Антон Керсновский - Философия войны

• Название: Философия войны
• Автор: Антон Керсновский
• Жанр: Философия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-88017-148-4

Книга выдающегося русского военного мыслителя А. А. Керсновского (1907–1944) «Философия войны» представляет собой универсальное осмысление понятия войны во всех ее аспектах: духовно-нравственном, морально-правовом, политическом, собственно военном, административном, материально-техническом.

Книга адресована преподавателям высших светских и духовных учебных заведений; специалистам, историкам и философам; кадровым офицерам и тем, кто готовится ими стать, адъюнктам, слушателям и курсантам военно-учебных заведений; духовенству, окормляющему военнослужащих; семинаристам и слушателям духовных академий, готовящихся стать военными священниками; аспирантам и студентам гуманитарных специальностей, а также широкому кругу читателей, интересующихся русской военной историей, историей русской военной мысли.

---

Во втором случае речь идет об Освободительной войне 1877–1878 годов, или, как ее еще называли, Второй Восточной.

«В 1877 г. наша политика на высоте (чему способствует личное влияние Царя Освободителя и патриотизм общества), – пишет Керсновский, – она имеет мужество принять "великодержавное" решение вопреки Европе и объявить Турции войну. Зато стратегия плачевна.

В 1878 г. стратегия выправилась. Русская армия у стен Цареграда. Но тут капитулирует политика».

То есть Антон Антонович полагал, что Россия напрасно отказалась занять Константинополь, а затем напрасно уступила давлению западных держав, согласившись на пересмотр Сан-Стефанского прелиминарного договора, напрасно согласилась на вынос его условий на обсуждение на международный конгресс в Берлине, где итоги Русско-турецкой войны подверглись корректировке, умалившей русские достижения в той войне.

Россия могла получить шанс закрепиться на Босфоре или хотя бы сохранить достижения Сан-Стефано при одном-единственном условии: если бы удалось завершить войну с Турцией в одну кампанию, то есть до наступления зимы 1877–1878 гг. Это могло бы произойти, если бы накануне войны был принят план помощника военного министра генерала Н. Н. Обручева. Но предложения последнего подверглись корректировкам, в конце концов разрушившим весь первоначальный замысел. Ошибки, сделанные на этапе планирования войны, привели к продолжительной осаде Плевны и в конечном итоге к тому, что война приняла затяжной характер. В итоге война была выиграна, но Россия не сохранила достаточно сил, чтобы закрепить все ее желанные достижения. Она оказалась фактически перед угрозой повторения стратегической ситуации предыдущей Восточной войны лишь с некоторой разницей – международно-изолированная Россия против Англии и Австро-Венгрии, поддержанных Германией с вооруженным противостоянием по всему значимому периметру своих границ. То есть опять угрозы такого масштаба, который заведомо превышал пределы ее военных возможностей[17].

Но, пора, уважаемый читатель, наконец, предоставить слово самому Антону Антоновичу Керсновскому…

М. М. Шевченко,

канд. ист. наук, доцент исторического факультета

МГУ им. М. В. Ломоносова

Предисловие

Строки эти представляют посильную и поэтому скромную лепту в наше общее великое дело – возрождение нашей национальной доктрины, а тем самым и военной доктрины, составляющей одно нераздельное целое с национальной – одну из многочисленных ее граней.

Со смерти Суворова русская военная мысль вдохновлялась исключительно иностранными образцами. Поэтому ее работу и можно уподобить работе машины, поставленной на холостой ход. Семена, дающие урожай в бранденбургских песках, – на русском черноземе дают лишь плевелы. Суворов был поэтому нами понят еще меньше, чем Наполеон1 французами. «Науку побеждать»2 мы читали глазами, а не духовными очами – весь ее неизреченный духовный смысл остался для нас сокровенным. Умами всецело овладел величайший из варваров – Клаузевиц3, – его рационалистические теории совершенно заслонили дух православной русской культуры, создавшей «Науку побеждать».

Увлекаясь иностранщиной, мы недооценили Суворова. «Суздальское учреждение»4 до нас не дошло – «Наука побеждать» дошла лишь чудом. Мы проглядели величайший синтетический ум Румянцева5. Сочинения его – «Примечания военные и политические» и «Мысли об устройстве воинской части» – так и не были никогда изданы6. Они, должно быть, уже совершенно истлели (если только вообще не погибли) в киевском архиве, куда их свалили по смерти Задунайского благодарные россияне. И наследие этого наиболее всестороннего военного и государственного русского гения осталось совершенно не использованным. В то же время с благоговением переводилась и тщательно изучалась всякая макулатура, коль скоро она имела иностранное клеймо, особенно же штемпель германского «большого генерального штаба».

Рационализм и материализм засорили русскую военную мысль задолго еще до того, как были возведены в степень обязательного догмата большевиками. Духовность, а вслед за духовностью и дух представителей русской военной мысли – были угашены.

Столетие бессмертных побед и полтораста лет громкой славы сменились поражением в Восточную войну7, трудной победой 1878 г., разгромом в Японскую, Великую8, Гражданскую. Угашенный дух мстил за себя, мстил за Румянцова, мстил за Суворова…

Величественное здание русской национальной военной доктрины стоит с 1800 г. незаконченным. Туда нам давно надлежало бы перейти с тех чужих задворков, где мы ютимся уже в продолжение нескольких поколений. Суворов из своей могилы приказывает всем нам его закончить, приказывает вспомнить, что мы русские и что с нами Бог.

На достройку и отделку этого величественного здания и должны быть устремлены все наши дружные усилия. И – как на памятник в Галлиполи9 – каждый должен принести на него свой камень.

Автор

Часть первая О природе войны

Глава I Война и христианская мораль

Шестая заповедь гласит: «Не убий».

На этой заповеди и на превратном толковании Евангелия основывают свое учение «непротивления злу» толстовцы, пацифисты «во что бы то ни стало» и некоторые секты, например духоборы, меннониты, молокане10. Последователи всех этих учений своей разлагающей пропагандой причиняют огромный вред государству, а своим отказом отбывать воинскую повинность создают большой соблазн.

Официальные представители нашей богословской науки сознали всю опасность подобного рода учений, частью являющихся софизмами, частью не заслуживающих даже названия софизмов, но, несмотря на свою духовную малоценность, сильно действующих. В катехизисах, сокращенных и более пространных, – в частности, сокращенном «по митрополиту Филарету»11, на котором воспитывались целые поколения, – было поэтому сделано две оговорки при истолковании шестой заповеди, а именно – дозволяется казнить преступника и убивать неприятеля на войне.

Оговорки эти даются, однако, в виде аксиом – без доказательств из Священного Писания (в частности в катехизисе «по Филарету», наиболее как раз распространенном). А это дает повод «непротивленцам» утверждать, что вставлены они лишь из угождения к «властям предержащим». Сказано – «не убий», значит, не убивай. Всякого рода «казенные» оговорки бессильны смягчить категоричность этого отрицания.

В подобной официальной трактовке, слишком руководящейся «мирскими» соображениями (безопасность общества, государственная необходимость и т. п.), и заключается уязвимое место. А между тем все эти сектантские и иные кривотолки сами собою отпадут, если в борьбе с ними наши богословские авторитеты останутся на чисто духовной почве.

Для этого стоит лишь предложить толкователям шестой заповеди «вне времени и пространства» рассмотреть акт Синайского законодательства в свете исторических событий Ветхого Завета.

Законодательство это преподано было Иеговою Своему избранному народу – народу еврейскому, – отнюдь не всему человечеству. Первые четыре заповеди определяют отношение еврея к Богу своих отцов, последние шесть определяют отношение еврея к еврею. Шестая заповедь запрещает еврею убивать еврея, как восьмая запрещает еврею красть у еврея, а девятая запрещает еврею лжесвидетельствовать на еврея. Шестая заповедь и приобретает в этих условиях свой подлинный смысл.

В то время избранный народ шел своим походом на землю Ханаанскую. Весь он являл собою как бы армию – и десять заповедей явились первым в истории дисциплинарным уставом. Сильные этими заповедями, сыны Израиля завоевали Обетованную Землю и утвердились в ней, беспощадно истребив иноплеменников, на которых действие шестой заповеди не распространялось.

Судия Гедеон поразил мадианитян12. Самсон вразумлял филистимлян не словами, а совершенно другим аргументом13. Псалмопевец поразил Голиафа14, братья Маккавеи восстали на сирийских угнетателей15… Если шестая заповедь распространялась и на иноплеменников, то все эти праведники, преступив ее, тем самым, очевидно, сделались бы грешниками. Но они остались праведниками – и Божия благодать почила на всех них.

* * *

Христос, уча о любви к ближнему и всепрощении, дал понять Своим ученикам, что много крови будет еще пролито до осуществления Царства Божия.

«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю – не мир пришел Я принести, но меч…» (Мф. 10, 34). «Когда же услышите о войнах и смятениях – не ужасайтесь, ибо сему надлежит быть прежде» (Мф. 24, 6; Мк. 13, 7; Лк. 21, 9).

В Евангелии мы находим два примера, относящиеся к проблеме военной службы. Когда к Иоанну Крестителю пришли воины и спросили, что им надлежит делать, – он заповедал им «никого не обижать, не клеветать и довольствоваться своим жалованием» (Лк. 3, 14). Христос отнюдь не призывал воинов «перековать мечи в орала» и бросить военную службу как занятие, Богу не угодное. А на вопрос фарисеев, следует ли платить подати, – ответил: «Кесарево – кесарю» (Мф. 22, 21; Лк. 20, 25). И разве отбытие воинской повинности– самого тяжелого из всех налогов – не является воздаянием кесарева Кесарю – царского Царю?