Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том ΙII
• Автор: Николай Японский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-89332-093-Х (III т.)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон.

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation.

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 3. — СПб.: Гиперион, 2004. — 896 с.

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912).

Третий том дневников охватывает период с 1893 по 1899 гг.

Исходный pdf - http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4474675

Предание.ру - самый крупный православный мультимедийный архив в Рунете: лекции, выступления, фильмы, аудиокниги и книги для чтения на электронных устройствах; в свободном доступе, для всех.

---

В пять с половиною часов была вечерня, потом Малое Повечерие, за которым, по обычаю, следовало общее прощание, пред чем я сказал несколько слов, закончив их поклоном в землю пред всеми с просьбою простить мои грехи.

24 февраля/8 марта 1897. Понедельник

первой недели Великого поста.

Последние три–четыре дня было такое спокойное, хорошее настроение духа. Думал я, какая же пакость случится? Потому что жизнь уж так устроена, что ни одно удовольствие не дается даром. Пакость следующая: приходит сегодня какой–то Танабе, отзывающийся родственником Данилы Кониси. Принимаю. Благодарит за воспитание Данилы и продолжает:

— Но не может же он долго оставаться на службе Церкви; вера верой, но ему нужно шире поприще, чем служение здесь.

— Но в таком случае пусть вернет Церкви, что потрачено на его воспитание, — Церкви и мне лично, ибо я сам содержал его в Академии, после того как Нозаки нарушил свое обещание содержать его; мне совестно было просить его на казенное в Академии, совестно за японцев.

— Четыреста ен будет заплачено вам.

— Не четыреста, а все, что издержано — целые тысячи. Он ничем не связан, кроме нравственного обязательства; конечно, может уйти, если «току–ги–но сокубаку» ничего для него не значат. В противном случае должен уплатить, что на него издержано.

Сказав это, я раскланялся с торгашом; он хотел что–то возражать, но я сказал, что некогда мне с ним говорить о предмете, который в двух словах исчерпан.

Боялся я рассердиться из–за этой мерзости людской. Да и взаправду некогда было: о. Савабе ждал поговорить по поводу завтрашнего своего отправления в Церкви Оказаки и Тоехаси. Сам себе навязал это путешествие. Хорошо его приняли давеча там, так расчувствовался: выпросил у меня похвальные письма Церкви в Оказаки и Симеону Танака в Тоехаси и подарки от меня — в Оказаки прибор священных сосудов для Литургии и икону для Танака. Все это я с готовностью дал, — может служить лишь к пользе, но насчет священника для Оказаки и Тоехаси только сказал ясно и определенно: не обещать; он, пожалуй, насулит с три короба, а после разделывайся, как знаешь, — будет возня потрудней, чем с Павлом Окамура. Священники во многих других местах нужнее, чем в Оказаки и Тоехаси, отстоящих по железной дороге на несколько часов от своего нынешнего священника, живущего в Сидзуока. Пусть бы положили от себя полное содержание священнику, тогда требовать право имели бы, но о. Павел к этому не расположен убеждать их, — не сладко будет. Ну, тогда и набиваться священником (на содержание миссии) нечего взманивать их, чтобы потом не почувствовали горечь разочарования, когда Собор откажет. — Эх, если б о. Павел не расстроился с приезда о. Анатолия в Японию, а был все время со мною, многое бы он мог совершить! А теперь — что? Спустя лето — по малину! Остались вспышки, которые сами по себе хороши, но которых и опасаться нужно, чтобы в сторону не рванули и изъяну не причинили вместо пользы. Впрочем, милый мой о. Анатолий не виноват; слаб он был, — в чем не его вина; о. Павел любил ездить на нем; и оба они тем друг друга портили, — один ездит, другой подчиняется, один честолюбив, другой слаб, — и оба прильнули друг к другу, разряжаясь на воздух, точно плюс–минус электричество.

25 февраля/9 марта 1897. Вторник

первой недели Великого поста.

После Часов пришел Иоанн Кавамото с известием, что чрез Пантелеймона Сато Даниил Кониси прислал «странное письмо: отказывается от службы» и что по этому поводу у него в комнате собрались все кандидаты для совета. Я пошел и рассказал им вчерашний визит родственника Кониси и сказал, чтобы они также передали Данилке то, что я вчера сказал его родному: пусть уплатит то, что на воспитание его потрачено, и идет себе с миром; а не уплатит, то, конечно, мы судом с него требовать не станем; уйти он может, но с именем «обманщика» на всю жизнь.

Потом еще я получил письмо от вчерашнего Танабе; пишет, что Данилка уходит потому, что его «икен» (советов) не слушают, что его жалованье «усуй» и прочее. Экий мерзавец! Хоть бы уходил, не запутываясь больше и больше в свою ложь! Каких советов? Не тех ли, что давал во время Собора, над которыми даже самые юные катихизаторы издевались?.. И жалованья мало! Позавидовал участи Иуды Искариота; тот тоже из–за денег Христа продал. Только еще более жаден, чем Иуда; тот удовольствовался тридцатью сребренниками, а этот с самого начала службы каждый месяц получает тридцать ен и недоволен!

Целый день меня мучил этот мерзкий поступок. Впрочем, это всегда так бывает, когда японец сильно надует; зато печаль и душевная смута больше дня и не продолжается; не тратить же из–за этих мерзавцев времени и не портить дела!

26 февраля/10 марта 1897. Среда

первой недели Великого Поста.

Церковные службы и приготовление отчетов идут своим чередом.

Был Лука Гундзи из Сакура, близ Ооцу, старший брат семинариста Николая, отличный каллиграф и рисовальщик в японском стиле. Предложил ему написать Евангелие на белой книге, пожертвованной для сего госпожой Бенкендорф в Москве в 1880 году; показал книгу, отлично переплетенную для напрестольного Евангелия; рассказал, что нужно рукопись изукрасить, как обыкновенно украшаются драгоценные рукописи; писать можно, конечно, тогда, когда мы с Накаем Евангелие окончательно исправим и напечатаем, после чего уже не будет перемен. Труд этот может быть совершен не иначе, как из любви к Богу, с полнейшим усердием и не за плату, а как жертва Богу. Лука Гундзи изъявил желание взять на себя этот труд. Я советовал ему заготовить мало–помалу разные орнаментальные рисунки.

Сегодня дух уже почти не возмущался низким поступком Данилы Кониси, и я почти не думал о нем, а за великим Каноном даже был в состоянии сотворить молитву за него, как за врага, ибо он, изменяя своему обещанию служить Церкви, делается вместе и врагом, и поносителем Церкви, как уже известно из многих подобного рода опытов. У человека вечно торчит, точно заноза, в душе сознание своей мерзости, и он мстит за эту боль предмету, по поводу которого болит; старается всячески «уклонить сердце свое в словеса лукавствия», врет беспардонно, — «мол, не моя вина» и так далее и тому подобное, и чем больше врет, тем больше в душе ощущает неловкость, потому сердится и враждует больше и больше, — известная психология, и в глаза наметалась практика! Данилка и до сих пор является себе подлецом, окончательно плюхнул в эту грязь и на эту пакость; теперь уши станут вянуть от его лжи на Церковь, на меня, на Россию; впрочем, я уже не стану ни читать, ни слушать. По всем грязным лужам в сем мире не перебродишь!

Великий канон у нас читают и поют превосходно. Во время его приезжает молиться с нами профессор Рафаил Густавович Кёбер, но так как по–японски не понимает, то я ему даю книгу, где канон изложен по–гречески, славянски и русски. Но из города христиан наших — почти никого, даже катихизаторов и учителей Семинарии, кажется, ни одного не бывает. Эх, горе–христиане! И скоро ли же будут лучше? Или уж и ждать нечего?..

27 февраля/11 марта 1897. Четверток

первой недели Великого Поста.

Был христианин с острова Эзо, из Исоя, Даниил Томедзи, хороший христианин; учился вере у Иродиона Яманобе, бывшего катихизатора, живущего тоже в Исоя. Там только и есть эти два христианских дома; но вновь слушают учение. Хвалит также Даниил состояние проповедей в Иванай и Суку, между которыми и лежит Исоя, в шести ри от Иванай, — везде есть слушатели учения, и катихизаторы Лука Хироока и Петр Юмура усердно служат. Даниил хочет лес поставлять оттуда и приехал завязать дело с лесоторговцами.

От о. Матфея Кагета известие, что катихизатор Софроний Оота, бывший в Эдзири, бежал оттуда неизвестно куда; сделал это, набравши в долг денег у разных там да не заплативши за квартиру с самого поселения своего на месте. Вот ведь какой народ ползет ныне в Катихизаторскую школу, — совсем мазурики даже! Софроний — выпуска прошедшего года; служил прежде переплетчиком в редакции «Сейкёо–Симпо», и это Савва Хорие, начальник Общества переводчиков, за своей рекомендацией определил его в школу. Был смирен все время, только глупостию отличался; но кто ж его знал, что и мошенник в то же время! Совершенно под стать поступок его к поступку другого мазурика — Данила Кониси.

28 февраля/12 марта 1897. Пятница

первой недели Великого Поста.

О. Игнатий Мукояма пишет: Лука Кисида, молодой врач в Сеноо, болен; тамошние ревнители буддизма вместе с бонзами пристали к нему, требуя возвращения в буддизм; собрали сумму денег для помощи ему; и лаской, и угрозами сумели смутить бедного Луку, тем более, что он крещен был в детстве, потом учился в школах, чтобы сделаться врачом, и вероучение недостаточно знает. Дал согласие Лука бросить христианство; враги Христовой веры торжествовали; оповестили это всему селению; семейству же Луки строго заказали не иметь больше никакого отношения к катихизатору. Но мать и сестры Луки сильно скорбели от всего этого переполоха и не перестали сноситься в ночных свиданиях с катихизатором Василием Хирои, который ободрял их быть твердыми в вере. По их молитвам все наветы врагов обратились в ничто: Лука, дав обещание отречься от Христа, стал невыносимо этим мучиться, — просил молиться за него, спрашивал, отпустит ли его Господь ему этот грех, и ободренный на отпущение послал к о. Игнатию просить приехать, чтобы исповедать его. О. Игнатий, прибывши, отпустил ему грех его слабости и приобщил его Святых Тайн.