богоборчества Троицкая церковь уцелела, но не спаслась от поругания: в 1917 г. ее закрыли и, для того чтобы ни у кого не оставалось сомнений в торжестве атеизма, разрушили купол. На храм периодически совершали набеги аборигены Хитровки, стремившиеся поживиться сохранившимся в нем имуществом. В 1920-е гг. утварь была вывезена и реализована в пользу голодающих Поволжья. Иконостас пощадили, отправили в Новодевичий монастырь. Трогательная подробность: в помещении при храме до 1935 г. продолжал жить со своей семьей священник, героически защищавший церковное имущество от окончательного разорения. Советская власть воздала батюшке по заслугам — репрессировала. В храме разместилась антропологическая лаборатория.