Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Трехлетнего Петруху поручил заботам старшей сестры Прасковьи. Занятая своей семьей, тетка не особенно-то занималась племянником, и рос он самостоятельным и задиристым мальчишкой. Любил верховодить, любил подраться, и соседи говорили: «Вот уж щетинкинская порода». С детства он близко стоял к природе. Соберет, бывало, ватагу ребятишек — и в лес, по ягоды, по грибы. Тетка поощряла такие занятия, только строго предупреждала: «Смотрите, чтобы медведь не задрал, далеко не ходите». Леса на Рязанщине что твоя тайга — полно всякого зверья водится.

Отец работал у деревенского кулака в кузнице и еще занимался плотницким ремеслом, постепенно приспосабливая к этому делу и сына. С двенадцати лет он уже брал его с собой на заработки. Ходили от деревни к деревне, выполняя разнообразную плотницкую работу. А потом отец сильно занемог. Петр пристроился к плотницкой артели. Артель подалась в Москву. Строили купеческие магазины, базарные ряды. В народе много толковали о войне в Маньчжурии, ругали «япошек», которые посмели напасть на Россию, и выражали уверенность в скорой победе над этой малой нацией, посягнувшей на великую державу. Двадцатилетний Петр тоже испытал тогда патриотический подъем и очень возмущался, когда какие-то «темные людишки» ругали царя и желали поражения России. Одного такого, «в шляпе», они хотели поколотить всей артелью.

Между тем жизнь становилась все труднее. Их село Чуфилово совсем обнищало. Многие не вернулись с войны. Заработки на стороне падали, потому что из обнищавших деревень народ хлынул в города в поисках заработков. Жизнь дорожала.

Когда царь расстрелял у Зимнего мирную демонстрацию, поднялась вся матушка-Русь. Артель находилась в Москве, когда на Пресне начали строить баррикады. Разгромили купеческие лабазы, растащили строевой лес, из которого они должны были возводить купеческие постройки, а их самих чуть не избили «за предательство». Старшой артели приказал не ввязываться, мол, наше дело мастеровое. Но что-то поднялось тогда в груди Петра, какое-то родственное чувство пролетария объединило его с бушующей толпой. И если бы не запрещение старшого, он обязательно ввязался бы в драку с полицейскими, нещадно поровшими людей нагайками. С тех пор пошатнулась в нем вера в царя.

В 1906 году Петра призвали в армию. Службу начал рядовым 29-го Сибирского стрелкового полка, который был расквартирован в Ачинске и окрестных деревнях и селах. Их рота стояла в деревне Красновке. В полку его ценили как отличного плотника. Строил казармы, склады и другие помещения.

Сибирь ему понравилась. Мужики жили вольно, земли сколько хочешь. Это тебе не Чуфилово, где почти вся земля принадлежала помещику. Крестьяне бедствовали, по веснам мерли с голоду. А в Красновке что ни дом, то хоромы. У каждого полон двор скотины — лошади, коровы, свиньи. Многие на золотишко в тайгу ходили. Престольные праздники справляли шумно, широко, жирно. Девки были как на подбор, кровь с молоком. Приглянулась ему Васена Черепанова. На вечеринках только с ней и танцевал. Специально выучился — подэспань, вальс, «светит месяц». Местные парни злились — чужак лучшую девку у них отбивает. Но связываться со служивым боялись. Васена тоже не осталась к нему равнодушной, предпочла всем красновским.

Воинская служба шла успешно. Его отличили и направили в полковую школу. По окончании ее присвоили звание унтер-офицера. Это было уже кое-что. В свое Чуфилово возвращаться не хотелось, не виделось там в будущем никаких перспектив, и он остался на сверхсрочную. Решил идти по военной линии. Послали учиться в школу прапорщиков. Окончил ее в звании фельдфебеля и тут же посватался к Васене. Родители и слышать не хотели о таком браке: мол, солдат голоштанный, ни кола ни двора, одним словом, не нашего бога человек. Васена в бунт — сбегу из дому. Пришлось родителям покориться. Сыграли свадьбу, и стал Петро жить у Черепановых. Бабы ехидно подсмеивались: мол, в зятья взяли, видно, лучше-то никто на Васену не польстился.

И задумал Петро свой дом срубить. Воинская часть пошла навстречу: выделила строительного лесу, командировала солдат в подмогу.

Уж он-то, первоклассный плотник, постарался для себя! Новенький дом гордо смотрел на деревенскую улицу зеркальными окнами в резных наличниках. Тесовые ворота тоже были изукрашены замысловатой резьбой. «Дом что надо! — хвалили старые таежники. — Дом ставить, надо дело свое любить, надо дело знать… Ставь завсегда с молитвой, чтобы крепко было».

Сверстницы уже завидовали Васене: офицерша, какая-то живинка в жизни, а тут изо дня в день одно и то же…

В общем, стали они жить своим домом. Дети появились — сперва Клава, потом Надя. Кое-каким хозяйством обзавелись. А тут война. Царь объявил высочайший манифест:

«…Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Нам подданные. В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага».

Был объявлен общий сбор полка в Ачинске. Все на фронт!

Поцеловал Петро плачущую Васену, детишек, сказал: «Иду бить немца…»

Дошел до Восточной Пруссии. До сих пор перед глазами стояли ряды колючей проволоки, белые кресты из свежего дерева, сотни, тысячи крестов с надписями химическим карандашом: «Мир праху вашему», «Погребен рядовой неизвестного имени, неизвестной части, скончавшийся от ран, не приходя в себя». Была в тех надписях горькая ирония людей, обреченных на скорую смерть. И сейчас в виски продолжала стучать война. Гул канонады, стоны и крики тяжелораненых, горы трупов. Зачем? Во имя чего? Обман давно обнаружен…

Вначале воинская страда объединила все силы народа, от высших до низших, огромное число молодежи хлынуло на фронт добровольцами. Даже зеленые юнцы не смогли совладать с нахлынувшим на весь русский народ патриотическим подъемом, и в действующую армию потянулись сотни, тысячи беглецов. Женщины и девушки переодевались в мужское платье и вступали в ряди бойцов. Многие из них совершали подвиги, увенчавшиеся жертвенной смертью.

Огромные цветущие области оказались разоренными и испепеленными огнем битв. Лучшая, работоспособная часть населения перебита. Кто были виновниками всех этих жертв?

Некоторые офицеры из имущих классов пытались объяснить ему, Щетинкину, что-де спор о виновниках войны несерьезен: такие стихийные явления, как великие войны народов, создаются не людьми, а ходом событий. Он же был убежден в своем: виновники войны есть, их можно даже назвать по именам! А они: «Сильные мира сего в действительности не в силах ни остановить, ни направить ход событий». Одному такому офицеру-мудрецу Петр Ефимович задал прямой вопрос: «Выходит, война возникла без всякой подготовки с той и с другой стороны? Как стихийное бедствие?» «Мы готовились к защите, немцы — к нападению», — не задумываясь, ответил офицер.

Нашлись, однако, люди, которые объяснили Щетинкину, каким образом многие народы оказались втянутыми в мировую бойню.

«Иду бить немца!» — сказал он тогда Вассе в патриотическом угаре, вдохновленный царским манифестом. Сколько было их, рукопашных схваток, штыковых атак! Перекошенные яростью и страхом лица, стиснутые челюсти, хриплые выкрики… Или убьешь ты, или прикончат тебя… Все, что есть звериного в человеке, проявляется в такие моменты.

…Шли немцы: им, наверное, приказали во что бы то ни стало взять первую линию русских окопов. Случилось так, что Щетинкина с небольшой группой солдат противник оттеснил и окружил. Пришлось пробивать дорогу к своим штыками и прикладами. Осталось их всего четверо, а немцев раз в пять больше — кто их считал! В синевато-серых шинелях смешного покроя, бескозырных фуражках, дико орущие, они наседали со всех сторон. «Станьте спиной друг к другу, и будем отбиваться!» — приказал он своим солдатам…

Всех их закололи штыками, и теперь он дрался один, весь в крови, потерявший человеческий облик.

Пришел в себя в госпитале. Палата была забита ранеными. Его наметанный глаз сразу определил, кто еще жив, а кто умер. На мертвом даже складки одежды лежат как-то по-особому плотно, будто все сделано из камня. Те, кто уцелел, не разговаривали друг с другом. Разговаривать не хотелось. Да и о чем? Лежали в тоскливом равнодушии. Смерть на этот раз обошла их. Но в самой жизни воцарилась неопределенность, какая-то необязательность. Особенно томила бессмысленность жертв, когда под огнем противника гибли десятки тысяч людей. А живых в окопах заедали вши.

В одном из боев офицер трусливо сбежал. Щетинкина назначили командиром роты, присвоили штабс-капитана.

Полк Щетинкина находился во 2-й армии генерала от кавалерии Самсонова. Эта армия, принявшая на себя основной удар и оставленная без помощи и содействия конницы Ранненкампфа, была разбита в Восточной Пруссии, генерал Самсонов погиб. Предательство, обман и снова предательство…