Дэн Симмонс - Гиперион. Падение Гипериона

• Название: Гиперион. Падение Гипериона
• Автор: Дэн Симмонс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-085290-1

Дилогия «Песни Гипериона» описывает мир, поистине поражающий воображение своей сложностью, новизной и эпической масштабностью.

Мир великой реки Тетис – и межзвездной Гегемонии, связывающей сотни планет нуль-порталами. Мир космических кочевников и всемогущих ИскИнов, таинственных Гробниц Времени и безжалостного «ангела смерти» Шрайка.

Мир, в котором причудливо переплелись судьбы Солдата и Священника, Ученого и Поэта, Детектива и Консула.

---

– Но сейчас здесь их нет. – В голосе Хойта слышалась растерянность. – Впрочем, может быть, кто-то еще остался на станции канатки или в Башне Хроноса. Ведь послали же за нами ветровоз.

– Может, все поумирали, а вагон так и ходит по своей программе, – предположила Ламия и тут же резко оглянулась: снасти и паруса внезапно скрипнули под порывом ветра. – Омерзительное ощущение – быть отрезанной от всего и всех. Словно ты вдруг ослепла и оглохла. Просто не представляю, как жители колоний это выносят.

Подошел Мартин Силен. Усевшись на поручень, он отхлебнул из длинной зеленой бутылки и произнес:

Где же он и с кем – поэт?
Музы, дайте мне ответ!
– Мы везде его найдем:
Он с людьми, во всем им равен;
С нищим он и с королем,
С тем, кто низок, с тем, кто славен;
Обезьяна ли, Платон —
Их обоих он приемлет;
Видит все и знает он —
И орлу, и галке внемлет;
Ночью рык зловещий льва
Или тигра вой ужасный —
Все звучит ему так ясно,
Как знакомые слова
Языка родного…[30]

– Где вы раздобыли эту бутылку? – холодно спросил Кассад.

Мартин Силен улыбнулся, и его сощуренные глаза ярко блеснули в свете фонаря.

– В камбузе полно еды, кроме того, там есть бар. Возвещаю всем его открытие!

– Надо подумать об ужине, – сказал Консул, хотя ему хотелось сейчас лишь вина. В последний раз они ели часов десять назад, если не больше.

Что-то лязгнуло, загудело, и шестеро паломников, бросившихся к правому борту, увидели, как поднимаются сходни. Тем временем развернулись паруса, натянулись шкоты, и гудение маховика, постепенно повышаясь, перешло в ультразвук. Паруса наполнились ветром, палуба слегка накренилась – и ветровоз, отойдя от причала, двинулся в темноту. Было слышно лишь хлопанье парусов, поскрипывание корпуса судна, глухое громыхание колеса да шорох травы по днищу.

Шесть человек стояли у поручней и смотрели, как темная масса утеса исчезает за кормой, а так и не зажженный сигнальный костер превращается в слабый отблеск звездного света на светлом дереве; потом остались только ночь, небо и качающиеся круги света от фонарей.

– Спущусь вниз, – объявил Консул, – и приготовлю нам что-нибудь поесть.

Его спутники даже не пошевелились. Палуба тихо вибрировала и покачивалась, а навстречу судну неслась тьма. Невидимая граница делила ее на две части: вверху сияли звезды, внизу расстилалось Травяное море. Кассад достал фонарик, и пятно света забегало по снастям, выхватывая из мрака то кусок паруса, то мачту, то шкоты, туго натянутые невидимыми руками; затем полковник проверил все щели и уголки на палубе от кормы до носа. Остальные молча наблюдали. Когда он выключил фонарик, тьма показалась паломникам уже не такой гнетущей, а звезды засияли ярче. В воздухе пахло землей и перегноем; этот запах, вызывающий ассоциации, скорее, с весенним полем, чем с морем, приносил ветер, несущийся над тысячами квадратных километров травы.

Вскоре послышался голос Консула, и все отправились вниз.

Камбуз оказался тесноват, и к тому же там не было стола, поэтому в качестве столовой пришлось использовать большую каюту на корме, а в качестве стола – сдвинутые вместе чемоданы. Четыре фонаря, раскачивавшиеся на низких балках, ярко освещали помещение. Хет Мастин распахнул высокое окно над кроватью, и в каюту ворвался легкий ветерок.

Консул расставил тарелки, нагруженные бутербродами, на самом большом чемодане, а затем принес толстые белые чашки и кофе в термосе. Пока он разливал кофе, все принялись за еду.

– Недурно, – произнес Федман Кассад. – Где это вы раздобыли ростбиф?

– Холодильник битком набит всякой снедью. Кроме того, в кладовой на корме есть большая морозильная камера.

– Электрическая? – спросил Хет Мастин.

– Нет. С двойными стенками.

Мартин Силен понюхал одну из банок, разыскал на блюде нож и посыпал свой бутерброд крупно порезанными кусками хрена. На глазах у него заблестели слезы.

– Сколько времени обычно уходит, чтобы пересечь море? – спросила Ламия у Консула.

Консул, сосредоточенно разглядывавший свою чашку с горячим кофе, поднял взгляд:

– Простите, не расслышал?

– Я спрашиваю о Травяном море. Сколько времени уходит на дорогу?

– Ночь и половина дня, и мы у гор, – ответил Консул. – При попутном ветре, разумеется.

– Ну а потом… через горы долго перебираться? – спросил отец Хойт.

– Меньше суток, – ответил Консул.

– Если будет работать канатная дорога, – добавил Кассад.

Консул отхлебнул кофе, обжегся и поморщился.

– Надо думать, будет. Иначе…

– Что иначе? – резко спросила Ламия.

– Иначе, – ответил полковник Кассад, подойдя к открытому окну, – иначе мы застрянем в шестистах километрах от Гробниц Времени и в тысяче – от южных городов.

Консул покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Жрецы Святилища, или уж не знаю кто, взявший на себя заботу о нашем паломничестве, позаботились о том, чтобы мы добрались сюда. Я не сомневаюсь, что они позаботятся и о том, чтобы мы прошли оставшуюся часть пути.

Ламия Брон, нахмурившись, скрестила руки на груди.

– Зачем мы нужны им? Как жертвы?

Мартин Силен захохотал и вытащил свою бутылку:

Какие боги ждут кровавой мзды?
К какому алтарю ведут телицу,
Которая торжественной узды
И ласковой руки жреца дичится?
И что за город, из оправы стен
Глядящий ввысь зеницами святынь,
Внезапно обезлюдел в час урочный?
Он нем навеки, чуждый перемен, —
Не скажут площади, мертвей пустынь,
Зачем ушла толпа в поход бессрочный.[31]

Ламия Брон сунула руку под тунику и, выхватив лазерный нож величиной не больше мизинца, навела его на поэта.

– Эй ты, говнюк! Ляпнешь еще хоть слово и… клянусь… убью на месте.

Все разом умолкли, в глубокой тишине было слышно лишь поскрипывание колеса. Консул двинулся к Силену. Полковник Кассад тут же оказался за спиной Ламии.

Поэт сделал большой глоток и улыбнулся. Его губы влажно блестели.

– Так строй же свой корабль смерти, – прошептал он. – О, построй его!

Пальцы Ламии побелели от напряжения. Консул стоял теперь буквально вплотную к Силену, не зная, что делать: ему казалось, лазерный луч вот-вот хлестнет его по глазам. Кассад напряженно склонился над Ламией, подобно странной двухметровой тени.

– Мадам, – вдруг произнес Сол Вайнтрауб, сидевший на койке у дальней стены, – может, следует напомнить вам, что здесь находится ребенок?

Ламия взглянула на него. Вайнтрауб устроил для дочки нечто вроде колыбели, поставив на кровать большой ящик, который вынул из стенного шкафа. Потом он пошел ее купать и вернулся в каюту буквально за минуту до того, как поэт разразился цитатой. Теперь он осторожно укладывал ребенка в выложенное мягкими пеленками гнездо.

– Извините, – сказала Ламия и опустила лазер. – Очень уж он меня… разозлил.

Вайнтрауб понимающе кивнул и принялся баюкать ребенка. Мягкое покачивание ветровоза и монотонное громыхание колеса, по-видимому, сделали свое дело: девочка уснула.

– Мы все устали, у всех напряжены нервы, – сказал ученый. – Может быть, лечь где кто может и поспать?

Ламия вздохнула и сунула оружие за пояс.

– Я не засну, – сказала она. – Очень уж здесь все… странно.

Все закивали, соглашаясь с нею. Мартин Силен, не без комфорта устроившийся на широком выступе под кормовым окном, подтянул ноги под себя, сделал еще один глоток и сказал, обращаясь к Вайнтраубу:

– Расскажи нам свою историю, старик.

– В самом деле, расскажите, – поддержал его отец Хойт. Священник выглядел таким изнуренным, что, казалось, вот-вот расстанется с жизнью, но глаза его горели лихорадочным огнем.

– Нам надо выслушать все истории и успеть как следует обдумать их, прежде чем мы прибудем к месту назначения.

Вайнтрауб провел рукой по своей лысине.

– Это скучная история, – начал он. – Я впервые в жизни на Гиперионе. В моей истории нет встреч с чудовищами, героических подвигов. Это рассказ человека, представление которого об эпическом приключении ограничивается выступлением перед классом без конспекта.

– Вот и прекрасно, – сказал Силен. – Нам сейчас очень кстати нечто усыпляющее.

Вайнтрауб вздохнул, поправил очки и погладил свою темную с проседью бороду. Затем он притушил фонарь, висевший над колыбелью, и пересел поближе к центру каюты. Консул убавил свет в остальных лампах и подлил кофе всем желающим. Сол Вайнтрауб говорил медленно, стараясь точно формулировать мысли и тщательно подбирая слова, и вскоре его негромкое повествование слилось с мягким громыханием колеса и поскрипыванием корпуса, сопровождавшими продвижение ветровоза на север.

История ученого: Горек вкус воды летейской

Сол Вайнтрауб и его жена Сара были счастливы в своем супружестве и до рождения дочери; появление же Рахили превратило их жизнь в самый настоящий рай на земле.