Клаудио Морескини - История патристической философии

• Название: История патристической философии
• Автор: Клаудио Морескини
• Издательство: Издательство «Греко–латинский кабинет Ю. А. Шичалина»
• Жанр: Религия
• Год: 2011
• ISBN: ISBN 978–5–87245–170–9

Первая встреча философии и христианства представлена известной речью апостола Павла в Ареопаге перед лицом Афинян. В этом есть что–то символичное» с учетом как места» так и тем, затронутых в этой речи: Бог, Промысел о мире и, главное» телесное воскресение. И именно этот последний пункт был способен не допустить любой дальнейший обмен между двумя культурами. Но то» что актуально для первоначального христианства, в равной ли мере имеет силу и для последующих веков? А этим векам и посвящено настоящее исследование. Суть проблемы остается неизменной: до какого предела можно говорить об эллинизации раннего христианства» с одной стороны, и о сохранении особенностей религии» ведущей свое происхождение от иудаизма» с другой? «Дискуссия должна сосредоточиться не на факте эллинизации, а скорее на способе и на мере, сообразно с которыми она себя проявила».

Итак, что же видели христианские философы в философии языческой? Об этом говорится в контексте постоянных споров между христианами и язычниками, в ходе которых христиане как защищают собственные подходы, так и ведут полемику с языческим обществом и языческой культурой. Исследование Клаудио Морескини стремится синтезировать шесть веков христианской мысли.

---

Итак, эта неоплатоническая триада, с такой смелостью прилагаемая к христианской Троице, будет постоянно выдвигаться на рассмотрение Кириллом. Так, в II 48 автор утверждает, что Платон поставил выше демиурга

«само Благо, неподвижное, прочное, устойчивое, отделенное от необходимости и от воления совершить что–то из того, что было приведено к существованию, и [Платон] сказал, что демиург есть второй бог, если вести отсчет от Блага, и следует за ним».

Это то же самое учение, которое обнаруживается далее (III 649АС), где оно подтверждается цитатами из произведений Платона.

Это положение платонической традиции может быть прекрасно адаптировано к христианскому учению, а потому Кирилл заключает:

«Итак, мы, приемля путь богопознания через указанный способ, не только почитаем Отца, но еще более благоговеем перед Сыном, Который есть точный Образ Отца. Ибо Он предоставляет нам описание в Своей собственной природе Своего собственного Родителя» (III 649А).

А то, что это говорит и Платон, несмотря на то что он помешает первого бога — как он его именует — в область покоя и недвижности (и, однако, этот бог в некоем другом смысле пребывает в движении, проявляя творческую активность через второго бога, сообразно с тем, что ему представляется благим), можно узнать из его следующих слов (III 649 ВС):

«Следовательно, такова жизнь первого бога и такова жизнь второго бога; и ясно, что первый бог будет неподвижен, в то время как второй бог, напротив, пребывает в движении. Итак, первый бог занимается умопостигаемыми реальностями, в то время как второй — реальностями умопостигаемыми и реальностями чувственными. И не дивись сказанному, поскольку ты услышишь о вещах еще более дивных. И действительно, я говорю, что, вопреки движению, которое присуще второму богу, покой, присущий первому, устанавливает движение, соприродное ему, от которого происходит упорядоченность мира, и что это спасение, одно являющееся вечным, растворено в мире».

Это учение Платона (на самом деле, его интерпретация со стороны Порфирия) будет затем подхвачено Юлианом, как отмечает это Кирилл:

«Юлиан низводит на уровень второго порядка и второй, так сказать, природы, после первого бога, бога, за ним следующего, который есть творец мира и сопряжен с миром. Таким образом, Порфирий и Юлиан противополагают ему Благо и утверждают, что Благо неподвижно, всецело отъединяя его от Ума, который в нас, и направляя свою мысль на второго бога, определяемого ими также как "сопряженного с творениями”» (IV 720А).

Этот второй бог, очевидно, не есть Благо, но Ум, поскольку Ум осуществляет сотворение мира, так же, как христианская традиция закрепляет за Логосом Отца мирозиждительную функцию; Бог христиан, напротив, назван также в V 745В просто «Благом». То же самое понятие и те же самые выражения фиксируются и ниже:

«…[это] тот бог, которого он и прародители его нечестия (речь идет, естественно, о Юлиане и Порфирии) выдвинули в своих рассуждениях и соображениях на первый план как первопричину и Благо, говоря и о некоем боге, помещенном ниже него и втором по отношению к нему, которого они называют демиургом, сопряженным с миром» (V 770С).

Итак, знаменательно то, что сами учителя Юлиана простирают до трех ипостасей божественную и непорочную природу:

«Итак, Платон утверждает, что верховным богом является Благо, и что от него воссиял Ум, и что он есть демиург, обращенный к миру, в то время как первый [бог] пребывает в неподвижности. А в качестве третьей [божественной] данности он вводит душу, которой, по его словам, приведены в движение и одушевленные все вещи. Таковы его положения. Мы же, напротив, выстроив совокупное здравое и тщательно продуманное рассуждение об истине, утверждаем, что от Бога и Отца был рожден Сын, равный Ему по природе и во всем и ничем не разнящийся от Него, и что от Него изошел Дух Святой, в котором все вещи получают жизнь. Животворящий Дух Святой, разумеется, исходит невыразимым образом, как я сказал, от Отца и даруется творению через Сына» (IV 725В–С).

5.6.3. Плутарх, Нумений и Плотин

Другие подтверждения черпаются у наиболее значимых платоников. На первом месте стоит Плутарх: Кирилл прибегает (VIII 908ВС) к трактату «О “Е” в Дельфах» (17, 391F–392A и 20, 393АВ), в котором представлено учение о боге, отождествляемом самим Плутархом с полнотой бытия. Быть может, эта цитата была извлечена из той, к которой прибегает Евсевий в «Евангельском приуготовлении» (XI 11): Кирилл, так или иначе, подверг её ощутимому сокращению, выделяя то, что служило в пользу его доказательства согласия между тремя главными языческими философами и христианским учением.

Затем (917С) добавляется свидетельство Нумения, содержащее в себе учение о трех богах (фрагменты 11–12 des Places): первый фрагмент существенно сокращен, а из второго приводятся только начальные строки; быть может, Кирилл почерпнул его у Евсевия, «Евангельское приуготовление», XI 17, 11–18,5. Нумений, отмечает Кирилл, говорит о Боге, который един, прост и неделим, но затем он утверждает, что единое является также вторым и третьим: возможно, это обозначает то, что Нумений, как это делают христиане, редуцирует к единственной природе три божественные реальности, даже если он не прав, рассуждая о некоем втором и о некоем третьем боге. Ведь он противоречит самому себе, поскольку, заявив, что бог един, он в дальнейшем утверждает, что их трое. Но так или иначе, Нумений говорит, что Бог есть Отец Творца. Вот его собственные слова:

«Тот, кто хочет уразуметь истину относительно первого бога и относительно второго бога, должен прежде всего различать все вещи с точки зрения их порядка и правильного расположения; затем, если ему представится, что вещи заняли каждая свое место, он должен приступить к соответствующему рассуждению; иначе быть не может. Но после того, как он призовет бога, поскольку он есть первый принцип, который явит ему по ходу рассуждения сокровищницу мыслей, он должен начать со следующего: первый бог существует в самом себе и он прост, ибо, будучи всегда самим собой, он совершенно неделим — и второй бог, и третий бог суть единый бог. […] И следует считать, что первый бог есть отец бога творца».

Также и Плотин, «исключительно любящий изыскания, побуждается, так сказать, к тому, чтобы пробежаться по всем путям, поддающимся словесному выражению» (917D), и так высказывается относительно Блага. Речь идет о знаменитом месте из трактата V 1:

«Что мы должны сказать о совершеннейшей реальности? Ничто не происходит от нее, если только не учитывать, что величайшие вещи идут вслед за ней. Но вещь наивеличайшая после нее есть то второе, которое является Умом; и действительно, Ум её видит и нуждается только в ней, в то время как [Единое] не нуждается в Уме. Затем то, что порождено тем, что превосходит Ум, есть сам Ум, который в свою очередь превосходит все вещи; другие вещи идут вослед ему, а Душа, в определенном смысле, также является мыслью Ума и его энергией, как Ум — в отношении к Единому. Но мысль Души темна, поскольку она есть как бы некий образ Ума и ей необходимо взирать на Ум. Ум видит эту реальность, не будучи отделен от нее, но, поскольку после нее и между ними нет ничего, также нет ничего посредствующего и между Душой и Умом» (V 1, 6, 39 Henry–Schwyzer).

И вот вывод, к которому приходит Кирилл (920А). Ум, о котором говорит Плотин, это Тот, Кого христиане называют Логосом, а также они называют Его и премудростью, за тем исключением, что они не отводят Ему второстепенное или низшее место по отношению к какой–либо вещи и Он не второй по сравнению с превосходством и славой Отца. Они также не говорят, что Он стал совершенным благодаря тому, что Он созерцает Отца, как если бы Он не обладал совершенством в Самом Себе, как это представляется платоникам, утверждающим, что «ум нуждается в первопричине» и созерцает её, чтобы во всей полноте обогатить собственное совершенство. Так и Душа, которая названа третьей, если вести отсчет от первого, должна была бы нуждаться в созерцании и в приобщенности к Уму, которого они именуют также «второй причиной», так чтобы и она извлекла из этого пользу. Это неприемлемые концепции, так как они вводят некое различие в природу, в то время как христиане утверждают, что Отец есть абсолютное совершенство и что Сын совершенен от совершенного и в равной мере Святой Дух. И действительно, божественная природа абсолютно не испытывает нужды в вещах, которые привносились бы в нее извне, но Троица богата совершенством и, причем, по Своей собственной природе.

5.6.4. Языческие подтверждения: Плотин

Рассмотрев божественные лица по отдельности, Кирилл обнаруживает согласие с языческой философией также и в самом понятии божественной Троицы (920С):

«Не только божественные Лица как таковые, но также и Святая Троица была познана мулрыми среди греков. Ведь они говорят, что эти реальности пребывают между собой в теснейшем единстве [это тот же термин, который иногда употребляется Порфирием касательно отношения Ума с Отцом: ср. 745С], и что между одной и другой нет ничего посредствующего, и что очередность, занимаемая Умом в соотношении с Единым, та же, которую занимает Душа, которая является третьей. если вести отсчет от первого, будучи второй по отношению к Уму. Платоники имеют также представление о рождении и о родителе, в чем можно убедиться на примере того, что пишет Плотин: «Всякая вещь стремится к тому, кто её породил и любит его, особенно тогда, когда порождающий и порожденный единственны; но когда порождающий есть также “Благо”, порожденный неизбежно соединен с ним, будучи отделен от него только своей инаковостью» («Эннеады», V 1, 6, 50 Henry–Schwyzer).