Евгений Добренко - Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

• Название: Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов
• Автор: Евгений Добренко
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Филология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86793-748-5

Эта книга — первый опыт междисциплинарного исследования творчества поэта, прозаика, художника, актера и теоретика искусства Дмитрия Александровича Пригова. Ее интрига обозначена в названии: по значимости своего воздействия на современную литературу и визуальные искусства Пригов был, несомненно, классиком — однако его творчество не поддается благостной культурной «канонизации» и требует для своей интерпретации новых подходов, которые и стремятся выработать авторы вошедших в книгу статей: филологи, философы, историки медиа, теоретики визуальной культуры, писатели… В сборник вошли работы авторов из пяти стран. Кроме того, в книге представлены записи нескольких интервью и интеллектуальных бесед с участием Пригова и наиболее важные, этапные для осмысления его творчества статьи исследователей московского концептуализма 1970–2000-х годов.

---

Вероятно, о советской «двойной оптике» в изображении экзотических стран, исторически начавшейся именно с травелогов Пильняка, Пригов хорошо помнил — и выстраивал позицию повествователя «с переменным фокусом» как развернутый ответ на нее[793]. В этом смысле его подлинным «адресатом», о котором он мог и не думать, когда писал свой роман, был именно Пильняк: расщепление фигуры автора на различные маски для советских журналистов было добровольно принимаемым правилом игры, Пильняк же воспринимал его как задачу, которую требуется решить творчески, «работая над собой». Пригов показал, что возникновение этих масок обусловлено не идеологическим давлением, как это можно подумать, читая Пильняка (и как, вероятно, думал сам Пильняк), а неизбежным расслоением сознания европейца или русского «западника», сталкивающегося с непривычным образом жизни, необычными типами религиозности и культурного самосознания и обнаруживающего недостаточность привычных представлений о культуре и личности. Самоанализ героя Пригова, переживающего столкновение с «Востоком», демонстрирует кризис идеологизированного, логоцентрического сознания.

8

О связи романа «Ренат и Дракон» с модернистской традицией уже кратко говорилось выше. Впрочем, произведение это настолько сложное и многоплановое, что сказать подробно о совершенной в нем рефлексии модернизма можно было бы только в рамках отдельной статьи. Однако следует повторить еще раз, что в «Ренате и Драконе» полемическое отношение к русскому модернизму как к целостному явлению выражено совершенно открыто. Здесь я позволю себе указать только на один аспект этого романа: настойчивую деконструкцию характерного для модернистского романа и модернистского эстетического сознания образа учителя-искусителя. Этот образ больше развит в европейской литературе (вплоть до «Волхва» [«Magus»] Джона Фаулза), однако Пригов деконструирует его, насколько можно судить, обращаясь только к русским источникам. Один из героев романа, «профессор», демонстративно «собран» из известных по многочисленным мемуарам деталей поведения крупнейших мыслителей «серебряного века»: в приступах нервного тика он внезапно высовывает язык, как Н. А. Бердяев; ему свойственны «неординарные <…> высказывания в области сексуального и еврейского вопросов, <…> весьма будоражившие общественное мнение»[794], как В. В. Розанову; его жена — Зинаида, «суховатая решительная женщина с длиннющим черно-лаковым тонким мундштуком в левой руке»[795], похожа на З. Н. Гиппиус, а значит, сам он — на Д. С. Мережковского; наконец, он всю жизнь прожил в СССР при советской власти, будучи никем не тронут за свои несоветские, идеалистические взгляды, очень стар и ходит «в просторной восточного покроя домашней одежде и престранной бордовой ермолке с кисточкой»[796] — что явственно указывает на черты биографии и внешнего облика долгожителя А. Ф. Лосева: о его домашней одежде мемуаристы почти не пишут, зато ермолка является обязательным атрибутом большинства фотографий Лосева советского времени с 1930-х по 1980-е годы.

Назидания, которые обращает профессор к Ренату, — порицание эгалитаризма, напряженное ожидание необходимого момента для будущего «трансгрессивного акта», апология эстетизма, соединенная с попыткой соблазнить Рената, — могут быть восприняты как пародия на предвоенные взгляды Д. С. Мережковского. Это подозрение усиливается, когда мы обнаруживаем, что «профессор» постоянно называет свою жену Зинаиду «колдуньей», а сваренное ею варенье — «перлом ее магических манипуляций»[797]: в «Грасском дневнике» секретарши и многолетней любовницы И. А. Бунина Г. Н. Кузнецовой (она была также известна как поэт и прозаик) есть запись за 14 ноября 1927 года, в ней описано, как в одном из разговоров с Буниным и Кузнецовой Зинаида Гиппиус называла свою кухарку «ведьмой», а Мережковский выступил с апологией внеморального эстетизма — впрочем, не гейского, а гетеросексуального.

Подавала за столом молодая кухарка, которой особенно хвалилась 3[инаида] Н[иколаевна] в пригласительной записочке, обещая, что их «молодая ведьма обещает приготовить майонез, филе из молодого барашка, салат и яблочную тарту…» Приготовлено все это было действительно очень тонко; ведьма же оказалась очень недурной женщиной с красивым левым профилем — правый испорчен, — одетой, как барышня. Мережковский сказал по поводу нее целую речь за столом, указывая на ее «профиль молодой римлянки», на тему о том, как тонки могут быть чувства, возбуждаемые такой молодой красивой женщиной в человеке пожилом и старом[798].

В европейском модернистском романе «учительское искушение» становится для ученика формой инициации, религиозного посвящения. В «интеллигентском „романе с ключом“» 1920–1970-х годов представители старшего поколения, как правило, научить ничему не могут, и герой может учиться или у сверстников, или у любимой женщины, или на своих ошибках, а может обнаружить, что учиться в прежнем смысле слова вообще уже невозможно, как это происходит в романе Вагинова «Козлиная песнь». Роман Пригова написан не только после Вагинова, но и после сформировавшегося в неофициальной интеллектуальной среде 1970-х культа «серебряного века». У Пригова Ренат если и может учиться, то только благодаря тому, что между героями эпизодов, происходящих в разные эпохи и, видимо, в разных странах, устанавливается невербальная связь через изоморфизм их поступков и/ или жизненных ситуаций. Не знающие друг о друге персонажи образуют в романе своего рода «интернационал драконоборцев», по аналогии с «интернационалом хороших людей» в рассказе И. Бабеля «Гедали». Деконструкция обращается в конструкцию, в формирование нового, но всегда неокончательного смысла — как и определял цели «правильной» деконструкции основатель этого метода Жак Деррида[799].

Неокончательность выявляется с помощью подчеркнуто упорядоченной (по алфавиту) и в то же время нарочито «несостыкованной», почти кубистической композиции романа, в рамках которой одни и те же герои предстают в разном облике (эмблематический пример — «двоящиеся» сестры, о которых другие персонажи то и дело спрашивают: «А их разве две?») или имеют в разных главах разную биографию.

9

Краткие замечания о последнем романе Пригова «Катя Китайская» я хотел бы начать с констатации очень значимой переклички этого произведения с книгой Гриши Брускина «Мысленно Вами». Брускин был другом и соратником Пригова по концептуалистскому искусству, Пригов принимал участие во многих перформансах Брускина, а о прозе его написал цикл открытых писем-эссе[800]. Рассуждая о том, как вторая книга прозы (впрочем, часто переходящей в стихи или балансирующей на грани стиха) Брускина — «Мысленно Вами» — соотносится с первой — «Прошедшее время несовершенного вида» — Пригов замечает: «Претерпела значительные перемены <…> и поза лица автора внутри повествования. Она, или, если хотите, он, автор, постоянно меняет возраст, обличье, персонажность — все, разве что не гендер. И эта драматургия, может быть, и есть самая интересная и интригующая внутри текста»[801]. Здесь есть неточность: гендерная принадлежность автора в книге «Мысленно Вами» тоже постоянно меняется, причем непредсказуемо. Однако эстетику «переменчивого автора» Пригов явно учел — очевидно, потому, что его поиски, как мы видим, двигались в близком направлении.

Текст «Мысленно Вами» — разрозненные, ритмически организованные фрагменты автобиографического нарратива. Однако, прочитав значительную часть книги, можно понять, что фрагменты эти относятся к биографии не одного, а двух человек — собственно Гриши Брускина и его жены Алеси, которые и образуют единый диссоциированный субъект повествования, на который наслаиваются другие, «подчиненные субъекты» — например, авторы включенных в повествование документов из семейного архива художника. (На самом деле картина с гендерной игрой в «Мысленно Вами» — еще более сложная, чем описано здесь: например, в мужском роде герой рассказывает историю детской встречи с антисемиткой — в предыдущей книге «Прошедшее время несовершенного вида» точно такая же история рассказана про Алесю и в третьем лице; впрочем, не исключено, что антисемитскую шутку «глазки черненькие — забыл/а помыть» жена и муж действительно слышали независимо друг от друга в разные периоды своей жизни.)

«Катя Китайская» организована довольно схожим образом. Роман имеет подзаголовок «Чужое повествование» и говорит в третьем лице о судьбе маленькой девочки, полуангличанки — полурусской, выросшей в Харбине и возвращающейся в Россию вскоре после окончания Второй мировой войны. В нескольких интервью Пригов указывал на то, что прототипом героини романа стала его жена Н. Г. Бурова[802]. При описании «двойного опыта», своего и жены, Брускин обращается к методу «монтажной нарезки», демонстрирующей «невозможность аутентичного „я“»[803]. Пригов же делает более сложный ход: биографическая канва в романе соответствует истории девочки-подростка, но внимание повествователя сосредоточено на мимолетных психологических состояниях, своего рода «атомарной микроструктуре» психики, — что продолжает мотив «рефлексии детской болезни», начинающийся, если говорить о большой прозе Пригова, в первом же его романе.