Александр Кашкаров - Бом Булинат. Индийские дневники

• Название: Бом Булинат. Индийские дневники
• Автор: Александр Кашкаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98797-017-1

«К середине «нулевых» у нас, наконец, созрело собственное «поколение Х», герои которого, подобно персонажам культового коуплендовского романа, престижным радостям мегаполиса предпочитают свободу, дорогу и хорошую историю. Конечно, Индия – тема модная и почти беспроигрышная. Но «Бом Булинат» написан не для кучки пижонов, зараженных синдромом Гоа, для которых Индия стала более «продвинутой» альтернативой лыжному курорту. В книге много ироничных и точных описаний местной специфики, но эта история не только об отдельном путешествии, которое всегда предполагает точку возврата. Ее герои как раз озабочены темой «невозвращения» – к самим себе, привычным и прежним. За каждым персонажем здесь стоит и ухмыляется конкретный живой человек, с характерной манерой речи, вредными привычками и трогательными слабостями. Авторам удалось не растерять эту непосредственную интонацию и протащить ее через всю книгу, а это дорогого стоит».

Наталия Бабинцева («Время новостей»)

---

Мимо спящего в позе «мыслителя» Арсения проползает хромая мамаша, волоча за собой маленькую девочку. Обе в лохмотьях, почти голые, с запутанными, слипшимися волосами. Девочка, похожая на старушку-карлика, не поспевая за матерью, хватается за перила, а, проходя мимо Арсения, хватается и за его плечо, потом за голову, спотыкается, падает. Если бы мой друг бодрствовал, то отпрянул бы от них как ошпаренный, а потом жаловался бы на аритмию и требовал немедленной дезинфекции.

Периодически к нам подходят мальчишки – продавцы газет. Зачем мне газета на хинди!? Подбегают попрошайки, подползают калеки и беззубые старухи, все просят милостыню, несколько рупий или пайсов. Стоят, смотрят, показывают на рот, трогают руками ноги, прикладывая руки ко лбу, тычут пальцем в свой ввалившийся живот, язвенные раны или культи, робко одергивают за одежду, если мы отводим глаза. Денег не даем, знаем, чем это закончится – счастливый бедняк убежит с мелочью в кулаке, а на его место прибежит еще с десяток, которые будут вести себя гораздо настырнее.

Очередное объявление о нашем поезде повторяют, как и положено три раза на английском и три раза на хинди: «Поезд номер 1034 будет в девять утра». Сейчас половина восьмого. Мы замерзли, хотим спать и есть, а потому жестоко ругаем всю железную дорогу Индии, ее работников, машинистов и вообще всех, включая себя, за то, что не спали ночью и так спешили на вокзал.

Уже вовсю светит солнце, Арсений перемещается на вокзальную площадь, там теплее и есть стулья. Не успел я устроиться на одном из них, как до нас долетает очередное объявление: «Поезд номер 1034 задерживается до одиннадцати утра». Как поезд, идущий из Дели в Варанаси тринадцать часов, может опаздывать на восемь – непонятно.

Шатаясь туда-сюда по вокзалу, Арсению посчастливилось обнаружить некое помещение – зал ожидания для иностранных туристов! Бог сжалился над нами, и мы перебираемся туда… О небо! в эту комнатушку не пускают индусов, тут нет толпы зевак и попрошаек. Треть пространства занимает мягкий диван, а на стене шепчет прохладой кондиционер. Комната ожидания для туристов – это другой мир.

Играем в шахматы и урезаем паек на два банана и тройку яиц. Звучит сообщение: «Поезд задерживается не до одиннадцати, а до двух часов дня». Думаем, не сдать ли нам билеты к чертовой матери, и не отправиться ли на ближайшем поезде до Бомбея. Дергаться, однако, не стоит, не та это страна, чтобы нервничать и следовать задуманным планам. К тому же сегодня пятница, тринадцатое, а в Индии верится в суеверия и совпадения гораздо легче, чем где бы то ни было.

В час дня решаем выяснить, не будет ли очередного опоздания. Арсений вернулся крайне удивленным и сообщил, что поезд наш стоит на седьмом пути. О задержке поезда сообщали по нескольку раз, но о том, что он прибыл, никто даже не шепнул. Таинственный поезд! Он опаздывает ровно на столько времени, сколько требуется ему на весь путь, о нем никто не знает, о его прибытии даже не объявляют. Бежим к перрону, ищем вагон и залезаем на боковые полки.

Проснувшись, иду покурить в тамбур, сажусь на железный ящик и гляжу в открытую дверь. Мимо несутся пейзажи «Великой равнины» – красная выжженная солнцем земля с редкими маленькими кривыми деревьями. Вдалеке одиноко стоит большое дерево, все оно усеяно птицами, из идущего поезда не видно, как они выглядят, но их ярко-белое оперение поражает в контрасте с выцветшим небом. Дерево будто накрыто шапкой снега посреди красной пустыни.

Вдоль полотна идет грунтовая дорога, она поворачивает и удаляется перпендикулярно железнодорожным путям к полю, за которым видны только невысокие пустые холмы и голая степь. У обочины на корточках, уперев локти в колени, сидит мальчишка. На другой стороне, словно зеркальное отражение, точно так же, склонив голову, сидит еще один. Кажется, что они сидят так очень давно, сидят молча, глядя друг на друга. Чего они ждут на дороге, по которой за целый день вряд ли кто пройдет?

Гоа

«Лежа на берегу моря в такую чудесную погоду, достаточно сознания того, что ты существуешь».

Фаулз. «Волхв»

«Воздержание – это первая ступень на пути к нравственности».

Сенека

– Братец, ты когда-нибудь такое видел?

– Нет. Никогда, – признался Арсений. – Смотри, как быстро солнце заходит. На грейпфрут похоже, а в Варанаси было похоже на апельсин.

– Солнце похоже на солнце, а все остальное на рекламу крема от загара. Ладно, давай выпьем.

– Эх, Кашкет, Кашкет – ты материалист и скептик!

Мы отхлебнули по глотку рома из бутылки.

– Господи! До чего приятный напиток! Мне осточертел виски «McDowell’s» и твой джин. Я не материалист, а загрубевший романтик и фаталист. И, вообще, нельзя клеймить друга такими вульгарными клише, я же не называю тебя мнительным нытиком.

– Я не нытик, – обиделся Арсений и, подумав, добавил, – и я не мнительный!

– Да черт с тобой! – ответил я. – Давай за твой грейпфрут!

Опускаясь к горизонту, солнце становится розовым, ветер шелестит листьями пальм, шумит океан, выбрасывая на песок мелких крабов, которые сразу спешат обратно.

Когда солнечный диск скрылся в океане, Арсений беспомощно растянулся на песке, а я, завидев рыбаков у лодок, отправился к ним.

Трудно было себе представить, что шестьдесят два часа восемнадцать минут назад мы прыгнули в вагон, добрались до Пуны, а потом бились головой о потолок рейсового автобуса, и мыкались по Панаджи, изнывая от жары. И все то прекрасное и заманчивое, что нас сейчас окружало, не могло влить ни сил, ни эмоций. Мы безумно устали и словно впали в подобие анабиоза.

Просыпаемся в полном беспамятстве относительно вчерашнего вечера, за исключением заката – это последнее, что помним – красное солнце, падающее в океан. Я где-то оставил свои шлепанцы, Арсений вернулся в одной сандалии, утеряна сумка с ромом, сигаретами, фризби и, главное, ключами от мопедов, на которых прокатились всего один раз. На кой черт он взял их с собой?

Напрягаю память… Дошел до лодок…. их было много… Возле одной остановился… рядом никого не было… я решил дождаться рыбаков в лодке, перелез через борт и… мгновенно уснул. Было холодно, и я накрылся сетями, в которых запутался, чуть не оторвав мизинец на ноге – точно, вот он, красный и опухший! Почему никто не взял сумку?

Грейпфрут

Бежим к берегу – ни сумки, ни бутылки рома, зато неподалеку валяются мои шлепанцы, в роще нашли сандалию Арсения.

Опечаленные, мы побрели в сторону дома и наткнулись на рыбаков, которые молча протянули нам знакомую сумку со всем содержимым. Радость чередуется восхищением перед добродетельностью местных рыбаков. Арсений несколько меняет свое скептическое отношение к туземцам.

* * *

Океан, пляж, завтрак из папайи и бананов – хорошее утро.

В целях экономии решили готовить сами. Я был не совсем согласен с тезисом Арсения: «С едой можно не париться, раз есть бананы и алкоголь!», и выпросил у Мануэля – хозяина бунгало, горелку. Мануэль – худосочный туземец с кривыми ногами, не говорит по-английски, ходит в дранной майке-алкашке, гоняет у нас под окнами стаю мелких черных свиней, варит feni[29] и сам его пьет.

На примусе, как известно, можно приготовить все, что угодно, оставалось дело за посудой. Алюминиевые кастрюли, ложки и тарелки продают на килограммы. Купили два килограмма посуды.

На рынке, где продают всякую морскую живность, обложенную льдом, мы купили мидий. На вопрос «почем мидии?», старушка индуска ткнула кривым пальцем в кучку, прошепелявив: «двадцать рупий», и отвлеклась на другого покупателя. Тут я схитрил, быстро вынув еще штук десять мидий из стоящего рядом таза, доложил их в кучку, сказав: «Берем!». Старушка, не взглянув на выросшую пирамидку, ловко сложила ее в кулек. Правда, дома обнаружилось, что содержимого всех ракушек хватило всего на две столовые ложки.

Мануэль не соврал и все-таки притащил керосинку. Увидев это замасленное и черное от копоти устройство с ручным насосом для нагнетания керосина, уж очень простое для применения, я растерялся и сказал Арсению:

– Я это поджигать не буду – боюсь, спалим бунгало, если не всю рощу с Арамболем.

– Я буду. Все просто! – бодро сказал Арсений. – С тебя готовка рагу!

Когда я зашел внутрь бунгало, то услышал сначала, как Арсений чиркает зажигалкой и дергает ручку нагнетателя, а потом что-то похожее на хлопок и громкое, протяжное матерное слово. Я выбежал.

Горелка, вместе с кастрюлей и мидиями, полыхала как вечный огонь в Александровском саду, а крыша веранды, выложенная пальмовыми листьями, чернела и готова была вспыхнуть.

– Туши, идиот! – крикнул я.

– Сам идиот! – крикнул Арсений, но все-таки схватился за бутылку с водой…Я хотел остановить его, но было поздно – Арсений плеснул водой на горелку, и пламя мгновенно увеличилось до размеров пизанской башни, обдав меня жаркой волной и шипящими брызгами. Арсений выкрикнул что-то нечленораздельное, взвизгнул и схватился за свои шорты, которые сушились на веревке, но тут, слава Шиве! прибежал Мануэль и еще полдеревни.