Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Ну как же! У меня уже куча детей, ты бы еще дольше не приезжал… — в тон ему ответила Катя.

— Как хорошо очутиться дома!

Рихард прошелся по комнате, лаская рукой знакомые вещи, книги.

Шофер такси внес багаж.

— Тут кое-что есть для тебя, — указал Рихард на два объемистых чемодана. — Такие китайские шелка, ахнешь! Серьги, браслет… Я думал о тебе.

На заводе Кате предоставили отпуск (столько времени ждала мужа из командировки!).

И они уехали в подмосковный дом отдыха.

Лето было в самом разгаре. Подмосковные леса во многом отличались от карельских лесов, они суше, прозрачнее, веселее. Целыми днями Катя и Рихард пропадали в лесу, вышагивая многие километры по заросшим косматой травой лесным дорогам. Отдыхали на уютных лесных полянах, покрытых пестрыми цветами, или где-нибудь в тени деревьев, лежа на теплой, мягкой, пружинящей земле. Над головой трещала сорока или звонко стучал красноголовый дятел. Иногда по верхушкам деревьев внезапно пробегал ветер, и они тихо шелестели, словно шепотом посылали им свой привет.

— Говорил ли я тебе, что ты самое милое существо на земле? — спрашивал Рихард.

— Повтори еще… — требовала Катя.

— На земле, и в водах, окружающих землю, и в небесах!

— В это мгновенье я — в небесах!

Они весело смеялись, упоенные близостью друг к другу.

— А знаешь, Катюша, такого счастья еще не было в моей жизни, — уже серьезно говорил Рихард.

Он рассказывал ей о Пекине, о Шанхае и других китайских городах, в которых побывал. Она завороженно слушала о стене девяти драконов в пекинском парке Бейхай и словно видела ее холодную глазурованную поверхность, покрытую извивающимися драконами. Старалась вообразить себе ворота Долголетия в запретном городе Гугуне, ажурную беседку наблюдений, храм лежачего Будды… Она видела женщин в цветных шароварах, с кокетливо торчащими из причесок высокими гребешками, мужчин в синих кафтанах и синих юбках с разрезами на боку, вертикальные вывески с крупными иероглифами, огромные желтые фонари с черной росписью. Это был неведомый красочный мир, и Катя слегка завидовала Рихарду, который в нем побывал.

А Рихард рассказывал, с каким трудом он добирался до Пекина. Пассажиры, едущие из Советского Союза в Китай, обычно следовали на поезде до станции Маньчжурия, пересаживались в вагон Китайско-Восточной дороги и ехали через Чанчунь, Мукден, Тяньцзинь в Пекин.

Ввиду того что конфликт на КВЖД еще не был окончательно урегулирован, в Хабаровске велись переговоры о восстановлении статус-кво на железной дороге, от этого маршрута пришлось отказаться. До Улан-Удэ Рихард ехал экспрессом Москва — Владивосток. Из Улан-Удэ до Улан-Батора — на автомашине.

— Можно было добираться морским путем, — рассказывал Рихард, — но это слишком долгий путь, настоящее кругосветное путешествие. В Улан-Баторе находилась торговая германская миссия. Они там умирали от скуки и страшно обрадовались свежему человеку. Упрашивали пожить до весны, обещали поездку по Монголии, охоту на диких ослов и на дикого верблюда. Конечно, было соблазнительно поохотиться на дикого верблюда. Эта была Центральная Азия с ее мертвыми городами, причудливыми храмами, невообразимыми пространствами. Меня пугали пустыней Гоби, а мне как раз и предстояло ехать через нее на автомашине до самого Калгана, а это не менее тысячи километров, представляешь себе? Зимой, в мороз. Случись серьезная поломка или нехватка горючего — можно замерзнуть, так как на помощь рассчитывать не приходится. Но не мог же я сидеть до весны в их миссии! Тогда они дали мне провожатого, крепкого молодого парня, у которого-де в Калгане кое-какие пушные дела. Надели мы волчьи дохи — и в путь!

Рихард на минуту задумался. Возможно, в его ушах вновь засвистел ветер Гоби, а перед глазами прошел караван бактрианов.

Катя осторожно тронула его за плечо, тихо спросила:

— А потом? Что было потом? — От одного слова «Гоби» у нее замирало сердце. — Вы преодолевали песчаные барханы?

Рихард улыбнулся.

— Представление о пустыне Гоби у меня тоже было связано с песчаными барханами, но на всем протяжении пути я так ни одного бархана и не увидел. Представь себе бурое плато, бесконечную однообразную равнину, которую иногда разнообразят невысокие горы с плоскими вершинами. Изредка попадаются белые юрты или китайские поселки. Странно было видеть в голой степи насквозь продуваемой ветрами, глинобитные домики, распаханную землю, едва прикрытую снегом. В таких поселках мы останавливались на ночевку, а утром снова ехали и ехали… У меня создалось впечатление, будто машина несется куда-то вниз, в неведомую бездну. Дорогу то и дело перебегали дикие козы — дзерены, как их там называют. Иногда они шли огромными стадами в тысячи голов, и мой провожатый сожалеюще говорил: «Отказаться от такой охоты!» Мне казалось, поездке не будет конца. Но вот рано утром машина внезапно остановилась на самом краю обрыва. Дальше пути не было. Плато кончилось, будто ножом его отрезало.

«Там Китай!» — сказал мой спутник и протянул руку на юг, где виднелись зубчатые горы, освещенные не по-зимнему ярким солнцем. Для меня это был исторический момент. У моих ног лежал Китай!

Потом я увидел Великую Китайскую стену — Ванли чанчен — стена в десять тысяч ли. Стена уходила в обе стороны от Калгана, поднимаясь на склоны гор. «Я обязательно должен подняться на стену!» — подумал я тогда.

Автомашина совершила объезд, спускаясь на дно глубочайшего ущелья, и мы оказались у городских ворот. Ворота были проделаны в толще Великой стены, закрывались громадными, окованными железом створами. Вот створы со скрипом открылись, показался стражник. Взглянув на наши паспорта, он сразу потребовал плату за въезд в город. Получив несколько долларов, расплылся в улыбке и пропустил нашу машину. Мы оказались в застенном Китае… Дальше рассказывать? — лукаво спросил Рихард притихшую Катю.

— Конечно! — тревожно встрепенулась она.

— От Калгана до Пекина каких-нибудь двести пятьдесят километров. В сравнении с проделанным путешествием — пустяк… Остановился в самом большом отеле «Пекин». В танцевальном зале было много мраморных столиков, между которыми медлительно раскачивались в модном танце пары — полуобнаженные женщины, мужчины в смокингах. Здесь веселились богачи и авантюристы со всего света — были бы деньги!

В Пекине много памятников старины, и если бы я не спешил в Шанхай, то конечно же осмотрел бы и Храм Неба, и бывший императорский дворец Гугун, и грандиозную стрелковую башню Цяньмынь… А на стену я все же поднялся!

Однажды в свободный день я, в обществе японских и английских журналистов, совершил путешествие к Великой Китайской стене. Как сейчас помню этот день. Было ветрено, с запада наплывали желтые облака лессовой пыли. Небо было бледно, и на нем оранжевой бляхой высоко стояло зловещее солнце. По выщербленным каменным ступеням поднялись наверх, к высокой, массивной сторожевой башне. Я застыл, пораженный открывшейся широкой беспокойной панорамой. Извиваясь, словно дракон, зубчатая стена смело поднималась на гребни бархатисто-коричневых лысых гор — они, как морские валы, шли друг за другом и исчезали в желтом мареве. Передо мной простиралась пустыня во всем ее диком величии. Она казалась безграничной, захватывала своим могучим очарованием… Дальше были лессовое плато, Ордос, что значит Желтая страна, провинции Нинся, Ганьсу, пустыня Алашань, цепи снегового Наньшаня, Желтая река — Хуанхэ…

Они сидели под густой елью. Ветер пахнул в лицо нагретым бальзамическим запахом хвои. Катя глубоко вздохнула, прикрыла глаза, загипнотизированная звучными названиями.

— Я не уморил тебя своими рассказами? — заботливо спросил Рихард.

— Нет, нет, — поспешно ответила Катя. — Очень интересно.

— Ну, это все экзотика на первые дни, — с улыбкой сказал Рихард. — Потом перед тобой открывается настоящий Китай. Английский сеттльмент, французский сеттльмент, рабочие районы Путун и Чапей. Это уже Шанхай, город-колония… На воротах парков висят объявления: «Китайцам вход воспрещен». В узких, как ущелья, улицах, в низких фанзах живут кустари, мелкие лавочники, уличные парикмахеры, кули, каменотесы и прочий люд, род занятий которого определить почти невозможно. На этих улочках можно купить все что угодно — фарфоровые безделушки, изделия из нефрита и кости изумительно тонкой работы. Хозяева с утрированной вежливостью, настойчиво и терпеливо предлагают вам свой товар, и бывают счастливы, если хоть что-нибудь купишь. Серьги из серебра и серебряный браслет, что я привез тебе, мною куплены в одной из таких лавочек. Ручная работа. Надеюсь, они тебе нравятся?

— О да! — живо ответила Катя. — Мои приятельницы-актрисы чуть не умерли от зависти, увидя эти вещи.

Они посмеялись с веселой снисходительностью над женскими слабостями.