Факир Байкурт - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Факир Байкурт
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Факир Байкурт (род. в 1928 г.) — один из крупнейших современных турецких писателей. В сборник избранных произведений входит один из последних его романов, «Куропатка», сюжетная простота которого сочетается с панорамным показом современного общества снизу и до самых верхов. Такую же панораму разворачивают в своей совокупности и включенные в сборник рассказы, рисующие жизнь сельской и городской Турции, затрагивающие трудное положение турецких эмигрантов в странах Западной Европы.

Писательской манере Байкурта свойственны живость и занимательность, лукавый юмор, почерпнутый в народной среде.

Все произведения, включенные в сборник, публикуются впервые.

---

Дед сел на корточки перед одной из кучек, посидел, подумал, потом отгреб ладонью землю, так что стал виден вход в кротовью нору. Один из кольев он обтесал и заострил. Воткнул его в землю примерно в двух пядях от выхода из норы, а на самую дырку положил размятую луковицу.

— Теперь пошли отсюда, внучек, да побыстрее.

Далеко уходить мы не стали, а притаились рядышком. Сидим, ждем, а дед вроде как сам с собой разговаривает:

— Человек должен жить по-человечески. Сколь я ему (это он об отце) ни талдычу, как об стену горох. Ишь о чем жалеет — что канцелярской крысой не заделался! Жалеет, что крестьянствовать приходится! А рытики тем временем всю картошку сожрали. Этим тварям под землей любо — свежего воздуха боятся, ветра. Зато страсть как до лука охочи. Ну-ка, подумай, внучек, что бы ты сделал, будь кротом и учуй луковый дух. Побежал бы как миленький лучком лакомиться. Не так ли? Но и нас на козе не объедешь. Только он сунется к луку поближе — мы тут как тут. Вот погоди, сам увидишь, как с ним ловко справимся. Ежли клин начнет покачиваться, значит, рытик прямо под ним пробирается в своем лазе. Мы хлоп тесачком по колышку — ему в тот же миг конец придет. Бросим проклятущего подальше в кусты — лисицам на пропитание. И со вторым, и с третьим тем же манером разделаемся. Пока всех не изведем — не успокоюсь. Как на иной лад картошку сберечь? Из любого положения можно выход найти, главное — сметку иметь. А отцу твоему все побоку, о деле не радеет он.

Я глаз не спускал с торчащего кола, все ждал, когда начнется. Вдруг смотрю — земля начала вроде как пучиться, и какой-то звук глухой донесся до меня. А дед сам на себя не похож стал — подобрался в комок, напружился. Проворно метнулся он к колышку и тесак занес, но не бьет отчего-то.

— Ну же, дед, бей! Уйдет ведь, уйдет!

А дед словно замер, выжидает чего-то. Знает, верно, старый, когда в самый раз удар нанести. Глаза у него загорелись, так и впились в кротовий лаз. И вдруг — р-раз! — как шарахнет тесаком. Из-под земли только слабый писк раздался и тотчас утих.

— А теперь рой землю, — улыбаясь говорит дед.

Стою я в нерешительности, а дед поторапливает:

— Рой, рой, не бойся!

Двух вещей во мне дед не любит: моего простодушия и моей робости. «Тебе смелость в себе растить надо, — учит меня дед. — Ни перед кем и ни перед чем не робей: ни перед зверем, будь то хоть волк, хоть пес, хоть шакал, хоть змеюка, ни перед самим шайтаном. Ничего не бойся. Бей сразу наповал!»

Дед всегда говорил, что мы, деревенские, должны уметь за себя постоять.

Я начал копать землю, пока не появилась кротовая тушка и отдельно — отсеченная голова.

— Прямо как у французов гильотина, — сказал я и растолковал деду, что это за штуковина такая — гильотина. Но он плохо слушал меня, только приговаривал:

— Ты копай лучше, да поменьше пустословь. Расчисть землю поровней. Дались тебе эти хранцузы!

Дед заново приладил колышек и луковицу.

— Сейчас еще один припожалует. Думаешь, оставят это место? Как бы не так!

Рытик, которого мы только что прикончили, был здоровенный, с пол моей руки, пожалуй. Чем-то он на маленького ослика смахивал. Я его разглядываю, а дед в мою сторону даже не смотрит.

— Деда, а почему ты к другой куче не переходишь?

— Куда нам спешить? В каждом лазу по кротовой семье проживает, по трое-четверо. Мы их всех по очередке сничтожим.

Пробыли мы с дедом в поле аж до вечера. Восемь рытиков укокошили и бросили в кусты подальше, чтоб лисы да шакалы сожрали. Три дня возились, пока не очистили весь участок.

Теперь, когда я знал, как с кротами управиться, я решил сделать одно доброе дело. Взял клин, топор, несколько головок лука и пошел на картофельную делянку Гюльнаре. Мне хотелось, чтобы никто не узнал об этом, но жена чобана, тетушка Феден, увидела меня на поле Гюльнаре и разболтала ее матери. Как же благословляла меня мать Гюльнаре, как нахваливала!

— Пусть вся жизнь твоя будет светлой, сынок! Да исполнит Аллах все твои желания!

Ах, если б Аллах и впрямь исполнил все мои желания! Даже не все, а одно-единственное, самое заветное! И больше мне ничего в жизни не надо.

* * *

Не так давно был со мной один случай. Гулял я по лесу. На лужайке, смотрю, прямо у меня из-под ног так и брызжут в разные стороны зеленые кузнечики. Сначала я хотел открыть клетку: пусть моя куропаточка поохотится на кузнецов. Сама поймает — слаще будут казаться. Но, подумав, не стал ее выпускать. Еще чего доброго запутается в поросли диких маслин, занозится колючками. Я сам наловил кузнечиков, оборвал им крылья, пускай лакомится.

Иду я себе дальше и вдруг слышу: какие-то чудные звуки доносятся. Глянул и даже обомлел. На другом краю полянки в густых зарослях тамариска и диких маслин примостилась веселая семейка: дикая свинья с поросятами. Мамаша лежит на боку, вся ощетинилась, а детки прилипли к ее брюху, молоко сосут. Не знаю, сколько сосцов бывает у дикой свиньи, и поросят на таком расстоянии я не мог пересчитать. Видел только, что местечка свободного не оставалось. И такая у них там радость, такое довольство.

Честно говоря, я немного струхнул. Если свинья учует меня, мне несдобровать. Дед говорил, что они страсть какие злющие. Мамаша приподняла голову и обвела все вокруг своими маленькими глазками. Хорошо, я успел пригнуться за кустом. Не заметила она меня. Сижу, смотрю сквозь зеленые листочки тамариска. Свинья успокоилась, а поросятки знай себе дудонят.

Если б я был настоящим охотником, пусть даже американцем, я бы ни за что не стал по ним стрелять. А если б и дикая свинья доверилась мне, я бы дождался, пока поросята насосутся молока вдоволь, и поиграл бы с ними. Гладил бы их, ласкал, но обижать не стал. Потом я бы рассказал обо всем деду. Уверен, он остался бы мною доволен. Мне очень хочется, чтоб дед всегда был доволен мною. А вот матери рассказывать не стал бы. Она непременно раскудахталась бы: «Да как ты посмел, да как себя не поберег!» Может, она была бы и права. Стоит этой хрюшке учуять меня, как набросится, я и опомниться не успею — выпотрошит меня своими клычищами. В лучшем случае сама перепугается до одури и целый час бежать будет со своими поросятками. Ох и дуреха она! Небось долго выискивала местечко поспокойней, чтоб накормить своих деток, и вот не нашла ничего лучше, как расположиться вблизи от тропинки. Скоро зима, ей придется искать себе другое, более теплое и безопасное место. А тут слишком часто устраиваются охотничьи облавы. То наши деревенские мужики нагрянут со своими собаками, то из Чайоба, Кашлы или Чайырлы. Собаки куда проворнее поросят. Разве одной, свинье справиться с целой сворой? А поросята, те и вовсе беззащитны. И откуда такая вражда между людьми и зверьми?

Я вернулся в деревню. У дома Карами стоял наготове его джип. Карами купил эту машину в Анкаре, оттуда сюда пригнал своим ходом. Долго потом похвалялся перед всеми, что, мол, повезло ему на редкость, всего за тыщу лир купил джип у американской фирмы, за две тыщи отремонтировал, выходит, он обошелся ему всего в три тыщи. А джип — машина серьезная, по какому хочешь бездорожью пройдет. Теперь для него пара пустяков добраться в Кырыклы или Сулакчу. Пожалуй, золото в горах начнет искать.

У Карами три дочери. Старшая — Невин, средняя — Несрин и малышка Нильгюн. К тому ж три сына: Нуреттин, Невзат и Намык. Горожанам не по вкусу наши деревенские имена, им бы чего помудренее. Вот и Карами туда же — назвал всех своих детей так, чтобы имена на одну букву начинались. Ну и прохвост! Не зря мы с дедом его не любим.

«Любой, у кого есть дело в ильче, может рассчитывать на мой джип, — любит повторять Карами. — Всего за пять-шесть лир мигом домчу в Кырыклы. Деревня у нас дальняя, все, у кого есть хворые, будут теперь у меня в ногах валяться!»

Говорит и важно эдак ладонью себя по груди похлопывает.

4. Охота на кабанов

Рассказывает Яшар.

И опять наступило утро. Опять дед спозаранку вышел из дому, прошелся обычным путем — берег реки Ассар-Бойалыташ, тугаи — и вернулся домой. Мама возилась в хлеву. Али погнал скотину в стадо.

Завтрак был уже готов. Почесываясь и потягиваясь, я направился к столу и уселся на свое всегдашнее место. Отец чего-то был не в духе. Пришла чобанова жена тетушка Феден. Мама дала ей одну юфку и немного чёкелека[27]. Покрикивая и бранясь, чобан загнал наш скот в стадо. Нынче он погонит скотину на пастьбу в сторону Чай оба.

Чем бы заняться? А что отец будет делать? У брата Али какие планы? Чем ближе к осени, тем больше бездельных дней. Тоска!..

Вдруг слышу: с улицы доносятся какие-то вопли, крики, топанье множества бегущих ног. Дети, девки и бабы несутся как оглашенные, кричат, руками размахивают. Мужчины, напротив, стараются сохранить степенность, застегнуты на все пуговицы. Карами выгнал свой джип, Пашаджик напялил новый пиджак, а Мемишче ради такого случая нацепил часы с блестящей цепкой. Староста Бага Хамза впереди вышагивает, и все спешат мимо кладбища, к тугаям.