Ольга Елисеева - Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины

• Название: Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03048-0

Новая книга известной писательницы и историка Ольги Елисеевой посвящена повседневной жизни русского дворянства золотого века Екатерины II.

Рассказывая о житье-бытье вельмож и старосветских помещиков, самой императрицы и заезжих путешественников, автор старалась показать не только их носовые платки, свечи и грязные колеса дорожных карет, но и то, как дышали, чувствовали, любили и ненавидели наши предки в то славное, уже далекое, но по-прежнему притягательное время.

Для решения подобной задачи нет способа лучше, чем дать возможность читателю самому прикоснуться к подлинным документам эпохи. Вот почему такое важное место в книге занимают тексты, созданные два столетия назад: воспоминания, корреспонденция, политические памфлеты, донесения и т. д.

---

К этому времени весь дворец уже просыпался. Комнаты наполнялись шумом, топотом ног, голосами и смехом. Случалось, это мешало государыне работать, но она никогда не высказывала неудовольствия. По ее мнению, легче было потерпеть неудобство, чем заставить других вести себя потише. Однажды молодые придворные затеяли в соседней комнате игру в волан и так расшумелись, что заглушали слова докладчика. «Не прикажете ли велеть им замолчать?» — спросил сановник. «Нет, у всех свои занятия, — покачала головой Екатерина. — Оставьте их веселиться, а сами читайте погромче»[139].

Во время утренних докладов к императрице мог приехать и сторонний посетитель, например старый друг, уже не состоявший на службе, и подождать вместе с чиновниками в уборной, пока его не позовут. В 1796 году Грибовский наблюдал визит Алексея Григорьевича Орлова. Узнав, что он прибыл, Екатерина велела секретарю пригласить его.

«Хотя я никогда не видел еще графа Орлова, но не мог ошибиться; по высокому росту и нарочитому в плечах дородству, по шраму на левой щеке я тотчас узнал в нем героя Чесменского; на нем был генеральский мундир без шитья; сверх оного Андреевская лента, а под ним Георгиевская первой степени. Подойдя к нему, сказал я с большой вежливостью: „Государыня просит ваше сиятельство к себе“. Вдруг лицо его возсияло, и он, поклонясь мне очень приветливо, пошел в кабинет. Через некоторое время граф, встретясь со мной во дворце, спросил меня: „Вы обо мне государыне доложили, или она сама изволила приказать вам меня к себе просить?“ С того времени при всякой встрече показывал он мне знаки благосклонности. Но у князя П. А. Зубова никогда не бывал»[140].

Очень характерная сцена. «Поседелый Чесменский богатырь» продолжал боготворить свою императрицу. Он весь просиял, услышав, что она зовет его, но ему было важно, чтобы Екатерина сама вспомнила о нем, и поэтому Алексей Григорьевич задал позднее секретарю уточняющий вопрос. И последний штрих — осколок былого величия, один из немногих доживших до конца века екатерининских орлов считал ниже своего достоинства посещать молодого фаворита.

Статс-секретари

Говоря о рабочем времени императрицы, невозможно не упомянуть о целом штате секретарей, обеспечивавших ее повседневную служебную деятельность. Их положение было двойственно. С одной стороны, они являлись государственными чиновниками, трудившимися в непосредственной близости от Екатерины, в ее личной канцелярии. Без них ритмичные повседневные занятия делами казались немыслимы. В 1788 году императрица писала Гримму: «Я с некоторого времени работаю, как лошадь; мои четыре секретаря не успевают справляться с делами; я должна буду увеличить число секретарей. Я постоянно пишу. Никогда еще я не писала столько»[141]. С другой стороны, тесная работа бок о бок с государыней, пребывание во дворце, более того — в личных покоях Екатерины, делали их придворными, членами ближнего круга, почти домашними слугами, исполнявшими очень привилегированные обязанности.

Талантливая чиновница, Екатерина сама составляла инструкции для своих секретарей. При этом она не считала себя сведущей во всех областях и доверяла опыту служивших «под ней» лиц. «Впрочем, ежели в чем сия инструкция недостаточна покажется, о том нам докладывать имеете [право]»[142], — писала императрица. Она обладала врожденной административной хваткой и знала, как наладить работу Кабинета. Его формирование началось буквально в первый же день переворота — 28 июня 1762 года. Тогда обязанности секретаря исполнял Г. Н. Теплов, составивший текст манифеста о вступлении новой государыни на престол, присягу, а также отречение Петра III.

Через месяц должности кабинет- или статс-секретарей при Екатерине заняли А. В. Олсуфьев и И. П. Елагин. Всех троих императрица знала еще в бытность великой княгиней и полагалась на их преданность. Французский дипломат Сабатье де Кабр назвал Олсуфьева одним из самых умных людей в русском правительстве: «Он отлично говорит и пишет на многих языках. Он сведущ, начитан, что здесь редкость, честен, разборчив, проницателен, привычен к делам, надежен в работе»[143]. Веселый и отзывчивый Адам Васильевич чрезвычайно нравился Екатерине как сотрудник. Полной противоположностью ему был Теплов.

Креатура гетмана К. Г. Разумовского, он долгие годы заправлял домом и служебными делами своего беспечного покровителя в Академии наук. В юности воспитанный Феофаном Прокоповичем, Теплов хорошо усвоил «иезуитские» приемы наставника и даже был одним из доносителей по делу А. П. Волынского. С. М. Соловьев отзывался о нем, как о человеке «безнравственном, смелом, умном, ловком, способном хорошо говорить и писать»[144]. Теплов слыл философом, сочинил несколько трактатов в просвещенческом ключе — длинных, скучных и витиеватых по слогу. Человек разносторонне одаренный, он сыграл видную роль в реформе 1764 года по секуляризации церковных земель. Постоянно составлял инициативные записки: об учебной реформе, о торговле, строительстве, сельском хозяйстве, а также научные трактаты по медицине, географии и музыке[145]. Ценя его канцелярский дар, Екатерина употребляла Григория Николаевича во многих делах, но внутренней близости между ними не возникло.

Другое дело Иван Перфильевич Елагин. Он окончил Шляхетский корпус, служил у канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, был близок с молодым двором и замешан в заговоре своего патрона в пользу великой княгини. В 1758 году Елагин прошел по делу Бестужева и был сослан в деревню, куда Екатерина направляла ему письма и деньги[146]. Сразу же после переворота она возвратила старого сторонника ко двору. Елагин известен как один из крупнейших масонов своего времени, руководитель лож английской системы, боровшихся с ложами шведской системы Н. И. Панина за влияние в России[147]. Он оказывал Екатерине поддержку не только как официальное лицо, но и как мастер высокого посвящения, которому по «невидимой субординации» подчинялись многие влиятельные лица.

Иван Перфильевич пользовался у современников репутацией честнейшего и порядочнейшего человека. «Сожалетельно мне, что из всего многолюдства немного Елагиных»[148], — писала Екатерина Григорию Орлову в 1773 году. В то же время императрица бывала недовольна медлительностью, с которой Елагин вел дела, и по-дружески пеняла ему: «Слушай, Перфильевич, если в конце сей недели не принесешь ко мне наставлений… губернаторской должности да дела Бекетьева, то скажу, что тебе подобного ленивца на свете нет, да что никто ему порученных дел не волочит, как ты»[149].

В конце 1762 года к прежним секретарям прибавился Сергей Матвеевич Козьмин, поставленный «у принятия прошений». Он быстро завоевал доверие императрицы и ему поручались наиболее щепетильные дела, в том числе перлюстрация писем[150]. Известный переводчик, Козьмин переводил «Велизария» Ж. Ф. Мармонтеля, «Опыт военного искусства» Тюрпина, юридические статьи из «Энциклопедии». Впрочем, почти все статс-секретари занимались переводами, журналистикой, философией, пробовали себя на литературном поприще. Этому способствовала кипучая жизнь Кабинета, где рядом с государственными бумагами соседствовали наброски статей императрицы, ее пьесы и обширная переписка, которую она отдавала на правку, боясь ошибок в русском и французском языках.

Переводами с латыни занимался и Г. В. Козицкий, служивший статс-секретарем с 1768 по 1778 год. Он окончил Киевскую духовную академию, а затем Лейпцигский университет. Ему принадлежал перевод «Наказа» Екатерины II на латинский язык[151]. Григорий Васильевич много занимался журналистикой, выступал официальным редактором «Всякой всячины», где статьи Екатерины печатались без подписи. Философские сочинения Козицкого — большей частью переложение идей Монтескье — пользовались успехом у современников.

Всего при Екатерине в разные годы служило 16 статс-секретарей, каждый из которых оставил заметный след на административном поприще. Среди них были такие известные личности, как С. Ф. Стрекалов, А. А. Безбородко, П. В. Завадовский, А. В. Храповицкий, П. И. Турчанинов, Г. Р. Державин, Д. П. Трощинский. При вступлении в должность секретари получали высокий чин действительного статского советника с солидным жалованьем тысяча рублей в год. При каждом из них существовала своя маленькая канцелярия из двух-трех собственных секретарей, копиистов, переводчиков и посыльных. Больше всего помощников было у Безбородко — девять человек, что соответствовало весу Александра Андреевича в делах, через него шли распоряжения в Сенат, Синод, Иностранную коллегию и Адмиралтейство[152].

Благодаря совместной работе с императрицей статс-секретари обладали колоссальным влиянием. От них зависело вовремя подсунуть монархине нужную бумажку, создать у нее благоприятное мнение о том или ином чиновнике, или, напротив, представить дело в черном свете. Их уважали и побаивались.