Дукенбай Досжан - Шелковый путь

• Название: Шелковый путь
• Автор: Дукенбай Досжан
• Издательство: «Известия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1983

Восемнадцать рассказов-самоцветов, вошедших в книгу Дукенбая Досжанова вместе с романом «Шелковый путь», написаны в разное время и щедро отданы читателю. Д. Досжанов — умелый гранильщик своих камений, вобравших в себя чистый свет и теплый голос мастера, пользующегося особыми резцами, только своими инструментами. Точность социального анализа казахской действительности, психологическая разработка характеров, сложный, звучный, узорчатый, многоцветный слог, высокие стилистические достоинства рассказов Д. Досжанова превращают их в яркое явление современной казахской прозы.

---

Камни были отшлифованы до блеска и пригнаны так искусно, что не видны были ни грани, ни трещины. «В руках истинного мастера даже грубый, неотесанный камень оживает», — отметил про себя повелитель. Он вспомнил, как встретился с зодчим сначала в городе Старый Дарбаза, потом в Тюбе-Кудуке…

Старый Дарбаза находился южнее Отрара, у склона Бугенских гор. Подъезжая к этому месту, путник издалека видит причудливые скалы, должно быть очень древние. Говорят, здесь когда-то возвышались меловые горы. В глубине большого утеса зияет гигантская пещера в форме круглой чаши. Края и дно этой чаши — из галечника. В южной части пещеры встречается множество домов, вырубленных в скалах. По объему и форме они напоминают обыкновенные юрты кочевников. Круглые у основания, они конусообразно сужаются кверху, венчаясь неизменным куполом. На потолке продолблено отверстие, через которое поступают свет и воздух. Стены домов сплошь в сплетениях узоров и орнаментов. Все эти каменные дома были построены зодчим-кипчаком.

Ознакомившись с городом Старый Дарбаза, Иланчик Кадырхан тогда уже непременно пожелал встретиться с этим зодчим. Талант, чьи руки способны создавать такие чудеса, должен способствовать украшению Отрара. Повелителю доложили, что зодчий в настоящее время находится в Тюбе-Кудуке. Это было плато, по окружности равное расстоянию конских скачек. Рядом с плато, пробив гору, течет родник. Возле родника Иланчик Кадырхан еще издали увидел пасущихся верблюдов. Только подъехав вплотную, он убедился, что это всего лишь каменные изваяния. Верблюды были вытесаны из цельного камня и по размерам несколько превышали своих живых собратьев. Изваяния покрыты неизвестным, очень крепким, блестящим составом, который не только сохранял их от разрушительных ветров, дождей, зноя и стужи, но и делал их необыкновенно красивыми. Солнце клонилось к западу, и громоздкие каменные верблюды словно погрузились в дрему. Красные предзакатные лучи застыли в их стеклянных глазах. Они изящно выгибали шеи, поблескивая тугими боками, при этом, как у живых, выпячивались упругие мышцы, четко обозначались жилы. Казалось, вот-вот оживут каменные верблюды, поднимутся и пойдут горделивой поступью в сторону заката.

Когда Иланчик Кадырхан учился в медресе, он читал, будто в стране ромеев некогда жили ваятели, тесавшие из мрамора скульптуры, которые во всем повторяли человека. А теперь ему пришлось собственными глазами увидеть чудо, сотворенное кипчакским умельцем из твердого дикого камня с помощью обыкновенного кайла и долота. Вокруг валялись верблюжьи кругляшки. Они также были выточены из камня. Ровное, как доска, гористое плато, прозрачный родник, пробивший толщу гор, каменные верблюды, задумчиво застывшие в лучах заходящего солнца, верблюжьи кругляшки, разбросанные здесь и там, придавали особый колорит естественной красе предгорий Казыкурта. Иланчик Кадырхан разыскал зодчего, воздал ему ханские почести и привез с собой в Отрар…

Главные ворота мавзолея Арыстанбаба, их расписанные поперечные балки невольно притягивали взор. Высота ворот составляла девять гязов. Карнизы, углы имели округлую форму. Каменные стены напоминали толсто свитый аркан. От верхней перекладины на высоте трех гяз начинался купол. Переступив порог мавзолея, посетитель сразу попадал в самое большое помещение площадью в восемнадцать с половиной квадратных кулаш. Из помещения налево и направо вели две двери. Днем здесь было неизменно светло: вдоль карниза размещались круглые окна. Площадь недостроенного купола должна была составить двадцать пять квадратных гязов. В зависимости от этого возникала необходимость соблюдать строгие пропорции всего мавзолея. Внутренние помещения планировались определенно соразмерными венчающему все куполу. В центральном круглом помещении посередине было оставлено место для хауза. Купол предполагалось облицевать глазурованными плитами, а стены — окрасить в голубой цвет.

Повелителю захотелось узнать, какими единицами измерения пользуется зодчий в своих расчетах при строительстве подобных зданий,

— Я сейчас пишу книгу о кипчакских мерах длины, объема и веса, — степенно пояснил зодчий. — У каждого народа есть свои сложившиеся за многие века единицы измерения. Имеются они и у нас, кипчаков. К примеру, хирман-зекет (налог с урожая) и вообще зерно мы измеряем подносами — табак, круглой чашей — шараяк, батпаном, мешками, канарами, кувшинами. Самой малой единицей веса считают вазочку, миску. Все эти меры отнюдь не случайны и не приблизительны, не придуманы кем и как попало. Они оправданы житейским опытом. Один кипчакский мыскал — золотник равен седьмой части хорезмского дирхема. Площадь земли мы определяем танапом и бапом. Для измерения длины пользуемся одной фалангой мизинца — шинашак ушы, шириной большого пальца — бармак, толщиной указательного пальца — ели, расстоянием между концами вытянутых большого и указательного пальцев — сюем, расстоянием между концами вытянутых большого и среднего пальцев — карыс, расстоянием среднего шага — кадам, длиной мужской ступни — табан, расстоянием от плеча до локтя — шынтак, расстоянием между раздвинутыми в стороны руками — кулаш. Самая большая мера длины— фарсах; самая малая — кончик мизинца. К большинству этих мер мы прибегаем и в строительстве. Один наш гяз равен монгольскому локтю, один карыс — хорезмскому ваджабу, или четверти аршина…

Зодчий долго и увлеченно рассказывал о мерах длины и веса у разных народов и племен. Многое Иланчику Кадырхану приходилось слышать впервые. В самом деле, во всех этих многочисленных названиях просматривалась совершенно определенная система, исходившая из обычаев и традиций. Раньше ему эти измерения казались сомнительными и очень приблизительными. Ведь, скажем, ширина большого пальца или кончик мизинчика не у всех одинаковы. Но и они, оказывается, определенно соотнесены с мерами иных народов.

Повелитель долго любовался строящимся зданием.

Распахнув двустворчатые двери в правой стене, он прошел в малый зал. Все четыре стены там имели овальную форму и напоминали лепестки раскрывшегося тюльпана. В каждой стене находилась ниша глубиной в один гяз. По этим нишам можно было судить о толщине стен. Значит, зодчий думал не только о красоте, но и о надежности своего строения. Нигде не было видно подставок или подпорок. У потолка лепестки-стены сужались, переходили в круглый купол, образуя как бы еще один этаж. Все это свидетельствовало о глубоких познаниях зодчего в строительном деле.

Иланчик Кадырхан и главный мастер долго осматривали грандиозное сооружение. Когда они наконец вышли, солнце уже стояло в зените. Дул суховей. Рабочие тесали камни. Увидев гостя, они вышли из карьера, расселись вкруг. Зодчий приказал принести напиток, настоянный на просе. Повелитель с удовольствием попил из маленького кувшинчика, вытер со лба испарину, разгладил усы.

— Как у вас со скотиной на прокорм?

— Пока есть.

— В чем же вы нуждаетесь?

— Нам бы еще один караван для перевозки камня. У нас их три, но верблюды сильно устали. Нелегко возить камень из такой дали.

— Хорошо. Завтра же пришлю караван из восьмидесяти верблюдов.

— Да возблагодарит вас аллах!

— Когда намереваетесь закончить постройку?

— С божьей милостью думаю к шестому новолунию поставить последний камень.

Иланчик Кадырхан задумался. Опустевший кувшинчик он передал молодому подмастерью. «Должно быть, гневается хан, что так затянули стройку», — встревожился зодчий. Он намотал на руку мерку, понуро уставился на носки ичиг. Но повелителя беспокоили сейчас отнюдь не сроки. Он сам прекрасно понимал, что в спешке долговечного памятника не построишь. Истинное творение требует времени и старательности. Совсем другое дело омрачало душу правителя, угнетало его больше, чем знойный суховей.

Днем раньше из Тараза прискакал копейщик Кипчакбай. Он сразу же направился в Гумбез Сарай и припал к ногам повелителя. Приехал он с обидой. Наместник Испиджаба бек Огул-Барс оскорбил его честь, нанес тавро позора.

Дело было так. Единоутробный младший брат Кипчакбая влюбился в сестру Огул-Барса, который давно уже сосватал ее батыру из Хорезма Тимур-Малику и успел даже получить за нее весь калым. Вот-вот должна была состояться свадьба. Но тут пылкий юноша из Тараза тайком встретился с девушкой и признался ей в любви. Оказалось, что и она любит джигита. «Если сможешь, выкради меня», — сказала она ему. Джигит решился на дерзкий поступок. Во время шумного тоя он проник в юрту невесты, вывел ее тайком, подсадил на коня и умчался вместе с ней. Слуги бека, однако, узнали о побеге и пустились вдогонку. Влюбленные выехали из аула на рассвете и скакали без передышки почти до обеда. Но тут конь их выдохся, а джигиты бека, меняя лошадей, продолжали погоню. Влюбленные поняли, что уйти им не удастся. У коня уже подкашивались ноги. Джигит в отчаянье припал к его гриве и заплакал. Тогда якобы девушка сказала ему: «Не слепая страсть увлекла меня, а полюбила я тебя всем сердцем. Ты мой единственный, желанный. От погони вместе нам не уйти. Не отчаивайся, крепись. Лиши меня невинности и спасайся один!» В тени запарившегося коня, презрев все на свете, влюбленные изведали сладость первой любви… Преследователи схватили девушку, а джигит успел уйти в горы. Огул-Барс — а он, оказывается, находился среди преследователей — связал сестру арканами и стал ее пытать. Джигит издали глядел на муки несчастной девушки и не выдержал — сам пришел с повинной. Бедных влюбленных бросили в темницу — зиндан — Испиджаба.