Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Чамза протянул руку в сторону солончаков.

— Его связали. Я так велел. Отряд заблудился. Проводник-олот завел в топи, а сам убежал… Всюду только гуджир… Мы кружились на одном месте. Многие свалились и не поднялись…

Щетинкин простился с военными советниками и монгольскими командирами. Эрэгдэн-Дагву и Лопсана Чамзу доставили в Кобдо и посадили под стражу.

— Слава богу, что Албанчи не видит сейчас своего дядю, — сказал Щетинкин Чимиду.

Утром Щетинкин и Чимид выехали из Кобдо в Улан-Батор. Один из заговоров ликвидирован. Но оба догадывались: зреют новые заговоры. И конечно же, очень бдительно надо следить за возможными гнездами мятежей.

— Теперь я могу похвастать — видел Гоби! — сказал довольный Петр Ефимович. — А то все уши прожужжали: Гоби, Гоби, а что оно такое, не знал. Даже диких верблюдов видел.

Чимид подавил улыбку.

— Вы увидели маленький язычок Джунгарской Гоби. Настоящая Гоби начинается за Гобийским Алтаем, за горами Ихэ-Богдо, Бага-Богдо. Южная Гоби… Когда побываете там, увидите «тридцать три гоби», можете сказать: я видел в Монголии все…

— Мы туда поедем?

— Надо бы. Есть там монастырь Дэмчига в Ханбогд-сомоне, высеченный из гранита. Настоящая крепость. Взглянуть на него не мешает: ведь это почти на южной границе…

— В самом деле, надо наведаться, — обрадовался Щетинкин.

Машина поднялась на перевал. Казалось, будто она плывет по струящимся облакам. Чимид указал на далекую призрачно-белую вершину на юге.

— Ихэ-Богдо! Гобийский Алтай…

И Щетинкин непонятно почему почувствовал стеснение в груди, с неудержимой силой потянуло в неизведанный край.

— После съезда и отправимся в путь, — сказал Чимид.

7

Щетинкин жил с семьей в небольшом домике в самом центре города. Со всех сторон — горы, заросшие заповедным лесом. В воскресные дни они всей семьей уезжали за реку Толу в кедровую падь.

Щетинкин слишком хорошо знал врагов, чтобы хоть на минуту поверить в свою безопасность и в безопасность семьи. Он был уверен, что вражеская рука подстерегает его за каждым углом, за каждым деревом.

Это была жизнь в постоянном напряжении, словно накрепко закрученная пружина. Бессонные ночи, тревожные дни.

Когда в него стреляли из-за угла первый раз, он ничего не сказал Вассе, не желая вселять в нее тревогу. Но в нем самом тревога росла с каждым месяцем.

Страшился он не за себя, а за детей своих, которые могли стать жертвами нападения. Когда на него было совершено второе покушение, он решил, что медлить больше нельзя, и летом двадцать седьмого года отправил семью в Красноярск.

— Я почетный гость партийного съезда, — сказал он Вассе с некоторым смущением, словно бы оправдываясь. — Ждите, я скоро приеду к вам.

Он проводил их на машине до Прощальной горки. Поднялись на нее, как тогда… Ударил ветер в лицо. Все так же кружили орлы над головой, сверкали соленые озера, убегали вдаль зеленые волны нескошенных трав… Васса Андреевна неожиданно расплакалась. Она редко плакала, и Петр Ефимович удивился.

— Вытри слезы, а то детишки увидят…

Они уехали, а он все стоял и стоял на Прощальной горке, вглядываясь в северную синеву…

Щетинкин, проводив семью, снова утонул в потоке неотложных дел. А часы уже отстукивали последние дни его жизни.

Максаржава в Улан-Баторе не было. Он снова лечился в Худжиртэ на источниках от паралича рук и ног. Потом, как узнал Щетинкин, Хатан Батор прямо с аршана отправился в родные места, где находилась его семья. Может быть, он выздоровел и решил отдохнуть в Дунд-Хайлантае? Он как-то рассказывал о тех благодатных краях. Там высоко в горах есть озеро Уран-Того, словно котел с наполненной до краев синей водой. Во время перелета птиц на озеро опускаются лебеди и дикие гуси. «Как хорошо было на берегу озера в юности, когда ноги сами несли тебя наверх!..» — говорит Хатан Батор. Он на своем коньке изъездил многие лесистые кряжи Северного Хангая. Там течет полноводная Селенга. В их местах много потухших вулканов. Черный базальтовый конус вулкана Уран… Через острые скалы, по лавовому полю, он пробрался однажды на самую вершину конуса и заглянул в огромный провал кратера, в чашу, которая, если верить старикам, и есть вход в какой-то другой, прекрасный мир.

— Я несколько раз спускался на дно чаши, но входа так и не обнаружил, нашел озеро — синий глаз, — тихо посмеиваясь, говорил Хатан Батор. — Вход оказался в другом месте… Наша юрта стояла в пади Дунд-Хайлантай. Там я и родился, у горы Жаргалант, что значит «Счастливая». Если ехать от Худжиртэ берегом Орхона все на север, то можно приехать в Дунд-Хайлантай. Ты обязательно должен побывать на моей родине.

И вот пришло сообщение из Булгана: третьего сентября Максаржав скончался! Не дожил одного года до пятидесяти… В Улан-Баторе был объявлен трехдневный траур. Максаржава похоронили на склоне горы Джаргаланта-ула в начале пади Дунд-Хайлантай…

И только теперь Щетинкин вдруг осознал скоротечность жизни. Вот так: скакал на коне через годы, а когда во время тяжелого боя случился инсульт, превозмог себя. Но инсульт дал о себе знать: отнял руки и ноги, Все лишения и тревоги молодости продолжают сидеть в нас, иногда жестоко напоминая о себе…

Когда теряешь друга, то теряешь и частицу самого себя. Впервые Щетинкин как бы ощутил на своем лице веяние смерти. «А мне ведь тоже на пятый десяток… — невольно подумал он. — Наверное, тоже сидит внутри какая-нибудь медицинская закорючка…» Когда он учился в Москве, в военной академии, медицинская карта каждого курсанта заканчивалась фразой: «Параграф тринадцатый. Умер от…» Это «Умер от…» почему-то у всех вызывало приступ веселья. Они были молоды и в смерть не верили. Раз не коснулась их в бою, то умирать в мирное время от какой-то там причины просто немыслимо…

…С двадцать второго сентября по четвертое октября двадцать седьмого года в Улан-Баторе проходил VI съезд Монгольской народно-революционной партии. Щетинкин присутствовал здесь как почетный гость. Ему интересно было прослеживать за тем, как партия год от года набирает силу: теперь в ее рядах уже насчитывалось двенадцать тысяч членов и кандидатов.

На съезде правые уклонисты пытались вызвать раскол в партии, свернуть страну на капиталистический путь развития. Партийные разногласия были обострены до крайности, и теперь Щетинкин не был безучастным наблюдателем происходящего: он знал расстановку сил. Правые стремились захватить большинство в ЦК, они протащили на съезд старых чиновников, своих людей, устраивавших обструкции подлинным революционерам. «Неужели правым удастся взять верх?!» — с тревогой думал он.

Этого он так и не узнал. Двадцать девятого сентября, поздно вечером, возвращался Щетинкин со съезда домой. Его сопровождали монгольские сотрудники ГВО. Шел жаркий разговор о двурушническом поведении правых. Простившись с товарищами, он открыл калитку и вошел во двор своего дома…

Наутро его нашли мертвым, с посиневшим от удушья лицом.

Он пережил Максаржава всего на двадцать шесть дней.

Монголия была потрясена смертью своего любимца. Застекленный гроб с набальзамированным телом Щетинкина на открытом автомобиле медленно провезли по улицам Улан-Батора. Тысячи людей шли за гробом. Потом гроб совершил медленное путешествие через Центральную Сибирь. И отовсюду стекались к салон-вагону, где был установлен гроб, огромные толпы опечаленных людей.

В разных городах Сибири с годами стали вырастать памятники Щетинкину — в Ачинске, в Минусинске, в Новосибирске. Появился памятник и на родине героя-чекиста — в Рязани.

Эти памятники — свидетельство любви народной. Имя Щетинкина пользуется широкой известностью в Сибири. А в Монголии о нем сложили песни, которые поют под звуки моринхура у пастушеских очагов в теплые звездные ночи.

Примечания

1

Цирик — солдат, воин, боец.

2

Хадак — плат счастья.

3

Джанджин — полководец.

4

Богдогэгэн — духовный и светский глава старой Монголии.

5

Арат — скотовод.

6

Борхон-Бакши — главный буддийский бог.

7

Борциги — печенье.

8

Гурэльтехол — лапша.

9

Моринхур — монгольская скрипка.

10

Войска, как известно, были введены туда в 1921 году по просьбе монгольского народного правительства Сухэ-Батора.