Елена Блонди - Хаидэ

• Название: Хаидэ
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Заключительная часть трилогии о княжне Хаидэ

---

Опять одна.

Княгиня улыбнулась. Не привыкать. Но все же…

Она подняла лицо к тучами. Сказала нараспев:

— Свежей воды твоим ручьям, отец наш Беслаи, сочных плодов твоим деревьям. Мягкого меха твоему зверью и радости травам на склонах солнечных гор. Я иду туда, куда нужно мне, потому что я так решила сама. Не наказывай и не отворачивай от меня светлого своего лика. Дай мне помощи, наш молодой бог, которого старики стариков наших стариков помнят живым и веселым. Пусть мой сын останется жив. Пусть сестра моя обретет счастье. Подари мне встречу с Нубой. И пусть дело, что я начинаю, никогда не умрет.

Подняв руки к клубящимся тучам, постояла молча. А потом, найдя глазами то место на небе, где ночью засветит зеленая сережка Миисы, прошептала:

— Дай нам любовь, небесная дева. Дай счастье быть рядом.

Опуская лицо, встала на колено, и, нагибаясь, положила на холодный песок обе ладони.

— И тебя я прошу, демон болот, храбрый охотник Йет. Никогда не исчезнет твоя животная сила, так дай мне часть ее, но помоги обуздать.

Поднялась, отряхивая с ладоней прилипший песок. И, снова надевая мягкие прочные рукавицы, пошла к следующей гряде черных скал.

На высоком уступе с другой стороны гор, там, где когда-то Хаидэ вместе с Техути искала вход в лабиринты тойров, стоял жрец-Пастух, пряча в широкие рукава ухоженные руки, смотрел, скучая, как снизу петлистой тропой карабкается мужчина в городской одежде. Посетитель торопился, хватаясь за пучки травы и гибкие ветки, кланялся на ходу, как только глаза его встречались с водянистым взглядом жреца. И промахиваясь, неловко взмахивал руками.

— Горного козла из него не выйдет, — сказал из-за спины Пастуха Охотник и Жнец тихо рассмеялся шутке.

Улыбаясь, Пастух кивнул. Мужчина как раз поднял лицо, увидев холодную улыбку, снова поскользнулся на крутой тропе. Тяжело дыша, выбрался на площадку, не поднимаясь с колен, мелко закланялся, переводя дыхание. На каменную пыль, щелкнув, упали первые капли дождя.

— Мой господин, вот новость — девка ушла со своими солдатами.

— Это ты говорил в прошлый раз.

— Да, да! Но купец, что отправился к Драконам нанимать себе воина, он вернулся и рассказал — ее нет там. Есть советники, девки ее, что учатся воевать, они есть. А княгини нету. Ушла, вот.

— Отправилась к шаманам?

— Я… — мужчина вытер пот грязной рукой и растерянно огляделся. Было видно, что эта мысль не приходила ему в голову.

Пастух усмехнулся, рассматривая дрожащие губы и голову с редкими пегими волосами.

— Еще что?

— Урода прибрал к себе знатный. Сосед госпожи Канарии. Лечил. И там же черная девка-плясунья, что его жена была. Они до сих пор там, мальчишки сказали — Мелетиос не покидал своего дома. И на его конюшне стоят чужие лошади, а на заднем дворе повозки иноземного купца. Там они, все трое там.

— Новость в том, что нет новостей…

— Что?

Молния вспыхнула, сделав лицо мужчины ослепительно белым, с черными дырками глаз и раскрытого в усердии рта. Пастух переждал треск грома.

— Все сказал?

— Нет, нет, мой господин! Мне передали, что моряки привели в порт корабль купца Даориция. Его готовят к дальнему переходу.

— Вот как?

— А еще, про египтянина. Ты говорил смотреть, куда пойдет. А нет его. Нигде нету.

Мужчина повесил голову и, набирая побольше воздуха, сокрушенно вздохнул.

— Я не виноват, господин. Я следил хорошо и раздал много монет рабам и слугам. Никто не видел, чтоб он выходил из дома Перикла, но там его нету.

— Все?

— Д-да…

Пастух сделал жест и Охотник, подойдя, коснулся плеча длинной рукой с зажатым в ней кошелем. Мужчина, кланяясь, взял награду. И после кивка Пастуха, ссыпался вниз по тропе, треща кустами и тяжело топая.

Жрецы смотрели, как через некоторое время из-под скал выехал смирный ослик и потрусил в сторону полиса.

— Три дня, — задумчиво сказал Пастух, — или больше. Да, с черной провидицей мы узнавали новости быстрее.

Капли щелкали чаще и, запахивая широкий плащ, Пастух скрылся в расщелине, следом поспешили Охотник и Жнец. А густые ветки, намокая под ливнем, закачались, надежно переплетаясь перед узким проломом в горе.

Жрецы молча шли по привычным коридорам, тускло освещенным факелами на стенах. Пастух обдумывал новости. Женщина стремится остаться одна и в этом она права, так меньше риска попасться на глаза соглядатаям. Жаль, что некому было проследить, куда именно она уехала из племени. Но вряд ли побежала к своим шаманам. Ее сын тут и она будет стремиться к нему, даже не зная точно, жив или мертв. Она уже билась в закрытую гору, но не нашла пути.

А этот бродячий урод, он и есть ее Нуба. Люди в полисе шепотом пересказывают друг другу сплетни, приукрашая и выдумывая подробности, но все в один голос повторяют, как кричала она его имя. Но он полудохлый, валяется у скучающего богатея. Верно, пролежит еще какое-то время. А когда соберется уйти, они узнают об этом. Жаль не сразу. Но матерь гора крепка и не пускает в себя кого попало.

— Охотник?

— Да мой жрец, мой Пастух?

— Проследи, чтоб тойры не спали в дозорах. Пусть чаще обходят внешние выходы, проверяя степь и пески.

— Да, мой жрец.

— Пусть Ткач и Видящий придут ко мне с рассказом о женщинах.

— Да, мой жрец, мой Пастух.

Пастух недовольно поморщился. Шестерка собиралась недавно и сил в них на новую встречу с заморскими братьями еще нет. А надо бы обменяться сведениями. Хотя, что могут сказать они теперь, без прямой связи умершей Онторо с египтянином или черным демоном? Нужно полагаться на собственные решения.

В своей пещере он сел на табурет, протягивая руки женщинам, что засуетились, бережно снимая слегка промокшие и запыленные одежды и облекая грузное тело в мягкий домашний хитон. Когда вошел Видящий, Пастух сидел в большом кресле, поставив босые ноги на пухлую укрытую ковром скамеечку.

— Скажи мне, наш красавец, как там матерь Ахатта?

— Все получилось, мой жрец мой Пастух, она кормит ребенка и тот ест.

— Хорошо…

— Только…

Пастух приподнял тяжелые веки, остро взглянув на Видящего.

— Что?

— Она живет лишь когда рядом бродяга. Тогда у нее есть молоко и она может кормить. Когда он уходит работать с тойрами, она погружается в сон.

— Надо же. Снова все по-людски. Ну что же, пусть у Ахатты побудет прирученный ею любимчик. Исходит ли от него опасность?

— Никакой, мой жрец мой пастух. Он глуп, разум его подобен разуму младенца. Все время улыбается.

— Грудь не просит?

Видящий улыбнулся шутке.

Улыбнулся и вошедший Ткач, кланяясь Пастуху.

— Итак, один выкормыш ест отраву, а у нас их еще двое, — откидываясь на спинку кресла, Пастух снова прикрыл глаза.

— Ткач, возьмешь у Целителя зелье, отравишь пащенка тойрицы. Подскажи ей, чтоб спасти сына, нужно кормить его злым молоком Ахатты. Да не забудь сказать, что ее сын от этого превратится в демона и никогда не сможет стать человеком. Пусть ненавидит свою высокую сестру. Жаль, что Ахатта не может кормить собственного сына, тогда он умрет и мы потеряем отличного будущего слугу.

Он погладил ладонями колени.

— Возможно, мальчику хватит ненависти своей названной матери Теки. Пусть растет в злобе и упреках. Так и сплетем этот узор.

— Да мой жрец, мой Пастух, — почтительно отозвался Ткач.

— И еще. Собери мужчин и умелиц, пусть приготовят рожальню в дальнем подземелье.

Ткач облизнул тонкие губы, поправил складки вышитого плаща.

— У нас будет матка, мой жрец, мой Пастух?

— И скоро. Будет принимать наше семя и в перерывах кормить молоком мальцов. Это сделает ее горячее и гостеприимнее. Пусть умелицы готовят ковры и пищу. Еды понадобится много. На всякий случай пусть тойры почистят две пещеры.

— О, мой жрец.

— Иди. Я рад, что угодил вам, моим славным помощникам.

Тучи опускались ниже, оставляя вечернему солнцу широкую щель на краю неба, будто кто-то приоткрыл тяжелую крышку огромного сундука и держит ее рукой, высматривая набросанное. Вот-вот отпустит, захлопывая, с новым ударом грома во всю сундуковую ширь и глубину.

Казым наклонился к шее Полынчика, всматриваясь в медленное кружение черных скал. Сморгнул, щурясь. Такие низкие, сильные тучи, заводят горы, заставляют их шевелиться. Нехорошо видеть то, чего нет.

Но черная глыба упрямо двигалась на черном фоне изломанных скал, и, выпрямляясь, Казым усмехнулся. Правы глаза, и не прав его узкий ум. Взрывая ногами серый песок, Брат скакал навстречу, молнии вспыхивали белым в выкаченных напряженных глазах.

Воин хлопнул подбежавшего коня по шее, и тот затопотал рядом, коротко заржав и мотая головой — рассказывал.

— Да, Брат, да. Мы ее подождем. Надо укрыться.

Чистое небо дышало в затылок светом, а темнота пристально смотрела в глаза. И Казыму показалось, он видит со стороны, какие они стали, ровно у Брата, такие же выпуклые и безумные.