Елена Блонди - Хаидэ

• Название: Хаидэ
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Заключительная часть трилогии о княжне Хаидэ

---

Подал питье княгине и заботливо придержал кубок в ее задрожавшей руке.

— Нуба… ты видишь их? — шепотом спросила она.

— Их? — великан недоуменно поднял брови.

— Ахатту. И Убо… Абита то есть. Беслаи!

Она выкрикнула имя бога. И держа горячий кубок обеими руками, оглядела смеющуюся троицу друзей.

— Пей, любимая, вижу, конечно, вижу.

Из темноты вышел исчезнувший было Казым. Встал на колено перед мужчиной, касаясь рукой травы. За его спиной переступал тонкими ногами конь.

— Спасибо тебе, учитель Беслаи, за то, что не дал моему Полынчику уйти навсегда.

Мужчина поднялся, расправляя широкие плечи. В темном ночном воздухе светлело лицо с яркими, как морская вода в полдень, глазами. Поклонился, прижимая руку к груди.

— Тебе спасибо, храбрый Казым, за коня. Садись с нами.

— Нет. Я с ним. Похожу тут, пока пасется.

Тихой голос Казыма исчез в темноте.

— Идем, Полынчик, там любимая твоя трава. Ты поешь. И всегда чтоб был сытый и быстрый. А в другой раз, когда придешь…

— Ахи… Ты будешь приходить ко мне?

У Ахатты было такое красивое, такое нежное и мирное лицо, что только сейчас, ожидая ответа, Хаидэ, наконец, поняла — все совершилось. Все, к чему шли события, запутываясь узлами и снова вставая, как надо.

Ахатта кивнула:

— Да! Теперь всегда буду с тобой. Я не могу забрать Мелика, тебе растить его, сестра, тебе и Теке. Но каждый день я буду приходить к сыну.

— Вот и хорошо, — успокоенно сказала Хаидэ, — учитель наш Беслаи, ты ее береги. Нет тебе большей любви и лучшей жены.

И добавила, вспоминая, как валялись они на макушке холма, ожидая бредущих далеко внизу друзей:

— Ты понял, Пень? Не обижай!

Они сидели вокруг ночного костра. И выйдя из темноты, советник княгини Нар, прижимая руку к груди, поклонился Беслаи, благодаря его за благополучное возвращение сына. Свалил рядом с огнем припасенного хвороста и деликатно исчез. Огонь разгорался, как сердце, сжимаясь и снова становясь большим, обдавал теплом окруженные темнотой светлые лица, блестел на женских щеках, пробегая красной черточкой по мокрым дорожкам, когда Ахатта сказала горестно:

— Исма…

Имя ушедшего повисло в темноте. А из ночи, проснувшись, что-то спросила первая птица, будто не расслышав, повторила за женщиной:

— Ис-ма?

И через мгновение, тенькнув и пискнув, вдруг разом заголосили тысячи голосов, таща на звонких веревочках сонное утро.

Свет пламени тускнел, уменьшался, жмурясь, но по-прежнему обжигал руку, протянутую к опустевшему котелку.

— Тебе надо поспать, Хаи, — сказал Беслаи, держа в больших руках узкую ладонь задремавшей Ахатты.

Та затрясла головой, переводя с него на сестру слипающиеся глаза. Но он кивнул Нубе, и тот снова обхватил свою княжну поперек живота, поднимая и одновременно вставая сам.

— Я не хочу, — Хаидэ уцепилась за черную шею, поджимая босые ноги, чтоб никого не задеть, — я — с ними… тут! А то ведь уже утро!

Но не слушая, Нуба утащил ее в палатку. И она подчинилась, потому что Беслаи кивнул ей, улыбаясь, над гладкими волосами спящей Ахатты.

Держа великана за отворот рубахи, Хаидэ снова уточнила, безудержно падая в сон:

— Ты — не уйдешь?..

А потом было утро. Такое же, как тысячи и тысячи до него, полное холодной росы, с пламенными точками солнца, легких теней на мокрых верхушках трав и бледного сонного света, еле окрашенного теплом, но с каждым мигом становящегося жарче и живее.

Умытая и выспавшаяся княгиня ходила между своих людей, говорила с Наром, слушала, отдавая распоряжения, время от времени выискивая глазами огромную фигуру Нубы среди воинов. Говорила с Нартузом, который торжественно спустился с горы, окруженный важными тойрами — и у всех яростно блестели начищенные топорики, привешенные к поясам. Вместе с Беслаи и Ахаттой прощалась с Текой, которая сидела на траве, держа на коленях сонного Бычонка и покрикивая на Мелика, убегавшего за кусты и с удивленными восклицаниями тащившего оттуда улитку или помятый поздний цветок шиповника. А потом встала, шлепком отправляя сына к братишке. И разревелась, целуя розовое личико маленького Торзы. Всхлипывая, сурово перечисляла, чего надо будет сыночеку, чтоб не позабывали высокие матери, чтоб кушал, и чтоб не бросали спать на холодной земле.

— Ты, моя высокая сестра, теперь с вашим богом, а кто ж накормит мальчика? — спрашивала подруг. И вместе с ними пошла к лагерю, отнести в запас наваренной детской каши из сытной степной просянки. Сама увязала плотно закрытый горшок, посчитав на пальцах, сколько дней до стойбища драконов будут они в пути. И успокоившись, подошла к Ахатта, тронула ее рукой за локоть. Та обняла Теку, держа Мелика за ручку. Поцеловала туго причесанную макушку умелицы.

— Береги их, сестра, наших мальчиков.

— Фу, глупость говоришь, я ж за них…

И пришел день. Яркий и радостный, один из бесчисленного множества таких же, что приходили из будущего, чтоб радовать настоящее и уходили в прошлое, впечатываясь в память.

Собираясь в дорогу, Нар поклонился Беслаи и Ахатте, поднял руку, приветствуя Нубу. И обратился к Хаидэ:

— Ехайте сами, светлая. Мы завезем Торзу к Патаххе, твоя нянька тоже там, наверное, все холмы окрест уже вытоптала, высматривая. А вы побудьте, вместе. Вон для вас степь.

Степь лежала под ногами четверки коней, меняя нежные цвета. Выгоревшие до белизны колосья яча, рыжие метелки овса, темная зелень полевицы, сизые кусты полыни. И цветы, что не уставая трудились, расцветая и умирая, чтоб уступить место новым. Желтые крестики горчицы, алые поздние маки, синий ленок с дрожащими лепестками, сиреневые облака кермека.

Хаидэ не стала возражать. Небольшая стычка у подножия матери-горы, что она для стремительных и умелых воинов, рожденных биться. И всю жизнь учились только битвам. Зубы дракона сделали свою работу, почти никого не потеряв, а настоящая война велась в сердцах и душах тех, кто шел к ней долго, теряя и находя, ломаясь и выживая, вырастая снова, как вырастают стебли упрямой травы на месте растоптанной старой.

Теперь им четверым привыкать к тому новому, что они создали не только для себя, а для мира, слушать свои сердца и жить дальше.

Тронув Цаплю, княгиня отъехала от суеты, повела лошадь вверх, на гребень, где в закате Корча держал ее брошенной через вонючее седло. И трое последовали за ней.

Они стояли в черной тени скал, глядя вниз и по сторонам.

Тень сдвинулась — это солнце поднялось чуть выше над невидимым морем. И ветерок тронул светлые волосы Беслаи, блики света прошлись по черным гладким волосам его жены Ахатты, зажгли мягким светом золотистые пряди, убранные в толстые косы. И поставили точку на бритой голове черного великана.

Люди бросали свои дела, останавливались, поднимая из тени лица. Улыбались, переговариваясь и прижимая к груди руки.

— Хей-г-о-о! — закричала Хаидэ, поднимая на дыбы белую Цаплю и та заржала, сплетая конский голос с человеческим.

— Хей-г-о-о, — рванулись, мечась среди скал и отскакивая эхом, людские крики в ответ.

— Хей-хей-хей! — гортанно закричала Ахатта, горяча мышастую Ласку, тоже подняла ее под собой, натянула поводья.

И крича, разворачивая коней, четверка ринулась в утренний ветер, обгоняя его.

Из утра — в день.

14 апреля 2011 г — 6 июня 2013 г.

Керчь. Степь над морем.

ЭПИЛОГИ

Эпилог

Хаи и Нуба

Шесть Ахатт, подбирая цветные юбки смуглыми пальцами, кружились в танце, притопывая, наступали друг на друга, отходили, смеясь и склоняя к плечу красивые головы, а степной ветер хватал холодными пальцами черные пряди, вил из них кольца, поднимал в воздух и снова укладывал на плечи. Вот одна крикнула гортанно и звонко, замерла, и, отпуская подол, взмахнула руками, рисуя в воздухе плавные фигуры пальцами. И пять других отозвались эхом, взметнулись отражением, окружая смеющуюся Хаидэ, которая, тоже сводя пальцы высоко над головой, танцевала в кругу сестер.

С плывущей от танца головой остановилась, оглядываясь на шесть радостных лиц, шесть белозубых улыбок. Шесть белых бликов на темном.

Шесть белых лепестков, стремящихся к тайному сердцу цветка, полному сладкого яда.

Шесть серебряных угловатых коленцев, выкованных недоброй рукой, чтоб очертить серую сердцевину, полную клубящегося тумана…

И в самом центре его — крошечная белая фигурка, скачет, размахивая палочками ручек, сгибает тощие ножки, приближает к смотрящему внутрь лицу раззявленную дырочку черного рта.

— Эко-ико, ала-кус-кус, ммаааа. Угур-муг. Муг-умго!

Хаидэ отпрянула, сдерживая дыхание, чтоб не наглотаться серого дыма. Как на чужую, смотрела на свою руку, сжимающую серебряные черненые уголки, пролезающие между пальцев острыми крючьями. Чего он хочет? Кто там?