Антон Керсновский - Философия войны

• Название: Философия войны
• Автор: Антон Керсновский
• Жанр: Философия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-88017-148-4

Книга выдающегося русского военного мыслителя А. А. Керсновского (1907–1944) «Философия войны» представляет собой универсальное осмысление понятия войны во всех ее аспектах: духовно-нравственном, морально-правовом, политическом, собственно военном, административном, материально-техническом.

Книга адресована преподавателям высших светских и духовных учебных заведений; специалистам, историкам и философам; кадровым офицерам и тем, кто готовится ими стать, адъюнктам, слушателям и курсантам военно-учебных заведений; духовенству, окормляющему военнослужащих; семинаристам и слушателям духовных академий, готовящихся стать военными священниками; аспирантам и студентам гуманитарных специальностей, а также широкому кругу читателей, интересующихся русской военной историей, историей русской военной мысли.

---

Эта позиция Керсновского и еще ряда представителей правой части русского Зарубежья, настороженно относившихся к Германии, послужила предостережением, увы, не для многих. Политическая слепота антикоммунизма, афористично выражавшаяся известным девизом «Хоть с чертом, но против большевиков!», с учетом и ряда внешних обстоятельств, сыграла роковую роль в судьбе монархически настроенной эмиграции, недооценившей германскую русофобию и попавшей буквально под каток Второй мировой войны. Подавляющая часть эмигрантской молодежи в Югославии, в том числе, по-видимому, немалая часть аудитории «Царского вестника», после захвата страны немцами в 1941 г. оказалась в рядах так называемого «Русского охранного корпуса» – марионеточного формирования германского вермахта, который возглавил столь уважаемый Керсновским бывший русский генерал Б. А. Штейфон. Корпус был предназначен для борьбы с югославскими партизанами, после завершения которой его предполагалось перебросить на советско-германский фронт[1]. Судьба этой части русской эмиграции переплелась с судьбой потерпевшей поражение гитлеровской Германии. Стать в ряды армии оккупантов страны, давшей тебе приют как беженцу из России, – поистине удручающее нравственное падение для русского человека!..

Конец жизненного пути Антона Антоновича, как и его начало, был полон драматизма, но отнюдь не стал бесчестным и бесславным. Подлежавший призыву во французскую армию, он в 1940 г. оказался в ее рядах с горьким чувством, что ему, желавшему быть полезным своей Родине, придется умереть «на чужой земле и за чужую землю». Демобилизованный по ранению, он продолжал в глубокой нищете работать до самых последних своих дней и умер от застарелого туберкулеза в Париже 24 июня 1944 г. Его супруга Галина Викторовна, урожденная Рышкова, не перенеся смерти мужа, покончила с собой. Тела Керсновских были впоследствии перезахоронены на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа.

* * *

«Философия войны» как яркий и колоритный образец военной мысли родилась в результате размышлений над судьбами отечественной военной школы в XIX и начале XX века. О многом в них свидетельствовал, в частности, характер восприятия центральной фигуры «золотого века» русского военного искусства – второй половины XVIII столетия – А. В. Суворова. Почему же его полководчество («золото высшей пробы»), его не знавшая падений военная карьера («орлиный полет от Столовичей до Муттенской долины») в императорской России так больше никогда и не повторились?

В поисках ответа на этот вопрос Керсновский приходит к убеждению, что преемственность с лучшими достижениями отечественного военного искусства не смогла продлиться долее эпохи наполеоновских войн. А все дальнейшее развитие русской военной традиции, чем дальше, тем больше, шло под сильнейшим французским и немецким влиянием. Национальное искусство все более утеснялось в своем положительном воздействии, а старавшаяся быть универсальной военная наука на отечественной почве так и не смогла эффективно обобщить и закрепить былые достижения национального гения и вообще с неимоверным трудом доходила до практики, так и не сумев преодолеть схоластический характер. Военная мощь России после наполеоновских войн вплоть до начала XX века, несмотря на отдельные славные страницы военной истории, внешний, количественный рост, имела тенденцию в отношении качества клониться к упадку.

Правомерен ли такой взгляд с современной точки зрения?

Военная система, с которой императорская Россия вступила в фатальную для себя Мировую войну, система, которая в своих основах дожила в нашей стране вплоть до начала XXI века, была создана в результате реформ 1860– 1870-х гг., осуществленных военным министром генералом Д. А. Милютиным.

К моменту своего появления в коридорах высшей власти он был самым популярным и выдающимся профессором Военной академии Генерального штаба, автором первого в ее истории курса военной статистики. Широкую общественную известность и признание в качестве крупного русского военного ученого ему вполне заслуженно принесла первая в отечественной исторической литературе научная работа, посвященная А. В. Суворову, – «История войны между Россией и Францией в царствование императора Павла I в 1799 году». За нее Милютин удостоился полной Демидовской премии и избрания членом-корреспондентом Академии наук. Работа и по настоящее время сохраняет свое научное значение, а в ее авторе легко угадывается как достойный наследник научного творчества генерала Г. В. Жомини – основателя русской Военной академии Генерального штаба, одного из крупнейших в Европе военных теоретиков и историков, – так и явно неглубокий военный педагог и психолог. Так, в частности, Милютин делал вывод, что «Суворов не был только подражателем Фридриха Великого, но имел уже те мысли, которые в новейшем военном искусстве обыкновенно называются наполеоновскими»[2]. Из такого суждения заинтересованный русский читатель в военном мундире легче всего мог заключить, что Наполеона надо изучать, а Суворовым – гордиться. В перспективе это означало, что при малоприложимости к конкретно русским условиям знаний из области наследия французского полководца обращение к полководцу русскому начнет превращаться со временем в безжизненный культ, малоспособный должным образом оплодотворить умы и сердца последующих поколений отечественных военных. Защищая честь своего героя от недобросовестных иностранных писателей, Милютин подчеркивал: «Если сравнивать первостепенных полководцев разных времен, то должно беспристрастно сознаться, что некоторые из них, быть может, стоят выше Суворова в… том, что составляет, так сказать, механизм военных действий. Но в отношении нравственной стороны военного дела – можно смело сказать, что Суворов был одним из самых великих военачальников: едва ли кто другой превосходил его… в особенности в том безграничном влиянии, которое он имел на войска»[3]. Но из исследования добросовестнейшего позитивиста в целом оставалось не очень ясным, как же именно и почему Суворову удавалось такого добиться.

Изменения в мировоззрении образованного русского общества, протекавшие в XIX столетии, чем дальше, тем больше делали этот яркий образ человека, сочетавшего в себе глубокую укорененность в русской православной религиозной традиции с европейским профессионально-научным кругозором и мастерством практического синтеза, при всей его мнимой простоте, все более трудно воспринимаемым для последующих поколений. В одном сочинении, опубликованном в 1846 г., славянофил А. С. Хомяков как-то приводил рассказ о «старом барине», к которому из-за границы приехал молодой сын, с которым у того пошли частые споры «о всем русском и нерусском в России. Раз случилось, что сын сказал ему: "Разве не нашему просвещенному времени принадлежит слава побед и самое имя великого Суворова?" Старик обратился к осьми-десятилетнему отставному майору, давно уже отпустившему седую бороду, и спросил: "Что, Трофим Михайлович, похожи были Суворов и его набожные солдатики на моего Мишеля и его приятелей?" Разговор, – по словам Хомякова, – кончился общим смехом и долгим, басистым хохотом седого майора, которому эта мысль показалась нестерпимо смешною. Молодой денди сконфузился»[4].

На наш взгляд, для отечественных историков, начиная с Милютина, природа конфликта Суворова с императором Павлом I осталась неясной. Было очевидно, что полководец был задет пруссоманией самодержца. Некоторые отмечали, что Павел стремился искоренить злоупотребления в армии, а суворовское окружение было здесь не без греха. Значит, нетерпеливый и вспыльчивый царь был по сути прав, а старый фельдмаршал отреагировал как желчный и самолюбивый человек с тяжелым характером. Недооценено было главное – Павел, приказав Суворову распустить его штаб, уничтожал существовавший в мирное время орган боевого командования войсками, фактически превращая Суворова из полководца в администратора или в лучшем случае в инспектора.

В последующую эпоху наполеоновских войн эта сложная проблема оптимального сочетания в военной системе строевого и административного начала решалась при достаточном уважении требований первого. Эмпирическим путем в России в это время была создана система высшего военного управления, особенно близко подошедшая к той модели, которую впоследствии назовут классической прусско-германской, в которой ведущую роль играл полностью независимый от военной администрации Большой Генеральный штаб – детище Г. фон Мольтке-старшего. Во второй половине XIX – начале XX века, в эпоху массовых армий, когда особое значение приобрело качество штабного управления войсками, эта модель и обеспечила Пруссии и Германии превосходство. Это была максимально приближавшаяся к идеалу постоянно действовавшая система научной подготовки войны.