Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том ΙII
• Автор: Николай Японский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-89332-093-Х (III т.)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон.

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation.

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 3. — СПб.: Гиперион, 2004. — 896 с.

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912).

Третий том дневников охватывает период с 1893 по 1899 гг.

Исходный pdf - http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4474675

Предание.ру - самый крупный православный мультимедийный архив в Рунете: лекции, выступления, фильмы, аудиокниги и книги для чтения на электронных устройствах; в свободном доступе, для всех.

---

Брат Ильи Сато, вчера приходившего, кандидат Пантелеимон приходил просить принять Илью на службу; не в первый раз он просит о сем. От них не отвяжешься! Сказал поэтому, что если Илья хочет опять на катихизаторскую службу, то пусть вновь пройдет через Катихизаторскую школу, чтобы повторить забытое учение и в то же время дать удостовериться, что он исправился от своих странностей.

О. Николай Сакураи на десятифутовом письме (нарочно смерил, — немного более десяти футов) отвечает на мое письмо ему, что прибавки жалованья (к двадцати пяти енам) ему не будет, стараясь доказать, что прибавка должна быть. Все–таки не будет! Да, кроме того, вперед читать его убийственных писем о сем не буду. А бросит службу на Хоккайдо, для которого и избран, как угрожает, то дано будет ему катихизаторское жалованье — двенадцать ен, и пусть избирает себе место службы, запротивится далее, и совсем лишен будет жалованья и службы. Двадцать пять ен мало, при квартирных и дорожных! Тогда и двести пятьдесят ен может быть мало!

Григорий Камия из Циба пишет хорошее письмо: десять слушателей у него; один католик очень желает присоединиться к православию. В Великом посту ждет о. Фаддея к себе, чтобы совершить крещение приготовленных.

Приходил проститься Стефан Кондо, катихизатор и вместе «хариися»: завтра увозит больного Илью Танака домой с расстановками по несколько дней в Хацивоодзи и Нагано; говорит Стефан, что ему гораздо лучше, — говорит Илья почти совсем разумно; вероятно, скоро совсем придет в разум. Отец его уехал, — должен был поспешить домой по делам, как член Губернского совета (Кенквайгиин).

19 февраля/3 марта 1897. Среда.

Илья Сато принят в школу, и на второй курс, но взята с него расписка (в том числе и я, ибо с Пасхи буду ходить к ним на «ринкоо»), что он к проповеди не способен, что не будет настаивать на принятие в число катихизаторов, а вернется домой к себе частным христианином.

О. Борис прислал просьбу Иоанна Котера о прибавке ему содержания с ходатайством за него. Послал ему пять ен и прибавил по одной ене в месяц, ибо уже и без того, кроме десяти ен своего содержания, получает две ены на семейство, притом же мало деятелен он; за последние два года у него только двое крещено.

Сегодня после обеда закончились уроки: остальные три дня Масленой гулять, первую неделю Великого поста говеть; в сию самую минуту (половина десятого часа вечера) в нижней классной зале гремели кому–то рукоплескания за речь: ребята целый вечер наслаждаются своими «энзецу», и вместе чаем и печеньем, на которые у меня выморочили четыре ены, приходя двукратно просить.

Мы с Накаем сию минуту только что закончили, на десять дней, наш труд по переводу. Не так–то скоро идет исправление перевода, как чаялось с Нового года, не опустив ни одного положенного часа (с половины восьмого до двенадцати утром и с шести до девяти вечером), мы исправили только Евангелие от Матфея и одиннадцать глав Марка. Зато исправленное куда как лучше прежнего! А придется и еще раз исправлять.

20 февраля/4 марта 1897. Четверг.

До обеда писал рапорт, запершись вплоть до двенадцати, иначе не дали бы покоя, и отчеты в Святейший Синод и Миссионерское Общество все тянулись бы; спасибо, хоть один день сегодня выдался свободный для сего. Рапорт (впрочем, начну с сего года писать «Донесение»; приснопамятному о. Николаю, сотруднику Алтайской Миссии в Москве, очень не нравилось это слово; брошу и я его), или Донесение в Святейший Синод готово; прошу миссионера, будущего заместителя моего здесь. Дай, Господи, чтобы просьбу исполнили!

21 февраля/5 марта 1897. Пятница.

Утром написал, вчерне, письмо к обер–прокурору Константину Петровичу Победоносцеву с просьбой найти и прислать миссионера. Писал и об о. Сергии Страгородском, просил прислать и его сюда. При письме будет приложено извлечение из «Донесения» Святейшему Синоду о том же.

После обеда был о. Павел Савабе, вчера вернувшийся из Маебаси; говорит, что благочестие христиан ослабело, но отпадших от веры нет, только в Церковь меньше ходят. Был он и в Такасаки, и службу Фомы Маки хвалит, но говорит, что в Священники христиане его не изберут; а из Маебаси и Такасаки собираются непременно добыть себе священника.

— Имеют ли кого в виду для избрания? — спросил я.

— Никого, — отвечал о. Савабе.

— Не имеете ли вы кого в виду дать им? — спросил он.

— Никого, — отвечал я.

— Нельзя ли дать им в священники диакона Якова Мацуда? — спросил он.

— Этого–то злослова? Который в Оосака так злословил семейную жизнь о. Оно несмотря не то, что ему же обязан был диаконством? Да ему христиане и исповедаться не могут, — пожалуй, все пустит в оборот. — Я запретил о. Павлу и имя Мацуда вызывать для избрания.

22 февраля/6 марта 1897. Суббота.

Иоанн Кавамото утром принес мне прочитать полученное им от Сергея Александровича Рачинского письмо к нему; из него, между прочим, явствует, что Кавамото жаловался на меня Сергею Александровичу, который, разумеется, советует ему слушаться меня; и признается Кавамото, что в прошлом году, по приезде его в Японию, он не слушался меня и во всем старался перечить, потому что они тогда составили партию против меня, по внушению Даниила Кониси и под его главенством; Сайкайси был также настроен против меня; Сато и Исигаме будто бы тоже. Теперь же все вышли из–под влияния Кониси. А я и не подозревал сей бури в стакане! И Кониси это все злится из–за того, что я сменил его с инспекторства после того, как он до того рассорился с учениками Катихизаторской школы, что к нему на лекции перестали ходить, и он приходил жаловаться, что ни одного в классе, и я должен был убеждать учеников идти в класс; а в Семинарии из–за несправедливости его и злостного преследования тех, кого невзлюбил, произошло то, что, по исключении его, был почти насмерть зарезан обиженной матерью, зарезавшею в то же время и себя — уже насмерть.

После обеда были два христианина из Хакодате: Игнатий Симода и Никита Нагасе, просить меня содействовать, чтобы даны были им на Сахалине в десяти местах рыбные ловли мимо объявленных там местным начальством постановлений. Вчера о. Павел Савабе уже просил за них. Я сказал, что в такое дело мешаться не могу. Сегодня покорно и подробно выслушал и их. Досадней всего, что начинают и кончают тем, что все это делается в интересах Церкви, тогда как из их же речей тут же и видно, что хлопочут для своих собственных выгод; из ста частей добытой прибыли три — на Церковь; почему же не наоборот, если цель — польза Церкви? Впрочем, вошел я и в их положение: если язычникам там (сорок первая компания рыболовов японцев, и 1800 людей в них) — золотое дно в рыбной ловле, доставляющей миллионы, то отчего нашим христианам не воспользоваться? Только, что я могу сделать для них? У кого просить дать им в десяти местах ловли, когда я даже и по имени не знаю ни чиновников, ни священников в заливе Анива? Потому дал я им свидетельства, что они — православные христиане города Хакодате, купцы по званию. Но советовал и эти свидетельства не употреблять как средства для добытия ловель, иначе, пожалуй, может случиться наоборот.

23 февраля/7 марта 1897. Воскресенье.

Заговенье пред Великим Постом.

После Обедни зашла с детьми проститься вдова звонаря Андрея Сукова: едет жить с родителями своими в Оосака; обещался, где бы ни была, высылать неизменно по две ены на каждого из трех ее малышей за долгую службу Андрея и мне в качестве слуги, и Церкви в качестве надсмотрщика за построечными работами, а потом звонаря; расход, впрочем, мой частный, — на церковный счет его поставить нельзя.

Был потом в Посольстве, по приглашению Анны Эрастовны Шпейер, «проводить масленицу». За столом блины общие, потом разделение: мне постное, всем мясное. Что за нелепость? И это, впрочем, везде и всегда, так что и странностью никому не кажется. Ужели у нас общество совсем уничтожило посты? Впрочем, не совсем; сегодня же кто–то спрашивает Анну Эрастовну: «Вы будете первую неделю есть постное?». — «Да, — отвечает она и, обращаясь ко мне, поясняет, — Алексей Николаевич (муж) любит постное». Утешила! Поэтому только и постное, а о настоящем посте, значит, и мысли нет! Ужели общество никогда не вернется к соблюдению церковных уставов? Но тогда плохо не Церкви, а обществу, которое все больше и больше будет уклоняться от Церкви (потому что на одном месте ничто живое не стоит), — куда? В ад!

В пять с половиною часов была вечерня, потом Малое Повечерие, за которым, по обычаю, следовало общее прощание, пред чем я сказал несколько слов, закончив их поклоном в землю пред всеми с просьбою простить мои грехи.

24 февраля/8 марта 1897. Понедельник

первой недели Великого поста.