Факир Байкурт - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Факир Байкурт
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Факир Байкурт (род. в 1928 г.) — один из крупнейших современных турецких писателей. В сборник избранных произведений входит один из последних его романов, «Куропатка», сюжетная простота которого сочетается с панорамным показом современного общества снизу и до самых верхов. Такую же панораму разворачивают в своей совокупности и включенные в сборник рассказы, рисующие жизнь сельской и городской Турции, затрагивающие трудное положение турецких эмигрантов в странах Западной Европы.

Писательской манере Байкурта свойственны живость и занимательность, лукавый юмор, почерпнутый в народной среде.

Все произведения, включенные в сборник, публикуются впервые.

---

Хайри кинулся в Оваджик.

— Помогите, дайте воды.

— Плати, — отвечают оваджикцы.

— И сколько вы берете?

— С членов кооператива — пять лир в час.

— Ну и мне дайте за пять.

— А за двадцать пять не хочешь?

— Почему?

— А вот потому. Ты же не член нашего кооператива.

— Могу вступить.

— Надо заплатить вступительный взнос.

— Заплачу.

— Мы уже подвели черту, — говорят оваджикцы.

— Поймите же, у меня картофель сохнет. Цветы осыпаются, листья пожухли. Помогите, умоляю, помогите.

— Теперь мы и по сорок берем.

— Почему?

— Опять «почему»? Да потому, что деньги ничего не стоят, обесценились.

— Тогда я отведу воду из верхних деревень.

— Нет, не отведешь. Все речки включены в нашу оросительную систему. Это раньше можно было отводить воду, а теперь запрещено.

— Вы тут, видно, совсем забыли о справедливости и милосердии. Неверные — и те лучше вас, получается.

— Ты нас с неверными не ровняй. Они живут припеваючи. А у нас житье трудное. Бесплатно нам ничего не дают, все за деньги. Не только за девушек, но и за вдов калым требуют, только раскошеливайся.

— Хай, Аллах! Что же мне теперь делать, горемыке? Горит мой картофель. Без полива ничего не уродится. Клубеньки так и останутся маленькими, что твои орешки. К кому же мне обратиться за помощью? Куда податься?

— Это дело твое, Хайри Джан. Отправляйся куда хочешь. Хоть в Германию.

— Не пускают.

— Тогда в Голландию.

— И туда не пускают.

— Поезжай в Бельгию, Францию.

— И там уже полно наших.

— Поезжай в Норвегию, Швецию, Швейцарию. Мало ли стран на свете.

— Нигде не принимают.

— Ну, и мы тебя принять не можем. Мы же не пророки, чтобы обо всех мусульманах заботиться. Так что возвращайся к себе домой. А на нас не обижайся: порядок есть порядок.

— Да что вам стоит дать мне воды, хоть на полдня. Не умрете же!

— Не умрем, конечно. Но уж если наше правление постановило: «Бесплатно воды никому не отпускать», мы ничего поделать не можем. Плати.

— Нет у меня денег.

— Ну и воды не будет.

— Совсем позабыл Аллах нас, бедняков. Только о богатеях и заботится. А они уж так зажрались — недоеденный хлеб на помойку выбрасывают.

Делать нечего, горько вздохнув, Хайри поплелся домой.

Его жена Фадиме — она прослышала, что две мотыжки заменяют один полив, — беспрестанно тяпала землю. Но пользы никакой не было. Листья картофеля на глазах сворачивались под палящими лучами солнца. Работая, Фадиме пела старинный плач:

Опустили деревья увядшие ветки.
Погорели мы, ах, погорели, соседки.

Но и от этого пользы не было.

«Что же мне теперь делать, куда податься?» — раздумывал Хайри, поглядывая на горы и на небеса, где не белело ни одного, даже крохотного облачка. Под ногами у него лежала раскаленная, вся в трещинах земля.

— Послушай, Хайри Джан, — заговорила Фадиме.

— Ну, слушаю.

— Кто построил эту плотину, чтобы собирать воду для орошения?

— Валлахи, не я. Я так не поступил бы с людьми.

— Кто же все-таки ее построил? Кто поставил вооруженных сторожей для ее охраны?

— Сама знаешь — правительство.

— Ну так поди и спроси правительство: не ради же одних этих живоглотов-оваджикцев построило оно такую огромную плотину?! Сколько деревень находится под ними! Сколько бедняков мыкаются без воды! Подай прошение. Мол, пропадают сто пятьдесят батманов посеянного картофеля, у хлебов колосья не наливаются. В прошлом году, напиши, мы собрали всего восемнадцать копен, еле до лета дотянули. А в нынешнем и того хуже, совсем пропадем. Напиши прошение и вручи каймакаму.

— Верно говоришь, Фадиме Джан. В нынешнем году у нас не будет ни зерна, ни соломы. Худы наши дела.

— Тогда не тяни, отправляйся.

— Верно говоришь. Так я и сделаю.

Жена собрала ему узелок с едой. Лег он пораньше, встал с первыми проблесками зари.

— Ишака не возьму, пойду пешком, — сказал он жене. — К вечеру постараюсь вернуться. Если не вернусь, ты уж пригляди за детьми — чтобы зверь какой не утащил или злой человек не обидел, — и, повесив на плечо торбу, тронулся в путь.

Часов у него не было, который час — то ли три, то ли четыре, — он не знал. Шел долго, очень долго. Солнце уже стояло высоко в небе. Скоро начнется обеденный перерыв во всех учреждениях и конторах. Наконец он добрался до ильче. В этом городишке он бывал всего несколько раз и плохо представлял себе, куда идти. Магазины и лавки переполнены людьми. Громко предлагают свой товар продавцы шербета и мороженого. В булочных выставлены поджаристые румяные хлебы. Из ресторанчиков доносится аппетитный запах жарящихся кебабов. Расположившись на стульях в тени деревьев, какие-то бездельники режутся в карты, домино и нарды. Хайри ни на кого не смотрел, даже головы не поворачивал, все шел и шел.

У канцелярии каймакама постоянно дежурили два жандарма. Появлялся и снова исчезал секретарь — Мустафа из Белорена. Пять-шесть крестьян дожидались своей очереди. Не успел Хайри Джан пристроиться к ним, звонок возвестил об обеденном перерыве. Каймакам в это время принимал нескольких крестьян из Бедиля.

— Не расстраивайся, — утешил Хайри один из жандармов. — Каймакам не уходит сразу по звонку. Ты еще успеешь побывать у него.

Вспомнив свою солдатскую службу, Хайри встал по стойке «вольно», выдвинув вперед левую ногу.

— Спасибо тебе, земляк, — поблагодарил он жандарма. — Видно, такая уж у нас доля — ждать и ждать. А потом ни с чем возвращаться…

Бедильцы вышли уже в половине первого.

— Заходи, — махнул жандарм.

Хайри провел ладонью по лицу, подправил усы и вошел. За накрытым стеклом столом восседал человечек в очках — это и был каймакам. С первого же взгляда на него Хайри потерял всякую надежду. «Какая может быть помощь от этого сморчка! — помрачнел он. И озлился на жену: — На кой черт я послушался ее совета, притащился сюда — да еще пешком. Вот он, каймакам, вот оно, наше правительство!» Опустив голову, он поздоровался с сидевшим за столом человечком.

Едва скользнув взглядом по вошедшему, каймакам сразу понял, что он из какой-то дальней деревни. Высокий, рослый и статный Хайри походил на орла: вот-вот раскинет трепещущие крылья и взмоет ввысь.

— Ну что там у тебя? — спросил он, растирая затекшие ноги.

— Не знаю, с чего начать, мой бей, мой эфенди… Правительство построило плотину для оваджикцев. А они не дают воду крестьянам из нижних деревень. Зато свои поля каждую неделю поливают. Картофель у нас горит. Что делать — ума не приложу. Уехал бы в Германию, да только наших сейчас туда не пускают. И с пшеницей плохо. В прошлом году малость еще собрали, а в нынешнем и того не будет. Не знаю, как тебе все это объяснить…

— Прошение принес?

— Зачем тебе прошение? Сними трубку да и распорядись: так, мол, и так.

— Без прошения я не могу заниматься твоим делом. Вон там, под чинарами, сидят писцы. Попроси их — напишут. — Каймакам нажал на кнопку звонка. Перед ним тут же вырос жандарм. Каймакам поменял очки и встал, а жандарм выпроводил просителя на улицу.

«Вот тебе и правительство!» — возмутился Хайри Джан и вновь недобрым словом помянул жену.

Хайри спустился по прохладным каменным ступеням, поправил торбу и зашагал в сторону рынка. Там, под чинарой, толпилось множество народу. Писцы писали прошения для крестьян. Хайри Джан занял очередь к одному из них — его звали Хильми-эфенди. Хайри долго, со всеми подробностями рассказывал о своем деле и заключил такой просьбой:

— Напиши мне прошение получше. Пусть дадут воду.

— Тебе надо написать очень длинное прошение, — сказал Хильми-эфенди. — За такое меньше тридцати я не возьму. О цене надо договориться загодя. Чтобы потом не было никаких споров.

— А за двадцать не согласишься?

— Ладно, сойдемся на двадцати пяти. Но уж больше я не уступлю, даже если сам Аллах ходатаем будет. Писцов тут много. Попробуй любого спроси: меньше сорока-пятидесяти не возьмется. А я прошу недорого: всего двадцать пять.

«Ну и пройдоха», — подумал Хайри Джан.

— Хорошо, пиши! Только получше, — согласился он.

— Это уж моя забота, — сказал Хильми-эфенди. И начал отстукивать прошение на своей старенькой, видавшей виды «эрике». Остановится, подумает — и опять за дело. На то, чтобы заполнить два листа бумаги тесными, с небольшими интервалами строчками, ушло два часа.

Канцелярия открылась. Но каймакам еще не вернулся. Сидя под акацией за каменным домом, Хайри съел яйцо и две картофелины.

Затем подошел к жандармам и стал ждать. Появился каймакам. Просители, сидевшие у стены на корточках, встали. Вместе с жандармами вытянулись по стойке «смирно». Каймакам шел, ни на кого не глядя. Заметив прошение, зажатое в руке Хайри Джана, он поманил его пальцем: