Морис Палеолог - Тайный брак императора: История запретной любви

• Название: Тайный брак императора: История запретной любви
• Автор: Морис Палеолог
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-367-03201-7

Рассказ французского дипломата в России Мориса Палеолога о романе императора Александра II и княжны Екатерины Долгорукой (Юрьевской). В издание также включены дневниковые записи Палеолога, посвященные Распутину.

12+ (Издание не рекомендуется детям младше 12 лет).

Трагическая история любви российского императора Александра II и княгини Екатерины Юрьевской. Русский государь погиб от руки террориста, а дети Александра и Екатерины вынуждены были скрываться. Но через всю свою долгую жизнь в изгнании княгиня Юрьевская пронесла память о тех годах, когда была счастлива со своим Александром.

---

Я утешил ее лишь наполовину для того, чтобы заставить вполне высказаться. Я настаивал, однако, на гарантии, которую представляет патриотизм Сазонова, в энергичном продолжении войны.

— Да… Но как долго останется он еще у власти? Что готовится без его ведома? Вам известно, что царица его терпеть не может, потому что он никогда не хотел склониться перед подлым негодяем, который позорит Россию. Я вам не называю его, этого бандита, я не могу произнести его имени без того, чтобы не плюнуть…

— Что вы беспокоитесь, огорчены, — это я понимаю. До известной степени я разделяю вашу тревогу. Но опускать руки — о, нет… Чем тяжелее времена, тем более должны мы проявлять твердости. А вы должны проявить твердость более, чем кто-либо, потому что пользуетесь репутацией женщины мужественной и ваше мужество поддерживает многих других.

Она с минуту молчала, как будто прислушивалась к внутреннему голосу. Затем продолжила с серьезной и грустной покорностью:

— То, что я вам сейчас скажу, покажется вам педантичным, несуразным. Тем хуже… Но я очень верю в рок, верю в него, как верили древние писатели — Софокл, Эврипид, которые были убеждены, что боги Олимпа сами подчинены судьбе.

— Me quoque fata regunt… Вы видите, что из нас двоих педант — я, потому что я цитирую вам латынь…

— Что значит ваша цитата?

— Это слова, которые поэт Овидий вкладывает в уста Юпитера и которые значат: "Я тоже подчиняюсь судьбе".

— Ну что же… Со времен Юпитера положение не изменилось. Судьба все правит миром, и само Провидение покорно року. То, что я говорю вам, не очень в духе православия, и я не повторила бы этого перед Синодом. Но меня не оставляет мысль, что рок приближает Россию к катастрофе. Я страдаю от этой мысли, как от кошмара.

— Что вы понимаете под роком?

— О! Я никогда не смогу объяснить вам этого. Я не философ. Каждый раз, когда открываю книгу по философии, я засыпаю. Но очень хорошо чувствую, что такое рок. Помогите мне выразить это.

— Ну, это сила вещей, закон необходимости, естественный порядок вселенной… Эти определения вас не удовлетворяют?

— Нет, совсем не удовлетворяют. Если бы рок был только этим, он не пугал бы меня. Потому что, в конце концов, хотя Россия и очень большая империя, но я не думаю, чтобы ее победа или поражение могли сильно интересовать естественный порядок вселенной… Посмотрите на царя. Разве он не явно предназначен судьбой погубить Россию? Не поражает ли вас его неудачливость? Можно ли накопить в одном царствовании столько разочарований, неудач, несчастий? Все, что он предпринимал — его самые здоровые идеи, самые благоразумные намерения, — все потерпело неудачу или даже обратилось против него. Логически каков должен быть его конец? А царица? Знаете ли в античной трагедии более жалкое создание? А гнусный негодяй, которого я не хочу называть? Он тоже достаточно отмечен роком… Как объясните вы, что в такой исторический момент эти три существа держат в своих руках участь обширнейшей империи? Вы не видите в этом действия фатума? Ну, будьте же откровенны!

— Вы очень красноречивы, но меня отнюдь не убеждаете. Фатум для слабых душ служит лишь предлогом, чтобы покориться… Так как я с самого начала был педантичен, то останусь таковым до конца. Снова приведу вам латинскую цитату. Есть у Лукреция изумительное определение воли: "Fatis avlesa potestas". Это можно перевести так: "Сила, вырванная у рока". Самый пессимистический из поэтов признавал, что можно бороться против рока.

После паузы княгиня В. продолжила с печальной улыбкой:

— Вы счастливы, что можете так думать. Сразу видно, что вы не русский. Я, однако, обещаю вам поразмышлять о ваших словах. Но, ради бога, мой дорогой посол, забудьте все, что я вам сказала. И никому этого не рассказывайте, потому как мне стыдно, что я так разоткровенничалась перед иностранцем.

— Перед союзником.

— Да, перед другом. Но все же — перед иностранцем… Я рассчитываю на вашу скромность. Вы сохраните про себя мои жалобы, не правда ли? А теперь присоединимся к остальным гостям.

Среда, 29 марта 1916 г.

Был у меня сегодня в посольстве бывший председатель Совета министров Коковцов, в котором я очень ценю дальновидный патриотизм и серьезный ум. Он, как всегда, очень пессимистически настроен. У меня даже возникло впечатление, что он сдерживался, чтобы не обнаружить передо мной всего своего отчаяния.

Я заметил, что Коковцов в своем общем диагнозе внутреннего состояния России придает большое значение демократизации русского духовенства. С грустью, от которой дрожал его серьезный голос, он в заключение сказал мне:

— Религиозные силы страны недолго выдержат отвратительное испытание, которому их подвергают. Епископат и высшие духовные должности в настоящее время почти совершенно подчинены клике Распутина. Это какая-то гнусная болезнь, какая-то гангрена, которая скоро разрушит все высшие органы Церкви. Когда я думаю о позорной торговле, которая происходит в известные дни в канцелярии Синода, я плачу от стыда. Но для религиозного будущего России — и я говорю о близком будущем — есть другая опасность, которая представляется не менее страшной: это успех революционных идей в низшем духовенстве, в особенности между молодыми священниками. Вам известно, как плачевно положение наших попов в материальном и моральном отношении. Священник в сельских приходах живет почти всегда в крайней нужде, которая слишком часто заставляет его забывать всякое достоинство, всякий стыд, всякое уважение к своим одеянию и функции. Крестьяне презирают его за лень и пьянство. Кроме того, они беспрерывно ругаются со священником из-за цены треб и таинств и не стесняются при случае даже поколотить. Вы себе не представляете, сколько обиды и злобы накопляется иногда в душе священника… Наши социалисты очень ловко использовали это жалкое положение низшего духовенства. Вот уже лет двадцать, как они ведут деятельную пропаганду среди деревенских священников, в особенности среди молодых. Они завербовывают таким образом не только солдат для армии анархии, но и апостолов и вождей, которые, естественно, оказывают влияние на наши невежественные, мистически настроенные массы. Вы помните гибельную роль, которую играл поп Гапон в беспорядках 1905 года? Он распространял вокруг себя своего рода магнетизм… Человек хорошо осведомленный на днях уверял меня, что революционная пропаганда проникла теперь в духовные семинарии. Вы знаете, что все семинаристы — сыновья священников? Большинство лишено всяких средств. Воспоминания о деревне делают многих из них, по выражению Достоевского, "униженными и оскорбленными", так что их мозг слишком расположен к восприятию семян социалистического евангелия. И в довершение их еще возбуждают против церковной иерархии, рассказывая о скандалах Распутина.

Вторник 25 апреля 1916 г.

Сегодня днем я пил чай у княгини Л., очень приятной седой старой дамы с лицом, сохранившим тонкость черт, и всегда живой речью, обнаруживающей в очаровательной форме широкий кругозор, богатое сердце, снисходительную рассудительность существа, много любившего. Я застал ее вдвоем с верной подругой, графиней Ф., муж которой занимает одну из высших должностей при дворе.

Мой внезапный приход прервал их диалог, должно быть о предмете неприятном: у обеих вид удрученный. Графиня Ф. почти тотчас же ушла.

Я вступил в беседу с княгиней и, кажется, заметил в глубине ее глаз присутствие скорбной неотвязной мысли, что заинтриговало меня.

Тогда я, вспомнив, что граф Ф. стоит в повседневной жизни очень близко к царю и царице и что он не имеет тайн от своей жены, задал своей собеседнице коварный вопрос:

— Как поживает государь? Давно уже я не имел о нем известий.

— Государь все еще в Ставке, и я думаю, он никогда не чувствовал себя так хорошо.

— Он, значит, не приезжал в Царское Село на Пасху?

— Нет. Он даже впервые не был на пасхальной службе с царицей и детьми. Но он не мог уехать из Могилева: говорят, наши войска скоро перейдут в наступление.

— А что поделывает императрица?

На этот простой вопрос княгиня ответила взглядом и жестом, полным отчаяния. Я стал умолять ее объясниться. Она наконец сказала:

— Представьте себе, что в прошлый четверг, когда царица причащалась в Федоровском соборе, она пожелала, она приказала, чтобы Распутин причастился вместе с нею! Об этом и говорила со мной минуту тому назад графиня Ф., мой старый друг. Не плачевно ли это?.. Видите, я все еще не могу успокоиться…

— Да, это прискорбно. Но, в сущности, императрица вполне последовательна. Ведь она верит в Распутина, видит в нем праведника, святого, преследуемого клеветой фарисеев, как преследовали они страдальца Голгофы… Так как он является для нее духовным руководителем и покровителем, ее заступником перед Христом, свидетелем и ходатаем перед Богом, не естественно ли, что она хочет чувствовать его рядом с собой при совершении важнейшего акта ее религиозной жизни?.. Признаюсь, эта бедная, заблудшая душа внушает мне глубокую жалость.