Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

• Название: Гостеприимная Арктика
• Автор: Вильялмур Стефанссон
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1948

Гостеприимная Арктика (полное название «Гостеприимная Арктика: Рассказ о пяти годах в полярных краях», англ. The Friendly Arctic: The Story of Five Years in Polar Regions) — книга канадского полярного исследователя Вильялмура Стефансона, в которой описывается Канадская арктическая экспедиция под руководством Стефансона, проходившая в 1913—1918 гг. Опубликована впервые в нью-йоркском издательстве Макмиллана в 1921 г. с предисловием экс-премьер-министра Канады Роберта Бордена.

Как отмечал современный автору рецензент, «один из важнейших уроков книги Стефансона — до какой степени являются целиком ошибочными многие из общепринятых мнений об арктическом регионе»:

На первый взгляд может показаться, что слово «гостеприимный» в названии книги употреблено лишь затем, чтобы подчеркнуть, что в арктических областях Стефансон встретил дружески расположенных людей, — тем более что он уже описал в своей предыдущей книге доброту и гостеприимство эскимосов. Однако значение этого слова здесь гораздо шире, с его смыслом непосредственно связано то, что и делает саму экспедицию настолько выдающейся и пионерской. Стефансон имеет в виду, что северный полярный регион сам по себе дружественен и гостеприимен по отношению к человеку — что он, вопреки всем предвзятым мнениям, вовсе не является бесплодным, безжизненным, неприступным необозримым пространством, угрожающим смертью от голода или невыносимого холода.

---

Это была самая крупная нерпа (Phoca hispida) из всех убитых нами до сего времени. Взвешивание безменом дало следующие результаты: мяса 40 кг; голова, плавники, желудок, легкие и т. п. (некоторые из этих частей съедобны, хотя мы и не причисляем их здесь к «мясу») — 14 кг, кожа с подкожным жиром — 35 кг. Кроме того, мы получили 5,5 л крови, часть которой использовали на приготовление «кровяной похлебки»[15] для нас, а остальное — для собак. Общий вес этой нерпы составлял около 120 кг, тогда как средний вес тюленей, добытых нами в течение года, был менее 60 кг. Однако случайно попадавшиеся морские зайцы весили до 320 кг каждый.

Все это время, за исключением только двух дней, погода была на редкость неблагоприятная — сплошные тучи, снег и туман. Кроме того, в облачную погоду, при рассеянном свете, съемка местности крайне затруднялась обычным в Арктике отсутствием теней, вследствие которого светлые предметы часто оказываются невидимыми. Так, например, покрытый снегом холм, на верхушке которого, вследствие таяния, обнажилась земля, выглядит не как 'белый холм с черной верхушкой, но как горизонтальная черная полоса, «висящая» на фоне неба. Если за холм, сплошь покрытый снегом, заходит человек, то кажется, что его ноги, а затем и все тело постепенно исчезают без всякой видимой причины. Конечно, в этом случае можно догадаться о присутствии холма, но различить его нельзя. Точно так же остается невидимой льдина, пока идущий человек не ударится об нее носком ноги; лишь тогда льдина может сделаться видимой, по контрасту с ногой. Все эта явления происходят вследствие отсутствия контрастов: заметными остаются только темные предметы или те светлые предметы, которые находятся рядом с темными.

Несмотря на все затруднения, мы закончили съемку необследованной части побережья и этим завершили работу наших предшественников. Хотели соорудить здесь знак, но не нашли для него никакого материала, кроме гравия.

14 июня отправились дальше на север. Запаса продовольствия, который мы везли с собою, хватило бы на 5 суток. Но в последнее время у нас было много разговоров о том что неблагоразумно всегда поручать охоту одному человеку: если бы он заболел, то остальным с непривычки будет очень трудно добывать пищу для себя и для него. До сих пор по способу «аукток» всегда охотился только я, так как был самым опытным, и этим экономились время и патроны[16]. Теперь установилась идеальная погода для «ауктока», и на льду часто виднелись лежащие тюлени. Поэтому мои спутники решили, что настал удобный момент, чтобы попрактиковаться. Когда я обследовал побережье и находился примерно в 6 милях от нашей стоянки, то, посмотрев на нее в бинокль, с удивлением увидел, что все люди разбрелись в разные стороны от нее. Оказалось, что они собирались поохотиться на тюленей в одиночку.

Тем, кто читает или слушает описание «ауктока», может показаться, что подползание по льду к спящему тюленю — нехитрая штука. Однако в действительности новички часто убеждаются, что дело не так просто. К вечеру Стуркерсон, Томсен и Уле вернулись с весьма резонными объяснениями, но без единого тюленя. Так как Томсен был очень настойчивый малый, то в течение всей последующей ночи, пока остальные спали, он повторял свои попытки охоты. Наутро он явился к завтраку с хорошим аппетитом, но без свежей тюленины для его утоления. Справедливость требует отметить, что через несколько дней Томсен добыл своего первого тюленя и с тех пор редко терпел неудачу.

На острове, где мы расположились лагерем, нашлось немного камней. Из них соорудили знак, высотой около метра, и оставили в нем записку.

15 июня мы дошли до мыса Мак-Клинтока, на северней оконечности острова. На берегу, в 2 милях от нас, я увидел в бинокль небольшое возвышение; по его положению можно было догадаться, что оно сооружено людьми.

Подойдя к нему, я нашел полуразрушенный знак, первоначально состоявший из земли, гравия и нескольких камней. Под камнями оказался небольшой цилиндрический картонный футляр, залитый сургучом.

Я принес его к нам в лагерь и в присутствии моих спутников осторожно вскрыл перочинным ножом. Внутри находился документ, сравнительно хорошо сохранившийся, несмотря на то, что заливка сургучом не была вполне герметической.

Мы не без волнения развернули отсыревший листок бумаги, послание нашего великого предшественника, которое прождало нас здесь больше полустолетия. Казалось чудом, что через столько лет еще можно прочесть четкий почерк Мак-Клинтока. Мы находились под обаянием прошлого; подобное же чувство я испытывал впоследствии, через 5 лет, беседуя в Лондоне с бодрой и приветливой старушкой, вдовой Мак-Клинтока, и с его сыновьями[17].

Найденный нами документ представлял собою печатный бланк; часть текста была в него вписана красными чернилами, а остальное — карандашом. Печатный текст и все написанное карандашом остались разборчивыми, но чернила сильно побледнели[18].

Содержание документа было следующее (печатный текст здесь воспроизведен своим шрифтом, а рукописный — курсивом):

В 10 футах к северу от этого знака зарыт цилиндрический футляр: Нет[19].

Следы[20]: Пока не обнаружены.

Наша партия: Все здоровы. Обследовал это побережье по направлению к юго-востоку, на расстоянии около 150 миль. Сани теперь возвращаются на юго-восток, с тем, чтобы подготовиться к переправе на остров Мельвиль. Я намерен пройти на три перехода на запад, с легкими санями, в сопровождении двух людей. Затем вернусь к главной партии и постараюсь добраться до острова Дили[21].

Ф. Л. Мак-Клинток. 15 июня 1853 г. вечером.

Курьезно, что этот документ мы нашли вечером 15 июня 1915 г., т. е. ровно через 62 года после того, как он был оставлен.

ГЛАВА XXX. ОТКРЫТИЕ НОВОЙ СУШИ

Семнадцатого июня я велел моим спутникам идти весь день прямо на север, насколько позволяют условия местности, а сам пошел на юго-восток, к мысу Мак-Клинтока, где восстановил знак и поместил в него записку, взамен вынутой нами. Затем я отправился на север, чтобы догнать нашу партию.

Около 2 часов пополуночи я увидел, что мои товарищи расположились лагерем на расстоянии 5 миль впереди меня. В этот момент я находился на вершине 6-метрового тороса и осматривал в бинокль береговой лед, стараясь обнаружить тюленей. Не найдя их, я направил бинокль на север, так что в поле моего зрения оказался наш лагерь и было видно все, что там происходило.

Палатка была раскинута, и собаки привязаны. Томсен кормил их. Уле находился в палатке и занимался стряпней. К западу от лагеря Стуркерсон карабкался на торос; взобравшись на вершину, он сел, вынул бинокль из футляра, тщательно протер стекла нашим неизменным куском чистой фланели и, упираясь локтями в колени, направил бинокль на север. Я с интересом следил за Стуркерсоном, так как, находясь на 5 миль дальше меня к северу, он, конечно, мог видеть объекты, недосягаемые в данный момент для моего бинокля.

По-видимому, в течение первых 5 минут Стуркерсон не обнаружил ничего интересного, так как он медленно повернул бинокль на восток, а затем — на юго-восток. Но тут, еще не отнимая бинокля от глаз, он сделал движение, которое, как я догадался, сопровождалось восклицанием: действительно, в лагере Уле вылез из палатки, а Томсен прервал кормежку собак и оглянулся на Стуркерсона. Через мгновение оба бегом бросились к нему.

Все это могло означать только одно — открытие новой суши и притом гораздо более крупной, чем островки, которые мы видели в течение всего дня. Я встал на своем торосе и тщательно оглядел всю восточную сторону горизонта, но ничего не нашел. Очевидно, мой наблюдательный пост не мог конкурировать с более высоким торосом Стуркерсона.

Тогда я направился к лагерю, преодолевая соблазн пуститься к нему бегом. Поведение моих спутников можно было объяснить только открытием крупной новой суши. Но подобное открытие казалось мне такой удачей, что я боялся преждевременно поверить в нее, чтобы не пришлось потом горько разочароваться.

Однако я вскоре увидел, что Стуркерсон спешит навстречу мне по санной колее, а Томсен и Уле распаковывают на санях груз, который уже был завернут и затянут ремнями перед ночлегом. Последнее было весьма выразительно, так как Томсен и Уле, как истые норвежцы, привыкли отмечать пиршеством каждое радостное событие; очевидно, они производили раскопки в нашем багаже в поисках чего-нибудь особенно вкусного. У нас было оставлено про запас немного сгущенного молока на случай, если кто-нибудь заболеет, хотя я и считал совершенно невероятным, чтобы здоровый человек мог заболеть при таком гигиеническом образе жизни, как наш. Кроме того, в большой коробке из-под печенья, уже давно опустевшей и использованной для хранения других предметов, удалось наскрести по углам некоторое количество крошек.

Прежде всего мы все взобрались на торос, по очереди осмотрели в бинокль новую сушу, тщательно взяли по компасу ее пеленги и зарисовали контуры. Затем отправились в палатку и угостились своего рода супом или похлебкой из подогретого сгущенного молока и крошек от печенья. Никто из нас не считал, что подобное блюдо лучше тюленьего мяса, но это было не похоже на обычную нашу еду, а потому вносило психологический элемент, необходимый для пиршества.