Андрей Битов - Преподаватель симметрии

• Название: Преподаватель симметрии
• Автор: Андрей Битов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-084194-3

Андрей Битов признается, что никогда не писал роман-эхо «Преподаватель симметрии», а просто перевел текст давно утерянной иностранной книги. История жизни писателя Урбино Ваноски, записанная рассказчиком, отрывки и сюжеты его произведений. Книгу можно читать с какого угодно места, как рассказы, а можно и от начала до конца, улавливая «эхо, распространяющееся от предыдущего к следующему и от каждого к каждому».

---

– Вот любопытно, почему вам отвлечение, образ, метафора своим удалением кажутся приближением к истине, в то время как реальность, окружившая нас, – бессмысленной, засоренной чем-то лишним, как бы недостаточно обобщенной и абстрактной и в силу этого не истинной… Все – наоборот! Вряд ли вам пора это понять… Я могу вас только предупредить, и, по-видимому, напрасно… Вряд ли вам пригодится мой частный опыт, опыт вообще не годится… Да и вряд ли вам достанется такая открытая форма судьбы… Во всяком случае, мой вам совет: никогда не соглашайтесь ни на какие заманчивые предложения, вы человек простодушный и бескорыстный, – (на первое определение я вздрогнул и надулся обидеться, на второе согласно и ослабев кивнул), – поэтому вы все предложенное всегда примете как подарок, или как авантюру, или как судьбу, вы вцепитесь, как нежадный человек, которому не достается… Отклоняйте любое предложение – это всегда дьявол. Поэтому-то это небо настоящей Трои…

Тут-то он и произнес эту фразу про лысого толстяка в Гарден-парке, и я его уже в очередной раз не понял. Тут-то он и сказал, что посылать подальше – лучшая философия, соответственно взглянув с тоскою, что вот опять и уже – не послал…

– Вам что-то от меня надо, потому что на самом деле я вам совершенно не нужен, а строго необходимо нечто заподозренное на моем месте. Все теперь – насильники реальности, практиканты прогресса… Считайте потому, что меня как бы и нет. Но поскольку вам что-то от меня, хотя и не меня, нужно – а я именно потому исключил вокруг себя жизнь, что считал всегда должным отвечать на нее, – то и теперь считаю себя обязанным ответить, поскольку вы – жизнь, раз пришли ко мне… Но так как вам нет до меня дела, а есть дело лишь до того, что вам предполагаемо нужно, то и я вправе ответить вам тем, на что считаю себя способным. И это полное несоответствие, равное по весу, и есть существо вопроса и ответа… Про эту картинку я вам расскажу, у меня есть повод приближать ее нынче, – (он опять сделал вид, что не покосился на кнопку), – то есть я сам непрестанно думаю сейчас о ней, поэтому и расскажу вам про нее более или менее с легкостью. Нужно это вам или нет – ваше дело. Вы пришли ко мне сами и с самим собою, поэтому ничего удивительного, что перед вами именно я, никакого отношения к вам не имеющий…

– Так это был дьявол? – спросил я, рассердившись на его поучения.

– Зачем уж обязательно с рогами?.. – поморщился Ваноски. – И глаза у него были голубые-голубые – совсем не угли. И лысина – словно специально, чтобы подчеркнуть отсутствие рогов… Толстый. Толстый не внушает подозрения – это народное чувство. О, лишь потом я оценил всю меру его благодушия! Он совсем не напрягался. Он совсем меня не обманывал – искушение и не имеет ничего общего с обманом: искушаемся мы вполне самостоятельно. Пожалуй, он и впрямь присел просто так – отдышаться, слишком было жарко.

Англичане, как известно, очень болтливы. Может, мы потому и распространили миф о нашей молчаливости и сдержанности, что стараемся скрыть этот порок. Я, во всяком случае, не преминул одернуть навязчивого незнакомца: мол, не имею чести etc.

Он был как-то действительно весь некстати: и мне, и вообще, даже и внешне так выглядел – некстати. Я был молод, как вы; мною владели сильные представления о себе: чем неопределенней, тем сильнее. Особенно когда ни пенни в кармане. О любви, о славе… Я унесся в тот момент достаточно далеко. Тем неприятнее поймать себя на мысли… В этот момент некое неопределенно-прекрасное существо, почему-то в индийском сари, на берегу лазурного моря прижимало к груди мою розу… И я одернул его с ледяным достоинством истого британца.

– То есть как это – вы не Урбино?.. – обиженно сказал толстяк.

Тут только дошла до меня вся нелепость моей только, что с таким достоинством произнесенной фразы, а именно, что никакой я не Урбино. А он уже раскрыл свой бесформенный, обшарпанный портфельчик и запустил в него свою мясистую лапу вора. Так мне вдруг показалось, что он у себя, в своем собственном портфеле, ворует.

– Может, и это не вы? – И он выдернул не глядя, как из грядки, одну фотографию и торжествующе сунул мне под нос.

Но это был действительно не я! То есть это кто угодно мог быть. Пол-лица было закрыто неким аппаратом, отчасти напоминавшим фотографический, отчасти некое фантастическое оружие с дулом наподобие ружья, – во всяком случае, этот тип с фотографии как бы целился, и те пол-лица, что не были скрыты аппаратом, были прищурены и перекошены. И одет он был как бы не по-нашему, причудливо. И я сказал, торжествуя над недавним своим смущением, что это уж никак не я.

– Не вы? – удивился толстяк, наконец взглянув на фотографию. – Ах я старый дурак! – Огорчение его было столь неподдельным! – Простите меня ради… – Тут его стало корежить от досады, и будто он даже пытался сам себе дать пощечину этой фотографией.

– Прекратите вашу неприличную клоунаду! – холодно сказал я.

– Вы даже не представляете, какой непростительный я совершил промах и как мне за это попадет! – сокрушался он. – Сроду со мной такого не случалось! Действительно, это не ваша… Это фотография одного вашего будущего знакомого… Но есть и ваша… Честное… Клянусь… Не иначе как бес попутал. – Он опять замахнулся сам на себя, но как-то уже ласково. – Не сердитесь, я сейчас…

Он рылся и рылся в своем портфеле, извлекая толстые кипы фотографий разного формата и возраста, словно наворованные из многочисленных любительских и семейных альбомов, – недодержанные и передержанные, в подтеках проявителя, с лохматыми пятнышками клея и оборванными углами.

– Куда же она задевалась?.. – Редкий набор неумелости проплывал перед моими глазами: то клиент без головы, зато в рыцарских доспехах, то одна рука со стаканом, то куст с одной размазанной ветвью, словно хотели снять птичку, а она улетела. – Вы очень наблюдательны, – сказал он, продолжая поиски, – почему я, собственно, и подсел к вам… Редко кто сразу находил на этой фотографии птичку. Для этого надо родиться поэтом! А такое три-четыре раза за век… Вот как вы или… Впрочем, вы ведь не любитель «Озерной школы»… Между тем именно эта птичка вдохновила… Впрочем, ладно, это ни к чему… Я ведь что хочу вам сказать: это все абсолютно случайные отпечатки, они бессмысленны и ничего не значат… Вот, например, это – Шекспир… И это вовсе не момент написания монолога «Быть или не быть», и не свидание со смуглой леди, и не встреча с Фрэнсисом Бэконом… это он усталый после спектакля… – На фотографии стоял фаянсовый таз с отбитым краешком, действительно как бы и устаревшей формы, но из него торчали две нормальные голые ноги, не то кривоватые, не то криво туда поставленные, один палец высунулся так, словно там, в тазу, ими шевелят, и струйка воды лилась из правого угла фотографии в таз – и все. – Нет, я не сумасшедший, не фотограф, не фантаст – не все, что вы сейчас по очереди заподозрили, куда ниже собственных возможностей фантазии. Все, что у меня в руках, – это чистые исторические подлинники, хотите верьте, хотите нет… А вот это уже прекрасная ваша мысль: с чего бы исторический факт должен выглядеть точнее или привлекательнее, чем тот, что у меня в руках. История происходит всегда на наших глазах, тут я с вами не могу не согласиться… – Он и впрямь с легкостью угадывал все мои мысли, причем успевал ровно в тот момент, когда я либо собирался наконец его одернуть и поставить на место, либо попросту встать и уйти, таким образом прервав его невыносимую навязчивость. Но этот его ракурс, который позднее вы назовете крупным планом, показался мне и впрямь занимательным с поэтической точки зрения – тут легко и головокружительно наклевывалась поэтическая строка: грязь под копытами войска Александра Македонского, волны, сомкнувшиеся над «Титаником», облака, проплывавшие над Гомером… Что знала эта грязь о победном копыте? что было воде до сокровищ испанской армады? что небу – до стихов?.. – «Вот щель в полу, откуда бьется свет…» – пробормотал он про себя, но в то же время вместе со мною строку, только что вошедшую мне в голову. – Неплохо, неплохо… Видите, я вполне мог довериться именно вам. Возможно, что в наше время – только вам… Нет, это не лесть, и я не простой медиум и жулик. Честно говоря, что там такого особенного – в любой голове, чтобы считать чудом угадать это? потом, сами посудите, какая мне корысть? поморочить доверчивую голову из чистой любви к собственному искусству?.. – это уже соображение, но я не так мелочен в своем тщеславии. Есть ведь и более спокойные, хотя и менее романтичные, объяснения, чем непременно Мефистофель или Калиостро. Сейчас у вас в моде фантастика, Герберт Уэллс, к примеру, «Машина времени»… Нет, это вы по молодости так строги: у него совсем неплохой слог; я бы даже сказал, приятен его именно английский привкус. Это теперь редкость. Такое детское удовольствие… Не Диккенс, конечно. Ну так, знаете, извините, конечно, но и мы с вами не Диккенсы. Ну почему же хамство, когда правда… Хотя не могу не согласиться, в правде всегда водился этот оттеночек дурного тона. Потому что не всякий вправе, хотя, с другой стороны, не каждому и дано… Вот лучше взгляните, прелюбопытный отпечаток: ящичек с головой Марии Стюарт. За подлинность ручаюсь. Как ящичка, так и головы. Нет же, это не просто ящичек из-под головы. Голова в этот момент, когда было снято, там, внутри. Ладно, не сердитесь так уж. Ну представьте хотя бы в духе бедной фантазии не любимого вами Уэллса, что такое возможно, что я именно изобретатель подобной машины… Так знаете ли вы, с какими трудностями столкнется он, пока достигнет чего-либо путного? Материалов никаких, средств никаких, с квартиры гонят, в первый полет не то что фотоаппарата приличного, хотя бы и школьного… бутерброда с собой не на что купить!.. Вот наконец-то! Только я вас предупреждаю… Нет, все-таки я вам лучше не буду показывать, это я зря, вы все равно не так все поймете…